Приманка для мужчин - Хоуг (Хоаг) Тэми (книги без сокращений TXT) 📗
— Мои братья по вере — божьи люди, — отсутствующим голосом произнес он. — Господь сподобил меня защитить народ его от слуг сатаны, которые хотят повести нас по пути греха.
Как та туристка, что вчера забрела к нему в мастерскую. Порочная тварь. Windfliegel. Шлюха. Пыталась соблазнить его, предложила ему себя. Английская блудница, желавшая позабавиться с наивным дикарем. Она дотронулась до него через брюки, и его плоть возбудилась, но сам он понимал, что это — еще одно испытание. Как Элизабет.
— Я думала, мы друзья, Аарон, — сказала Элизабет, пытаясь выиграть время. Мелькнула отчаянная надежда: вдруг удастся убедить его словами? Аарон взял напильник из ящика, и она безжалостно подавила желание метнуться в сторону. Тяни, тяни время. Не спеши. Еще шажок назад.
Аарон шевельнул бровью, и один уголок его губ поднялся в неловкой улыбке, которая когда-то так тронула ее.
— Ты — английская шлюха, — отчеканил он, ненавидя боль, которую испытывал от ее измены. Или то была его измена своей вере? Он возжелал ее, возжелал нераскаянную грешницу, подобную Еве, соблазнившей Адама. — Я видел тебя в окне. Ты была с мужчиной и предавалась разврату.
От этого признания Элизабет сделалось дурно, как будто ее ударили. Дыхание перехватило. Значит, тот взгляд, что она ощущала на себе, был взгляд Аарона. То была его злоба, его безумие. Она задохнулась от слез, во рту разлилась горечь. То, что случилось между ней и Дэном, много значило для нее. Оказывается, за ними подглядывал сумасшедший, в больном мозгу которого все увиденное трансформировалось в нечто мерзкое и позорное. От этой мысли у Элизабет заныло сердце. Ей стало жутко и стыдно.
Она посмотрела по сторонам, ища, чем ей защищаться или хотя бы прикрыться, чем отразить удар. Ничего. Стол далеко. Ножей рядом нет, нет даже бутылки виски, чтобы швырнуть в Аарона. В пределах досягаемости только куча обуви, перекочевавшая в угол. Элизабет сделала еще шаг назад, и на глаза ей попался кухонный стул. Тогда она. перевела взгляд обратно на Аарона.
— Аарон, господь не мог повелеть вам убивать людей. Как же тогда десять заповедей?
— Чти господа бога твоего, — возгласил Аарон, продвигаясь к ней вдоль шаткого фанерного стола. — Я — орудие господа.
Элизабет нервно сглотнула, сделала еще шаг, вслепую нашарила виниловую спинку стула скользкими от пота пальцами и вцепилась в нее изо всех сил.
— Терпеть не могу путать божьи планы, — выдавила она, задыхаясь, будто пробежала целую милю, — но, Аарон, погибать от рук убийцы в моей же кухне в мои планы тоже не входит.
Он не слышал. Элизабет ясно видела, он вообще не обратил внимания, сказала ли она что-нибудь. Сейчас он находился в особом мире, где-то внутри себя, и беззаветно верил, что слышит глас божий. Почему-то это было даже страшнее, чем его безумные речи. И ее он сейчас не послушает и не услышит ее воплей, когда вонзит в нее напильник. Тонкая ниточка, преграждавшая ему путь в безумие, уже порвалась.
Аарон поднял напильник над головой, как меч, и шагнул к ней. Элизабет схватила стул, готовясь швырнуть его в ноги нападающему, но спинка выскользнула из пальцев, как тающая льдышка, и стул с грохотом упал на пол, из оружия превратившись в препятствие. Что ж, это лучше, чем ничего. Другой возможности все равно не будет. Она круто развернулась и кинулась через столовую в гостиную, к двери парадного, которой никто никогда не пользовался.
Аарон не спеша шел следом. Сквозь гул крови в ушах Элизабет слышала скрежет отодвигаемого стула, гулкие шаги по дубовому полу столовой. Видимо, он был уверен, что деваться ей некуда. А если он прав? От этой мысли Элизабет вздрогнула, будто наступив босиком на битое стекло, и остатки самообладания покинули ее.
Она вбежала в гостиную, где Бонни Рэйт пела о разбитых сердцах. Музыка была медленной, томительно-печальной. Вкрадчивый блюз только подчеркивал ирреальность происходящего. Убийца преследовал ее под плавную, протяжную любовную мелодию, а у нее внутри все мчалось с бешеной скоростью: сердце, мысли, кровь в жилах, а вокруг все двигалось неспешно, как в замедленной киносъемке.
Элизабет ушибла раненое колено об угол журнального столика, переборола боль и побежала дальше, к спасительному выходу; подалась вперед, схватилась за ручку двери, пытаясь повернуть ее. Ручка выскользнула из пальцев, как мокрый кусок мыла. Всхлипывая и задыхаясь, она взялась поудобнее, повернула ручку, толкнула. Дверь не открывалась. Оглянувшись через плечо, Элизабет увидела, что Аарон уже в гостиной, и с остановившимся сердцем перевела взгляд на новенькую, блестящую желтой латунью круглую ручку с хитрым замком, который на днях врезал Аарон, чтобы ей было спокойнее.
Отпирать некогда, да и ключа нет. Аарон уже близко. Если не убежать сейчас же, он отрежет ей путь. В мозгу Элизабет бились тысячи лихорадочных мыслей. Если удастся выбраться из дома, что дальше? Есть ли в «Кадиллаке» ключи? А если мотор не заведется? Может, попробовать удрать в фургоне Аарона? Вдруг он и на улице не оставит ее в покое, догонит, убьет прямо на дороге? Тело бросит в кювет, и его обнаружит какой-нибудь прохожий или ее собственный сын, когда будет возвращаться с работы. Трейс. Трейс останется совсем один. Будет ли Дэн помогать ему? И плакать о ней?
— Шлюха! — возопил Аарон, обезумев от кипящего в крови адреналина. Убить, убить ее немедленно, пока она стоит у двери в полураспахнутом зеленом шелке, искушая его отринуть бога. Потрясая напильником, он бросился на нее.
Элизабет даже не хватило дыхания закричать. Стальное острие воткнулось в дверь в двух сантиметрах от ее шеи. Она отпрянула в сторону, споткнувшись о низкую скамеечку для ног; перелезла через кушетку, схватила за ножку настольную лампу, размахнулась и, как бейсбольной битой, ударила Аарона по плечу, когда он попытался заступить ей дорогу. Тяжелое основание лампы ударило его прямо в грудь, и он покачнулся и отступил назад, рыча от бешенства.
Она не оглянулась посмотреть, ранила его или нет, а побежала к лестнице, молясь всем святым, чтобы ей хватило времени. Ступеньки, будто в кошмарном сне, росли и множились, стены смыкались вокруг тесным туннелем, сужавшимся кверху. Элизабет бросилась туда, споткнулась, упала, начала карабкаться вверх на четвереньках, путаясь в полах халата. Мысль стремилась вперед быстрее, тело не успевало, но вот наконец она выбралась на площадку второго этажа и бросилась к себе в спальню.
Тяжелые ботинки Аарона уже бухали по ступеням, и он нараспев твердил что-то по-немецки. Элизабет упала на колени перед тумбочкой, до отказа вытащила ящик, вывалив на пол цветное облако перепутанных шелковых шарфиков, пустые сигаретные пачки, картонные пластинки из женских журналов с образцами духов, «Пустынный орел» и полную обойму к нему.
— Господи, пожалуйста. Прошу тебя, господи, — шептала она, непослушными руками поднимая пистолет. Хотела заправить обойму, но ее заклинило. Пальцы вдруг стали толстыми и неловкими, они все соскальзывали с гладкой вороненой стали, и тут Аарон распахнул дверь и встал на пороге.
— Я следил за тобой и ждал, — выдохнул он, сверкая глазами. — У тебя было время спасти себя от скверны.
Но она предпочла блуд. Он видел ее с шерифом, видел, как они целовались, впиваясь друг в друга, как дикие, голодные звери. Воспоминание распалило его, пробудило похоть, но следом за похотью внутри вспыхнул очистительный огонь ярости. Крепче сжав рукоять напильника, он переступил порог. Бог рассудил мудро: пусть смерть настигнет ее там, где она предавалась греху.
Магазин с легким щелчком встал на место. Прикусив губу, Элизабет сняла пистолет с предохранителя. Трясущимися руками, ничего не видя от слез, подняла «Пустынного орла» на уровень глаз, как учил Дэн, и нажала курок.
Дэн врезал по тормозам, и машину повело вбок. Из-под колес полетела гравийная крошка. Привязанная к фонарному столбу у дома лошадь испуганно шарахнулась в сторону. Перед глазами у Дэна все стояла мертвая блондинка. Картинка то вспыхивала, то гасла, как титры в кино: только была — и нет, раньше, чем он успевал выключить ее по своей воле. Как пульсирующий ритм — убита, убита, убита.
