Вояж - Стил Даниэла (полные книги .TXT) 📗
Мэдди затошнило от его речей.
– Я ушам своим не верю! – прошептала она. – Ее отец всю жизнь третировал ее мать, Филлис с этим выросла. Как и я. У многих та же история, Джек. Бывает, побоями дело не ограничивается, и мужчины убивают женщин, доказывая свою крутость и их никчемность. Это тебе тоже кажется невинным обменом оплеухами? Когда ты последний раз сталкивал женщину с лестницы, бил табуреткой, прижигал раскаленным утюгом, тыкал горящей сигаретой? Ты хоть представляешь, через что проходят все эти несчастные?
– Опять ты села на своего любимого конька, Мад! Это все исключения, а не правило. Конечно, по некоторым плачет психушка, но эти убивают не только женщин. Разве кто-то говорит, что мир избавлен от психов?
– Разница в том, что большинство этих женщин живут со своими мучителями или даже убийцами по десять, двадцать, пятьдесят лет и позволяют над собой всячески издеваться.
– Вот и выходит, что у самих женщин не все дома. Они всегда могут положить этому конец, просто уйти, но нет, они этого не делают. Черт, может, им все это нравится?
Никогда в жизни Мэдди не испытывала такого разочарования, как сейчас, потому что Джек говорил голосом большинства людей в мире. Она сомневалась, что способна до них достучаться, и чувствовала себя беспомощной.
– Чаще всего они слишком напуганы, чтобы уйти. Большинство мужчин, грозящих убить своих жен, рано или поздно совершают убийство. Статистика ужасает, да и сами женщины знают, что им грозит. Но им страшно уйти, страшно сбежать. У них дети, им некуда податься, у многих нет работы, почти у всех – денег. Их жизнь зашла в тупик, человек рядом грозит убить их или детей, а то и всех вместе, если они шелохнутся. Что бы ты сделал в таком положении? Обратился бы к своему адвокату?
– Нет, сбежал бы, как ты.
Тогда она попыталась зайти с другого боку.
– Жестокое обращение такого рода – привычка. Оно становится для тебя нормой. Ты с этим вырастаешь, все время это наблюдаешь, тебе твердят, что ты плохая и сама это заслужила, и ты этому веришь. Это как гипноз, ты полностью парализована. Ты изолирована от всех, совершенно одинока, тебе некуда идти, может, ты даже хочешь умереть, потому что это представляется тебе единственным выходом. – В голосе Мэдди слышались слезы. – Почему, по-твоему, я позволяла Бобби Джо поднимать на меня руку? Думаешь, мне это нравилось? Нет, я считала, что у меня нет выбора и я это заслужила. Родители говорили мне, что я плохая, Бобби Джо твердил, что я сама виновата, я ничего другого не знала, пока не встретила тебя, Джек.
Он ни разу не причинил ей боли, и уже это в ее представлении значило быть хорошим мужем.
– Вот и помни об этом, Мад, когда в следующий раз захочешь меня подвести. Я тебя пальцем не тронул и не трону. Вы счастливая женщина, миссис Хантер.
Он с улыбкой поднялся. Самолет уже подрулил к терминалу, и Джек потерял интерес к этой теме, такой важной для Мэдди.
– Наверное, именно поэтому я чувствую необходимость помогать другим, тем, кому повезло меньше, – сказала она, размышляя, почему его последние слова так ее задели. Но Джека этот разговор заметно утомил, и по дороге в Джорджтаун оба уже не касались волнующей темы.
Вечер прошел спокойно. Мэдди приготовила пасту, оба почитали, потом занялись любовью, хотя Мэдди совершенно не была к этому расположена. Она чувствовала обиду, даже горечь, и позже, лежа без сна, размышляла о том, что говорила о женщинах, страдающих от жестокого обращения. Она знала одно: в ее словах была правда, а то, что возразил Джек, и тем более КАК он это сделал, – сильно ее покоробило. Ночью ей приснился Бобби Джо, и она проснулась от собственного крика. Мэдди видела его налитые ненавистью глаза, его кулаки обрушивались на нее, а Джек стоял рядом и наблюдал за избиением, качая головой; она, зная, что сама во всем виновата, пыталась увернуться, но Бобби Джо снова и снова настигал ее.
