Рождественский подарок - Бинчи Мейв (лучшие книги онлайн txt) 📗

— Ты сейчас кого пытаешься в этом уверить — себя или маму?

— Я действительно так думаю, а ты считаешь, что это не так?

— Да, я тоже так думаю, но я же негодяй, прелюбодей, безработный муж, пьяный водитель. Я не имею права судить о таких вещах.

— Брось Ник, смешно слушать. Что было, то прошло. Я уже давно тебе это говорила.

— Нет, ты привыкла все время притворяться, ты слишком терпима…

— Послушай… — Лицо Хелен вспыхнуло от гнева. — Когда мама говорит о тебе гадости, я всегда на твоей стороне. В подобные моменты я чувствую такое единение с тобой, что просто дух захватывает! Ты не поверишь, с какой яростью я защищаю тебя, когда она начинает на тебя наговаривать. Не исключено, что ее нападки пошли нам на пользу, потому что каждая ее попытка поссорить нас только теснее нас сплачивает.

— Так ты действительно думаешь, что все «склеилось», или мы только притворяемся, что у нас все хорошо?

— Я не знаю, как это проверить. Например, мы можем сойти вниз, бросить ту тарелку на пол и, если она разобьется, сказать: «Да, она плохо была склеена».

Ник, казалось, был удовлетворен.

— И правда, твою сварливую мать есть за что благодарить. Она не давала нам принимать скоропалительных решений, пока «клей не затвердел». А теперь он застыл, скажи, Хелен?

Грохот внизу нарастал. Стук и треск теперь уже просто невозможно было игнорировать. Ник и Хелен встали и сорвали простыню с кровати, на которой уже не собирались спать следующей ночью. Они оставили в комнате дьявольский разгром. Теперь уже не надо поднимать обломки и смотреть, подходят ли разные части друг к другу. Некоторым супругам необходимо все обсуждать и обговаривать до посинения, но им это уже не нужно. Капризной даме, бушевавшей внизу, они показали свое истинное лицо. Еще четыре часа предстоит носить фальшивые улыбки, а потом — все! А ведь сколько людей надевают в Рождество такие улыбки, как детские карнавальные маски.

Морской окунь

Перевод И. Крейниной

Они познакомились в сочельник на рыбном рынке. Несмотря на раннее утро, здесь было многолюдно. Их руки случайно соприкоснулись, когда они указали на одного и того же морского окуня.

— Вот этого, — произнесли оба одновременно.

И тут же рассмеялись: она, учительница Дженет, он, владелец банка Лиам, и Хано, младший сын хозяина рыбной лавки.

— Берите вы, — галантно предложил Лиам.

— Нет-нет, вы первым его заметили, — возразила Дженет.

А Хано сказал:

— У него много братьев и сестер, всем хватит.

— Мне как-то неприятно думать о его братьях и сестрах, — покачала головой Дженет.

— Понимаю, но мы все привыкли немного лицемерить, правда? — Веселые морщинки собрались возле его лучистых, улыбающихся глаз.

— Кто это говорил, что никогда не сможет есть существ, у которых есть лицо? — задумчиво произнесла Дженет и внимательно оглядела прилавки с рыбой. У каждой было особое выражение и даже, если можно так сказать, свой характер.

— Эй! Вы, кажется, сейчас заставите нас питаться в Рождество лишь хлебом и сыром, — засмеялся Лиам.

Дженет вздохнула.

— Нет, в том-то и проблема: мы обычно последовательно отмечаем все минусы своего поведения и все же продолжаем вести себя по-старому.

— А я подхожу к этому вопросу иначе. Как страус, прячу голову в песок делаю вид, что у еды нет лица и у нее нет братьев и сестер. Я ее жарю на гриле и ем.

— Ну уж лучше варить на медленном огне или запекать в фольге. Для гриля это слишком крупная рыба. — Дженет решила отреагировать на буквальный смысл его слов, игнорируя подтекст.

— Выпейте со мной кофе, — вдруг предложил Лиам.

