Богиня по ошибке - Каст Филис Кристина (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗

Благодаря этой работе я дошла до диплома и усвоила дна важных урока. Первое — мне не очень понравилась должность секретарши. Люди имеют склонность выпендриваться перед ними, словно те ничего не знают, тогда как обычно хороший секретарь в курсе всего, по крайней мере самого важного. Урок номер два: я ни за что и никогда не буду медсестрой. Поймите меня правильно: мне нравятся медсестры. Я их уважаю, ценю их труд, но просто не желаю быть одной из них. Кровь, испражнения, рвота, мокрота, необходимость лицезреть людские интимные органы, которые, как правило, далеки от привлекательности, и совать всякие трубки в отверстия на теле, когда вокруг полно всевозможной заразы и гадости, — нет, это не для меня.

Так я размышляла, вспоминала опыт, приобретенный за годы учебы, когда держала голову уже шестой женщины, в последнее мгновение испытавшей неукротимую потребность вывернуть свои внутренности наизнанку в сосуд, очень похожий на ночной горшок прямо из «Оливера Твиста». Тьфу!

За десять лет после окончания колледжа я изменила мнение о многих вещах, но только не об этом. Я не создана для роли медсестры, и точка.

Приступ закончился, я вытерла женщине лицо и только тогда с удивлением отметила, что испарина и болезненный цвет лица не позволили мне сразу разглядеть совсем юную девушку, вообще подростка.

— Лучше? — ласково спросила я.

— Да, миледи. — Ее голос звучал еле слышно, но губы затрепетали в улыбке. — У вас такая приятная прохладная рука.

Я помогла ей вновь опуститься на подушку и убрала волосы со взмокшего лба.

— Благословите меня, миледи.

У меня сердце защемило от этой просьбы. Так происходило каждый раз, когда кто-нибудь из больных просил моего благословения.

Не знаю, в который раз за этот день я опустила голову, закрыла глаза и произнесла молитву:

— Эпона, прошу тебя, помоги этой девочке, успокой ее. — После чего я открыла глаза, улыбнулась и пообещала, наверное, уже в тысячный раз: — Подойду к тебе позже, чтобы узнать, как дела.

Еле переставляя ноги, я побрела к кувшинам, в которых благодаря помощницам Каролана не иссякала чистая горячая вода. Я протянула руки, и одна из них полила на них, а вторая накапала мыло из бутылочки в мои ладони, сложенные лодочкой. Намыливая руки, я заметила, как Каролан осматривает всех больных, двигаясь от одной лежанки к другой уверенно и не торопясь. Казалось, он неистощим.

Я вытерла руки и потратила минутку, чтобы потянуться, покрутить головой из стороны в сторону, размять затекшую шею. Проклятье, плечи ныли невыносимо.

Меня окликнул чей-то слабый голосок. Я машинально ответила:

— Сейчас подойду, — но не могла сделать ни шагу.

В животе заурчало, и я попыталась вспомнить, как давно помощники Каролана приносили нам еду, чтобы подкрепиться, — сыр, хлеб, холодное мясо. Сыр был вырезан в виде сердечек, и мы с лекарем посмеялись над проделками Аланны.

Теперь меня удивляло, как вообще я могла тогда смеяться. Я была измучена, обессилена — и не только физически. Меня переполняли чувства. Я находилась в лазарете, старалась утешить серьезно больных людей. Кто я такая? Учитель английского из Оклахомы. А они мне верили. Даже просили благословения.

Рассказывать им истории — согласна. Читать им стихи — всегда пожалуйста. Даже объяснять символизм самых туманных и непонятных стихов Кольриджа — не возражаю.

Но исполнять роль богини или жрицы — нет уж, увольте.

Я чувствовала себя беспомощной, ни на что не годной, была близка к слезам, что для меня совершенно нехарактерно.

— Богиня, — едва слышно позвал меня кто-то из дальнего угла комнаты.

— Миледи, — услышала я голос Тэйры из той части лазарета, где мы собрали больных средней тяжести.

— Леди Рианнон, — произнес еще один голос, детский, из отсека для самых тяжелых больных.

