Кто придет меня убить? - Малышева Анна Витальевна (книги без сокращений TXT) 📗
– Потому что… У меня появилась одна идея, не знаю только, как тебе сказать. Если бы я помог тебе здесь остаться, у меня есть влиятельные друзья…
– Нет – испуганно ответила Олеся. – Нет, я не соглашусь!
Борис помрачнел, исподлобья взглянул на нее. Она опомнилась, сменила тон:
– У меня же там мать, отец, братья… Нет, я не могу. Прости! Я тебе очень благодарна за предложение, но.. Это невозможно.
– Я понимаю . – вздохнул он. – Ты привязана к своей семье.
– Да, очень привязана! – солгала она. На самом деле она даже не скучала по родственникам. Иногда вспоминала братьев – кто теперь помогает им делать уроки?
Наверное, совсем оболванились без нее. Но у нее даже мысли не возникало, что она снова будет жить с ними.
Нет, не для этого она решилась сделать такой шаг!
– Поешь салат, – предложил Борис, делая вид, что уже забыл о ее невежливом возгласе. – Замечательный салат. Я все время думал о тебе, даже Ирен заметила.
Она все замечает, иногда не знаешь, так ли она мало осведомлена обо мне… Наверное, что-то подозревает, но не больше.
– Скажи, – Олеся жевала хрусткие, свежие листики салата, – если бы она развелась с тобой, ты бы огорчился?
– Это слишком сильно изменило бы мою жизнь, – признался он. – Это трудно. Но иногда я задумываюсь об этом.
– А твоя дочь? Ведь ты не хотел бы ее потерять? – Олеся расспрашивала его с каким-то садистским удовольствием – По-моему, ты никогда не порвешь с семьей по своему желанию.
– Я не так воспитан. Моя мать… Она обожала своего мужа, всегда говорила, что это был лучший человек на свете. Она до сих пор плачет, когда вспоминает его. Не знаю. По-моему, папа тоже изменял ей, но она как-то забыла об этом. С возрастом все забываешь. Мне он никогда не казался лучшим в мире человеком. Это был самый обычный человек, со всеми слабостями, пороками. Иногда я думаю, что стал похож на него. И мне неловко, что я не могу быть идеальным отцом для своих детей. А хотелось бы!
– У тебя красивая дочь… – машинально сказала Олеся. – Но совсем на тебя не похожа.
– Она напоминает мою мать в молодости, если верить фотографиям, – ответил Борис и вдруг надул щеки, шумно выпустил воздух:
– Олеся! А откуда ты знаешь мою дочь? Я никогда не показывал тебе фотографий!
– Я… – Она мучительно соображала, что ответить, и вдруг решила, что отвечать можно что угодно. Борис никогда уже не расскажет о том, что видел и слышал этим вечером. – Я как-то видела тебя с дочерью на улице.
– Где?
– На бульваре Распай.
– А, так это мы ходили к матери… – вздохнул он. – Боже мой, как тесно все переплетается. Еще минута, и ты могла бы поздороваться со мной. А Мадлен всегда все рассказывает Ирен… Боже мой!
– Зря ты испугался, я никогда бы не заговорила с тобой, если ты не один, – усмехнулась Олеся. – А твоя дочь очень мила. Только вот выглядит ребенком.
– Да, это даже странно… Впрочем, она и есть ребенок, хотя ей уже девятнадцать лет. Но она совсем не интересуется мальчиками и прочим. Я даже не знаю, что ее занимает. Наверное, ничего. Совершенно равнодушна ко всему, совершенно не приспособлена к жизни. Сущее дитя!
– А вот я не ребенок. Ведь мне тоже девятнадцать лет! – напомнила ему Олеся. – Тебе это не кажется странным?
– Ну нет, ты продукт иной системы.
– Чего продукт? – возмутилась она. – Ты говоришь обо мне как о предмете! Ненавижу такие выражения!
– Прости, я просто задумался. Я сам поеду в Россию, тогда, быть может, лучше пойму тебя.
– А зачем тебе меня понимать? – Она дернула плечом. – Достаточно спать со мной.
– Олеся, я тебя прошу! – Он умоляюще скривил губы. – Мне сегодня и так плохо, не устраивай сцен .
Чего же ты хочешь?! Кажется, что ты такая разумная, все понимаешь, а теперь такие слова…. Неужели ты хочешь, чтобы моя жизнь была разбита? А если я разведусь, так и будет. Кроме того, половина состояния принадлежит жене, если она заберет свои деньги из дела, моя фирма погибнет. А я как раз собирался немного расширяться.
– Меня это не волнует! – отрезала Олеся. – Можешь расширяться, сколько тебе угодно! И твой развод, и твоя разбитая жизнь – все это мимо!