Хано завернул каждому по окуню. Дженет расплатилась наличными, а Лиам — золотой кредитной картой. Он взял девушку под руку и повел вдоль рядов к маленькому кафе, где посетители пили кофе из крохотных чашечек и закусывали аппетитной итальянской выпечкой. Хано помахал им вслед рукой. Ему хотелось пойти с ними и так же весело болтать и смеяться. Но за ним следили строгие глаза отца, дяди, а вдобавок еще и двух старших братьев. Сегодня один из самых бойких торговых дней в году. Надо работать, зазывать покупателей и обслуживать их, а не витать в облаках.

Все больше людей сейчас покупают для рождественского стола рыбу. Поездка на рынок в Пирмонте [14]превратилась почти в традицию. Это не просто поход за продуктами; посетителям нравится сама прогулка и процесс выбора. Вот взять хотя бы эту удаляющуюся парочку. Мужчина лет тридцати пяти — сорока явно состоятельный. На нем дорогое пальто — Хано пришлось бы четыре года работать, чтобы купить такое, — и золотые часы. Он подписал чек, даже не глядя на него. Конечно, у него нет необходимости самому ходить за рыбой — уж кто-нибудь ее бы доставил. Но, может, ему просто было одиноко? Или он поссорился с женой. А может, он холостяк или в разводе.

Дженет задавала себе те же вопросы, когда они шли к кофейне.

Но когда они уселись у окна, потягивая эспрессо и закусывая горячей фокаччей [15], ей уже было все равно, женат он или нет, ждали его дома двадцать человек или там не было ни души. С ним было так легко и приятно общаться! Они сидели на высоких стульях и обсуждали, как празднуют Рождество в разных странах. Лиам несколько раз встречал его в Нью-Йорке. И всякий раз было дождливо и холодно. Он вспомнил, как однажды вышел из офиса и попытался влиться в поток людей, пытающихся в последний момент купить какие-то подарки. Он ходил по магазинам, где толпились тысячи посетителей, одержимые одной идеей — побыстрее что-то ухватить и мчаться домой. В Нью-Йорке вообще очень короткие праздники, не такие, как здесь, в Сиднее, где каникулы длятся долго и все закрывается на несколько недель.

— Да, но ведь это для нас фактически летние каникулы, — сказала Дженет, как бы оправдываясь.

Она всегда почему-то считала необходимым извиняться за то, что у учителей такие большие отпуска. Друзья думали, что ее жизнь сплошной праздник. Но ведь они не знали, каково это — с утра до вечера слушать пронзительные детские крики. Ох уж эти юные личности, без конца самоутверждающиеся и все время, от первого звонка до последнего, требующие внимания! Конечно, она ни минуты не сожалеет, что стала учительницей. Она объяснила Лиаму, что никогда ни о чем другом и не мечтала. А еще она рассказала ему о Рождестве, которое как-то встречала во Франции. Предполагалось, что она углубит знание французского языка, но на самом деле углубился лишь ее интерес к вину.

Тут они стали обсуждать, кому какие нравятся вина. Мимо окна все ходили покупатели, рассматривая заваленные рыбой прилавки. Вода с них стекала в зарешеченные канализационные люки, туда же падали еще не растаявшие кусочки льда. А Дженет и Лиам все не могли наговориться. Каждый с замиранием сердца осознавал, что встретил близкого человека, и оба боялись задать друг другу главный вопрос, ответ на который мог уничтожить отношения еще до того, как они толком завязались. Рыбина, купленная каждым из них, была достаточно крупной, чтобы накормить целую семью. Однако ни у него, ни у нее на пальце не было кольца, к тому же было очевидно, что ни один из них не спешит домой. Но все это само по себе еще ничего не значило.

Когда официант в третий раз забрал пустые чашки, они поняли, что дальше играть в прятки невозможно.

— Если выпью еще, меня начнет трясти, — сказал Лиам.

— И меня тоже, — Дженет вдруг помрачнела.

— Что такое? — спросил он.

— Все мечтаю избавиться от школьной привычки произносить «и я тоже» или «можно, я первая?». Это, пожалуй, единственный недостаток работы с детьми — начинаешь перенимать все их фразочки.

— У вас есть дети? — Его вопрос был внезапным и прямолинейным.

— Около двухсот по последним подсчетам, — пошутила она. И, как бы извиняясь за этот несерьезный ответ, добавила: — Но ежедневно после четырех я забываю об их существовании.