Ложные надежды (СИ) - "Нельма" (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Я знаю, кого он так сильно боится потерять.
Только не знаю, что мне теперь с этим делать.
***
Глеб появляется на пороге спальни ровно через то время, которое требуется для шести шагов, оделяющих её от коридора. От злобного хлопка закрывшейся за Кириллом двери с потолка слетело несколько крупинок штукатурки, и мне приходится зажмуриться на мгновение, чтобы перестать улыбаться.
— Кирилл ушёл, — сообщает он сухо спустя некоторое время и снова делает поистине драматичную паузу, ожидая от меня какой-либо реакции.
Ощущаю себя участницей какой-то нелепой творческой самодеятельности, где необходимо разыгрывать серьёзность, когда так и хочется засмеяться. Хохот, еле заглушенный мной недавно, до сих пор сидит в солнечном сплетении диковинным зверьком, который безустанно ворочается, копошится, царапается в попытке выбраться наружу, постепенно сводя меня с ума.
Потому что мне не весело. И вовсе не так хорошо, как наверняка должно было стать после ухода Зайцева, ведь именно этого я, — осознанно и нет, — добивалась беспощадно и яростно, провоцируя его с не меньшим успехом, чем прежде он меня.
Просто я не то, что нормально думать, а даже дышать не могу, пока он рядом. Хвойный запах, ставший моим проклятием на долгие годы и ставший моим спасением от ночных кошмаров, неизменно настигает, нагоняет, захватывает меня повсюду и обволакивает своим воображаемым теплом, даря обманчивое ощущение защищённости; мрачный взгляд забирается прямиком под кожу, заполняет меня изнутри и словно неотступно следует за мной по пятам, позволяя забыть об одиночестве; хриплый шёпот, пронзающие насквозь слова всё крутятся и крутятся в мыслях, подстёгивая из последних сил идти вперёд, чтобы добиться когда-то поставленных целей.
Почему ты, Кирилл? Почему из всех тысяч когда-либо встреченных мною людей мне нужен именно ты?
— Работаем в прежнем режиме, — снова подаёт голос Глеб, и на этот раз в нём проскакивает что-то такое, что не оставляет сомнений, что в случившемся скандале он винит именно меня.
Вполне заслуженно, на самом деле. Но я всё равно отрываю взгляд от скучной стены, заклеенной обоями в мелкий цветочек, и смотрю на него с укором и злостью.
— И сколько у меня времени?
— На что? — он приподнимает одну бровь вверх, достоверно изображая удивление, хотя без всяких сомнений понял, о чём идёт речь.
— До его появления здесь с таким видом, будто ничего не случилось.
— Думаю, что несколько недель.
Только хмыкаю в ответ, очень самонадеянно полагая, что на самом деле пройдёт лишь пара дней до нашей следующей встречи. Значит, мне следует поспешить и разобраться со своими намерениями до того, как эмоции опять полностью перекроют доступ к разуму, превратив меня из мыслящего и рассудительного человека в животное, следующее собственным инстинктам и самым низменным желаниям.
Чувствую, что Глеб очень хочет завести со мной по-настоящему серьёзный, даже, возможно, искренний разговор, но не знает, с какой стороны лучше подойти. Поэтому долго мнётся на пороге, прежде чем присесть на самый край кровати, и улыбается особенно очаровательно, от чего гримаса на моём лице становится ещё более отталкивающей.
— Я знаю, что с Кириллом бывает очень тяжело, — начинает он на вполне миролюбивой ноте, не обращая внимание на то, как сильно я хмурюсь, желая послать его к чертям с этими дешёвыми уловками. — Он требует от людей выкладываться на максимум, потому что сам, пожалуй, смог прыгнуть даже выше своей головы.
— К чему это, Глеб? Если ты хочешь рассказать мне что-то, подытожив это изрядно надоевшим «сделай выводы сама», то уволь, — наши взгляды встречаются, и я осознанно долго всматриваюсь в его янтарные глаза, улавливая в них то ли сомнение, то ли сожаление. При всей видимой простоте и прямолинейности именно Измайлов — самая тёмная и загадочная фигура, чьи мотивы у меня совсем не получается просчитать.
Теперь я понимаю, что связывает их с Кириллом: оба являются совсем не теми людьми, какими выглядят со стороны. Это невозможно назвать масками, искусной игрой или двуличием, нет: словно настоящие черти из преисподней притаились в человеском обличие.