– Что? – Он не понял ее выражения. – Что ты сказала?
– Я сказала, что можешь жить спокойно. Мне вообще от тебя ничего не надо. Зачем ты оправдывался?
Ненавижу оправдания!
– Сегодня вечером ты слишком многое ненавидишь, – пробормотал он. – Может быть, ты и меня ненавидишь?
– Нем-нож-ко! – по слогам отчеканила она.
Он затих, смотрел на нее с настоящей болью во взгляде, молча перебирал в руках салфетку. Потом отвернулся, шумно вздохнул и виновато произнес:
– Кажется, наш вечер не слишком удался. Ты не в настроении.
– Я в прекрасном настроении.
– Тогда я, наверное, что-то не так сказал.
– Нет, все в порядке.
– Тогда в чем дело?
– Не знаю… – Она снова закурила, посмотрела на свои руки. Они слегка дрожали. – Просто мне не нравится, когда ты изображаешь вечную любовь, понимание и всякое такое. Ведь хорошо знаешь, что в конце концов мы расстанемся, зачем же придумывать?
– Ты не романтична…
– Нет! – отрезала она. – И никогда не была романтична! И никогда не буду!
– Я тебя прошу, не надо портить вечер… Я с таким трудом солгал Ирен.
– Кстати, что ты ей сказал?
– Соврал, что у меня деловая встреча вечером.
– Она еще верит таким выдумкам? – сощурилась Олеся. – Золотая у тебя жена!
– Какая? Ах нет… Наверное, она и не верит, но поймать меня на лжи не может. Да и зачем это делать? Если бы она хотела развестись, наняла бы частного детектива, он бы проследил за мной… Но ведь Ирен никогда не согласится на развод.
Шампанское было выпито, устрицы уничтожены, от салата осталось несколько маленьких листиков. Олеся вздохнула, решительно встала, сбросила на пол полотенце. Борис следил за ней собачьими грустными глазами.
– Ты прав, не будем портить вечер, – сказала она. – Пока не поздно, помиримся?
– Никогда не поздно… – Он встал, подошел, нерешительно обнял ее за талию. Руки у него были холодные, безжизненные.
– Олеся… Если бы я мог что-то для тебя сделать…
– Ничего не нужно… – прошептала она в ответ. – Пойдем в спальню.
Она легла рядом с ним, прикрыла глаза, чуть-чуть пошевелила рукой. Он на карачках подполз к ее распластанному телу, прижался, прошептал:
– Будь ласковой, прошу тебя… Мне это так нужно…
– Да, – ответила она. – Буду такой, как ты хочешь. Давай быстрей.
Но быстрей не получалось, его посеревшее лицо выдавало болезненное состояние, руки по-прежнему были ледяными, сердце билось неровно, трудно. Олеся едва не выла от нетерпения, Борис казался ей противным, как никогда раньше. Он целовал ее, а она думала о другом. Покорно повернулась, как он просил, покорно обмякла под его тяжестью… Сжала зубы.
Вдруг он застонал, резко откинулся назад, упал на бок, поджал под себя ноги. Олеся злобно приподнялась на локте:
– Ну, в чем дело?
– Подожди… – Он ерзал по простыням, сбивая их в кучу. – Мне что-то нехорошо… Пройдет…
Она села, пристально посмотрела на него. Он лежал на спине, закрыв глаза, тяжело дышал, его поросшая черным волосом грудь колыхалась в такт дыханию…
Она взяла в руки подушку, помяла ее, прижала к своей груди, задумчиво глядя на это ненавистное лицо.
Торопиться не следовало, да она и не торопилась. Он сейчас боролся с другой болью, менее опасной, и скоро ему предстояло побороться еще с одной…
– Прости меня… – зашептал он, приоткрыв глаза. –Не ожидал… Знаешь… Надо бы вызвать врача.
– А я куда денусь? – спросила она. – Скажут потом, что тебя прихватило в постели со шлюхой.
– Нет, ты уйдешь… Вызови врача…
«Будь ты проклят! – выругалась она про себя. – Вот выбрал момент!» Все шло совсем не так, как она рассчитывала. Она уже выбрала способ убийства – пробьет ему голову прекрасно подходящей для этого штучкой – мраморной статуэткой, которая стояла рядом с кроватью, на столике, с левой стороны… Статуэтка была уродливая и дорогая и приходилась Олесе как раз по руке – она уже успела ее опробовать. Пробьет ему голову, когда он будет валяться, подыхая от блаженства, сопеть в подушку, в тот момент, когда не будет ждать от жизни ничего дурного… «В конце концов, это будет не такая уж плохая смерть! – говорила себе Олеся. – Умрет счастливым». А теперь он лежал с беспомощно раскрытыми глазами, и если подыхал, то от боли. И все просил:
