Книга Айви (ЛП) - Энджел Эми (список книг .TXT) 📗

продолжать вести себя так, будто я жду не дождусь его ухода. Здесь достаточно много места для

того, чтобы отдавать себя ему и прятаться от него, если это потребуется. Я просто должна

научиться жить в этом пространстве.

На стене в гостиной висит большая версия карты нашего города, такая же висит в мэрии. Я

встаю на на диван, чтобы поближе ее рассмотреть. На карте показаны все наши крупные

достопримечательности, как антропогенные, так и природные: мэрия, суд, река, теплицы, где мы

выращиваем большинство наших продуктов питания, солнечные панели, которые обеспечивают

наше электричество, вода и поля хлопка, которые мы используем для изготовления одежды.

Ограда.

По словам моего отца, первоначально ограда была построена, чтобы отделить диких

животных и людей. Не для того, чтобы удерживать нас внутри. Мы можем уйти, да. Но никто не

пытается. Потому что никто не знает, что там, за оградой. Какие ужасы могут скрываться за

горизонтом. У большинства людей здесь, по крайней мере, есть еда на столе, крыша над головой и

место для сна. Память о войне и рассказы наших бабушек и дедушек про голод и радиацию,

заставляют нас сидеть и не рыпаться.

Единственные люди, которые оказываются за оградой, — те, кого выгоняют туда за

преступления, как реальные, так и предполагаемые. Иногда кому-то удается вернуться, через

тоннель под забором или отверстие в нем. Но нет второго шанса. Если вы вернетесь после того,

как вас выгнали, вас ждет смертная казнь, без исключения. Мой отец сказал, что в первые дни

бандиты ломали заборы, пытаясь достать еду или оружие, но мы всегда были в состоянии

сражаться с ними и выгонять их. Но на моей памяти такого не случалось.

Я знаю, я не смогу сидеть в этом доме весь день и пялиться на стены, иначе я сойду с ума.

Можно сходить на рынок, но еще слишком рано для сообщения от Келли. Но даже если и так, я

смогу подышать свежим воздухом и успокоить мысли в голове.

Я никогда не была на рынке в этой части города, но я знаю, где это. Я выбираю долгий

путь, поэтому я иду мимо дома президента. Сегодня теплый, солнечный день, и

немногочисленные люди медленно прогуливаются по тротуару и катаются на велосипедах.

Некоторые из них украдкой поглядывают на меня, заставляя меня нервничать. Я опускаю голову

вниз и использую свои волосы, чтобы скрыть лицо.

Дом президента темный и словно безжизненный. Только один человек работает на

лужайке, толкая тачку мульчи. Я останавливаюсь и хватаюсь за железную решетку. Интересно,

Бишоп сейчас внутри дома и разговаривает со своим отцом, как разговариваю я со своим? Когда

садовник бросает на меня взгляд, я отпускаю забор и отхожу.

Я чувствую запах рынка до того, как вижу его. Запах яблок, перезрелых овощей, свежей

земли плыл по воздуху, и мое горло сжимается от тоски по рынку недалеко от дома моей семьи. Я

скучаю по нему даже больше, чем по мой дому. Я всегда чувствую себя комфортно там, где все

знают меня по имени. Мой отец, хоть и был лидером в нашей части города, всегда была

замкнутым, держа нас с Келли дома. Он верил в домашнее образование, и никогда не поощрял

дружбу с другими детьми. Но на рынке я чувствовала себя частью какого-то большого

сообщества, которое заботилось обо мне.

Но этот рынок, хоть и не отличался от моего, все равно был другим. Палатки больше и

ярче, и все продавцы мне незнакомы. Никто не хамит мне, но я знаю, что они следят за каждым

моим шагом. Женщина в платье протягивает мне булочку, когда я прохожу мимо ее стола.

— О, нет, — говорю я, качая головой. — Я ничего не покупаю.

Она улыбается.

— Без оплаты. Наслаждайся, — говорит она, и я понимаю, что невежливо отказываться. Я

беру выпечку из ее рук.

— Спасибо, — говорю я и улыбаясь.

— Не за что, миссис Латтимер, — говорит она, и улыбка сползает с моего лица. Они

собираются дарить мне подарки? Вот что значит быть женой Бишопа: все будут задабривать меня

только потому, что у меня его фамилия? Вот так живет Бишоп? Берет все, что ему дают без всякий

мыслей и сожалений?

Я отдаю булочку маленькой девочке, которая смотрела на меня восхищенными глазами.

Затем я прохожу через толпу и подхожу к небольшой палатке в конце ряда. Пожилой мужчина

продает разные приправы и варенье в красивых баночках с разноцветными веревочками на

крышках.

— Привет, — говорю я. Я притворяюсь, что изучаю банку горчицы.

— Привет, — говорит он в ответ, глядя на толпу позади меня. — Чем я могу вам помочь?

— одна его рука была забинтована.

— Нет, — я поставила банку с горчицей обратно. — Просто смотрю, — я выразительно

смотрю на него, и он осторожно покачал головой. Нет сообщений от Келли. Я знала, что так

будет, но все равно по моим венам бежит разочарование, и я расстраиваюсь. Но я не могу

позволить себе унывать. Она свяжется со мной, когда придет время. До тех пор, я должна

выяснить, как играть в жену Бишопа так, чтобы он верил.

В шесть часов его нет дома. Я сделала яичницу полчаса назад, и теперь она застыла на

плите. Я даже не могу обидеться или разозлиться, ведь я не спросила у него, куда он ушел и когда

вернется.

Я начинаю накрывать на стол, потому что не знаю, чем еще заняться. Когда входная дверь

открывается, я подхожу к плите и снова включаю конфорку.

— Привет, — кричу я, — Я здесь, — я морщусь, понимая, как глупо это звучит.

Он не отвечает, но я слышу его шаги в гостиной.

— Привет, — говорит он с порога кухни. Вчера я не заметила, какой у него глубокий и

задумчивый голос, пока пыталась успокоить свои нервы.

— Я приготовила ужин, — говорю я, глядя на него. Он облокотился на косяк двери,

скрестив руки на груди. Он одет в темно-серую футболку и потертые джинсы, и он выглядит

более комфортным в повседневной одежде, так же, как и я. Его густые темные волосы в

беспорядке, словно он проводит по ним рукой каждые несколько минут. Я возвращаю свое

внимание к яйцам и пытаюсь отклеить их от дна сковородки.

— Я надеюсь, что ты голодный, — говорю я. — Потому что я очень. Я почти ничего не ела

сегодня, — слишком быстро и слишком нервно говорю я.

Он не отвечает. Я еще раз смотрю на него, и он мне улыбается.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, наконец.

— Готовлю, — говорю я, кусая губу. Я пытаюсь, по крайней мере. Почему он не может

просто сделать что-нибудь? Он до сих пор не оправдал мои ожидания. Он молчит, не трогает

меня, даже сочувствует, по-моему. Внезапно я чувствую волну гнева на сестру. Она должна была

сказать мне, как вести себя с парнями.

— Хммм… — это все, что он говорит. Тишина окутывает нас, и я не знаю, как ее прервать.

Я резко кидаю деревянную лопатку в сковороду, и горячие кусочки яиц разлетаются во все

стороны и попадают мне на руку. Кожу обжигает, и на глазах выступают слезы.

Он подходит ко мне сзади и выключает конфорку. Он кладет руку на мое плечо, и я очень

стараюсь не вздрогнуть.

— Давай, — говорит он. — Пойдем, сядем.

Я оборачиваюсь, пытаясь состроить беспокойство на лице.

— А ужин?

— Я думаю, это может подождать.

Я следую за ним в гостиную и сажусь в одно из кресел, пока он устраивается на диване. Я

поджимаю ноги под себя и нервно начинаю щупать маленькие веревочки на диванной подушке.

На улице еще светло, но солнце начинает заходить, а окна нашей гостиной выходят на восток, из-

за чего в комнате полумрак. Он не включает лампу, и я рада. Будет проще и спокойнее.

— Я знаю, что это трудно, — говорит он. Он наклоняется вперед и кладет локти на колени,

глядя на пол. — Мне тоже не легко.