Он прищуривается, улыбается снисходительно, позволяя разглядывать себя так открыто, всем своим самоуверенным и раздражающе-расслабленным видом насмехаясь надо мной: «Ты ничего не найдёшь, Маша. И ничего не поймёшь».
— Что ты хочешь узнать, Машенька? — знаю, что последнее вылетает из него вовсе не случайно, но только качаю головой, не засчитывая по-детски наивную попытку вывести меня из себя.
Единственного, у кого слишком легко получается всколыхнуть все мои эмоции, я уже прогнала отсюда.
На самом деле мне хотелось бы узнать слишком многое. Сухие, голые факты, чтобы опереться на них, потому что мне сполна хватило десяти лет догадок, лжи, неверных выводов и ложных надежд, превративших моё прошлое в болезненную иллюзию, а настоящее — в один паршивый день сурка.
— Ты всё равно не расскажешь мне правду.
— Не расскажу, — согласно кивает он, посмеиваясь, и, потерев подбородок, внезапно решает сменить тему: — Знаешь, Ксюша тебя очень любила. Сейчас я понимаю это особенно чётко.
— Я не хочу выслушивать это…
— Очень хочешь, — перебивает он решительно и грубо, всё с той же улыбкой на губах, и чуть придвигается ко мне, действуя плавно и грациозно, почти гипнотизируя взглядом, и моя спина упирается уже не в изголовье кровати, а в обжигающе-ледяную глыбу, царапающую кожу сквозь офисное платье из плотной ткани. — Она очень много говорила о тебе. С восторгом и воодушевлением, за которыми на первый взгляд скрывалась обычная зависть, ведь Ксюша категорически не хотела, чтобы ты когда-либо оказалась в Москве, намеренно держала тебя дальше от больших возможностей и перспектив. Она объясняла это тем, что тебе нечего было делать среди таких гиблых людей, в чьём окружении крутилась сама. Ты не представляешь, как же мне было интересно взглянуть на ту загадочную девочку-фиалку Машу.
— Взглянул? — почти шепчу, еле размыкаю парализованные губы, сильнее стискиваю пальцами покрывало, потому что хочется прижать ладони к ушам и запретить себе слышать, запоминать, осознавать то, о чём он говорит.
— Ага, — смеётся Глеб, — и я понял, что она на самом деле имела в виду. Ты же не остановишься ни перед чем на пути к своей цели, так, Маша? Дай тебе возможность распоряжаться чужими жизнями, и ты без зазрения совести этим воспользуешься. Не удивительно, что Ксюша сделала всё возможное, чтобы не подпустить вас с Кириллом друг к другу.
Он поднимается, но я слышу мягкую, осторожную поступь огромных лап, чуть задевающих паркет острыми когтями. Склоняет голову вбок, разглядывая меня с видом победителя, а сам принюхивается, чтобы учуять, пахнет ли от выбранной жертвы страхом и смирением со скорой страшной гибелью. Прячет руки в карманы брюк, в то же время как мощные мышцы плеч приходят в движение и напрягаются, принимая боевую позицию.
— То, что ты сказал, просто смешно, — произношу это равнодушно, с усилием расслабляя собственное лицо, пряча от львино-янтарного взгляда своё смятение. Хотя знаю, что бежать уже некуда.
Прыжок.
— Ты кремировала её, — острые зубы вонзаются прямо мне в шею и прокусывают насквозь, заливая слабо трепещущее тело горячей алой кровью. — А я, по правде говоря, очень хорошо знал Ксюшу. И все её страхи — тоже.
Глеб оглядывает меня напоследок, наслаждаясь видом только что растерзанной им добычи, и просто уходит.
Ксюша любила розы. На длинных стеблях, усеянных опасными шипами, с тёмно-зелёными листьями и вытянутыми огромными бутонами вызывающе-красного цвета, источающими обманчивый, нежно-цветочный аромат. И до слёз, до дрожи, до дикой и не поддающейся контролю паники боялась огня.
***
Первую ночь я так и не ложусь спать, до утра просиживаю на кухне перед ноутбуком и отбиваюсь от нескольких попыток добродушного Ромки составить мне компанию или уговорить на пару часиков сна. Самой себе готова признаться: слишком пугает меня то, что может присниться после всего случившегося.