Я приосанилась, запихнула выбившиеся пряди обратно в хвостик, стянутый на затылке, и попыталась собраться с силами как в прямом, так и в переносном смысле. Это было ужасно. Я словно находилась в классе, среди больных подростков, умолявших меня помочь им решить целую страницу сложных алгебраических уравнений. Но я ни черта не смыслю в дурацкой алгебре.

Я медленно двинулась на голос, к самым тяжелым больным, и поняла, как именно обстоит дело. Эти страдальцы были моими учениками.

«Нужно перестать жалеть себя и просто выполнять долг. Пусть мне не нравится роль медсестры. Главное то, что я не могу подхватить эту ужасную болезнь».

Здесь лежали больные. Я несла за них ответственность. In loco parentis [50] — больше чем абстрактный термин, особенно здесь, в запредельных мирах. Мне нужно было с этим смириться, перестать ныть и продолжать делать свое дело.

Вообще-то один светлый момент служил мне наградой. Я была абсолютно уверена в том, что в этом мире, в качестве ставленницы Богини, я принесла гораздо больше пользы, чем в Оклахоме, когда была учителем. Да и как могло быть иначе? Это можно было расценивать как своего рода продвижение по службе. Все-таки лучше, чем «уйти на повышение» в школьную администрацию.

— Что такое, милая? — Я взяла графин с водой с ближайшей тумбочки и помогла ребенку сделать глоточек.

Ее лицо, шею и руки покрывали жуткие гнойные волдыри. Когда девочка приоткрыла потрескавшиеся губы и попыталась напиться, я увидела, что и язык у нее весь в красных болячках. Вода пролилась на подбородок, я промокнула его краем простыни.

— Наверное, чудесно скакать верхом на Эпоне? — Юный голосок хрипел, как у заядлой курильщицы.

— Да, милая. — Я тщательно промокнула ей лицо куском влажной ткани, поднесенным мне одной из помощниц. — У нее такой ровный ход, что кажется, будто тебя несет ветер.

— А это правда, что она разговаривает с вами? — Ее глаза, блестящие от лихорадки, уставились в мои зрачки.

Я сразу узнала пыл истинной любительницы лошадей.

— Думаю, да. Она очень умненькая, знаешь ли. Девочка слабо кивнула.

— Как тебя зовут, милая?

— Кристианна, — прошептала она.

— Давай договоримся, Кристианна. — Девочка по-прежнему не сводила с меня глаз. — Ты поправишься, а я отведу тебя поболтать с Эпоной. Возможно, она даже скажет, что с удовольствием возьмет тебя на прогулку.

Я сказала так и тут же пожалела, потому что ребенок попытался сесть в постели.

— Спокойно! Это значит, что ты должна отдыхать и сосредоточиться только на выздоровлении.

Девочка со вздохом снова опустилась на замызганные простыни.

— Богиня, — с грустью произнесла она, — а лошадка действительно захочет со мной поговорить?

Внутренний голос нашептал мне слова, которые я повторила вслух:

— Эпона всегда ищет молодых, жаждущих услышать ее голос.

— Я хочу ее услышать… — Фраза оборвалась, когда ребенок то ли погрузился в сон, то ли отключился.

Я отложила в сторону компресс, печально посмотрела на распухшее личико и прошептала:

— Надеюсь, так и будет, милая.

Сначала я почувствовала теплую волну, идущую сзади, а потом уже услышала, как он произнес мое имя:

— Риа!

Я повернулась и чуть не врезалась в мускулистый торс Клан-Финтана.

— Ой, привет.

Я прекрасно сознавала, что похожа на сводную сестру Медузы горгоны со своей дурацкой рыжей шевелюрой. А он выглядел сильным, красивым и неотразимым. Как всегда.

— Нам не хватало тебя на воинском совете. — Его голос теплой патокой обволакивал мое больное тело.

— Прости, — сказала я, лихорадочно пытаясь перевязать волосы, придать им хоть какое-то подобие приличия.

Потом я глянула вниз, увидела, что весь перед одежды в пятнах рвоты, и сдалась.

— Надеюсь, ты объяснил им причину моего отсутствия?

— Да, они все поняли и даже похвалили твое чувство ответственности за людей, — проговорил Клан-Финтан, взял меня за руку и начал подталкивать к дверям.

Я успела заметить, что Каролан кивнул ему, перед тем как он распахнул двери и мы оказались в коридоре.