Глава шестая
Следующий день в студии выдался очень суетливым. Нужно было много всего прочесть о военных действиях в Ираке и об американских потерях за выходные дни. Погибло еще пятеро морских пехотинцев, был сбит самолет, оба молодых летчика погибли. При всех стараниях Джека помочь президенту представить происходящее в позитивном ключе факты говорили сами за себя, и с тем, что с обеих сторон гибнут люди, невозможно было поспорить.
Рабочий день Мэдди завершился, как обычно, в восемь. Сегодня Хантеры были приглашены на официальный прием к бразильскому послу; Мэдди захватила с собой вечернее платье, чтобы переодеться после эфира. Когда она переодевалась у себя в гримерной, зазвонил телефон. Это был Джек.
– Я буду готова через пять минут.
– Придется тебе ехать туда без меня. У меня внезапная встреча.
Она догадалась, в чем дело: президент был встревожен реакцией общественности на потери в Ираке с начала военных действий.
– Наверное, тебя вызвали в Белый дом?
– Типа того.
– Ты подъедешь позже? – Она привыкла бывать на приемах одна, но ей больше нравилось общество мужа.
– Сомневаюсь. Придется кое над чем поломать голову. Увидимся дома. Если я освобожусь не поздно, то успею на прием, но на всякий случай уже перезвонил им и предупредил, что вряд ли буду. Прости, Мэдди.
– Ничего страшного. В Ираке все выглядит не блестяще, правда?
– Все будет хорошо. Мы найдем выход.
Его задачей было успокоить общество, но Мэдди сама все отлично понимала, да и Грег, конечно, не обольщался. Тем не менее в выпусках новостей не было никаких комментариев: ведущим не полагалось высказывать собственное мнение.
– До встречи, – сказал Джек и повесил трубку.
Мэдди переоделась в бледно-розовое платье, прекрасно подходящее к ее кремовой коже и темным волосам, в качестве украшений выбрала топазовые серьги того же оттенка, что и платье, и дополнила образ атласной накидкой. Джек оставил ей машину, а сам отправился в Белый дом на автомобиле телекомпании с водителем.
Посольство располагалось на Массачусетс-авеню. Там уже собралось человек сто, переговаривавшихся на испанском, португальском и французском языках под негромкие звуки самбы. Бразильский посол и его супруга всегда с блеском и изяществом развлекали гостей, пользуясь любовью в официальном Вашингтоне. Мэдди, оглядев толпу, с радостью обнаружила Билла Александера.
– Добрый вечер, Мэдди, – произнес он с теплой улыбкой, подойдя к ней. – Как поживаете?
– Отлично! Как провели уик-энд? – Они столько узнали друг о друге, что стали друзьями.
– Без происшествий: побывал в Вермонте, у детей. У сына там дом. У нас вышло увлекательное знакомство, вы согласны? Удивительно, как много людей так или иначе страдает от домашнего насилия или от насильственных преступлений. Самое странное – все мы считаем, что и другие ведут нормальную жизнь, но ведь это не так…
У Билла были темно-голубые глаза, почти как у нее, только еще темнее, тщательно причесанная густая седая шевелюра, ему очень шел смокинг. Ростом он был под два метра, Мэдди чувствовала себя рядом с ним малюткой.
– Я давно в этом убедилась. – Ведь даже сама первая леди, как оказалось, через это прошла! – Раньше я очень стыдилась своей юности, да и сейчас мне бывает неловко, но теперь я знаю, что такое случается и с другими. Но чувство вины не проходит.
– Наверное, самое главное и самое сложное – понять, что вы не виноваты. Уж в вашем случае – точно. Когда я вернулся в Вашингтон, мне сначала казалось – все, абсолютно все, считают, что Маргарет убил я.
Мэдди удивилась и, задавая следующий вопрос, смотрела на Билла с ласковой улыбкой:
– С чего вы взяли?
– Я сам так считал. И теперь осознаю, что страшно сглупил.
– То же самое могло бы произойти и без вашего участия. Вероятно, исход в любом случае был бы один. У террористов свои правила игры, Билл, вы же сами знаете.
– Трудновато с этим смириться, когда цена – жизнь любимого человека. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь это принять. – Он был с ней так откровенен, так честен! Ей это очень нравилось. Все в нем свидетельствовало о благородстве.
