Ложные надежды (СИ) - "Нельма" (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
А после прорасти из сердца никому не нужными, брошенными цветами.
Я не позволю тебе сделать это со мной снова, Кирилл. Не позволю, не позволю, не позволю!
— Маша! — доносится до меня уже в коридоре, но я отмахиваюсь от этого голоса, утверждая, что он — только в моей голове. Всё это чёртово безумие, это проклятье, эта болезнь лишь в воображении запутавшегося в себе ребёнка, и ничего не существует.
Никогда не было утренних встреч, нерешительных прикосновений и влечения, противиться которому оказывалось не под силу. Никакой привязанности.
Не было раздирающей боли в груди, желания утонуть, лишь бы попытаться вытащить его с самого дна, объятий и сорванного дыхания под Луной. Никакой жалости.
Не было разговоров по душам; шёпота, бьющего прямиком в сердце; слов, навсегда выцарапанных внутри меня. Никакого доверия.
Никаких чувств, Маша. Цветы под ногами, вкус вишни и коньяка на губах и ту ночь — ты придумала себе сама. Всё это ложь!
Бегу по лестнице, перепрыгиваю через ступеньки, опасно поскальзываясь на покатых краях и не обращая внимание на то, что так и вылетела из квартиры в носках, не подумав обуться. Ссадины на ладони щиплет от грубого трения о шершавые деревянные перила, на последнем пролёте случайно ударяюсь прямо больным запястьем и до крови впиваюсь зубами себе в губу, сдерживая короткий вскрик.
Тише, тише.
Я опускаюсь на стоящую у подъезда скамейку, ладонями крепко держусь за её край, наклоняюсь вперёд, упираюсь взглядом в еле различимые очертания асфальта под ногами, подсвеченного только оборванным бледным полумесяцем на небе.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Душит, меня душит годами сдерживаемым испуганным воплем, пронзительным и тонким криком, так и оставшимся только в голове. И слезами, горькими и солёными, разъедающими меня изнутри.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Несколько минут, и голова перестанет кружиться, и в ушах уже не будет шуметь. Я смогу привести себя в норму, смогу натянуть на лицо маску «всё хорошо» и продолжать жить, не переставая мысленно гореть, тонуть, кричать и рыдать. И чувствовать.
Взгляд взлетает вверх, мгновенно находя маленькую красную точку зажженной сигареты аккурат в окне нашей кухне.
Нам пора уезжать отсюда.
***
— Маша, доброе утро! Как ваш настрой? Надеюсь, мои коллеги не сильно вас утомили? — голос Лирицкого бодр и весел, но сквозь круглогодичную праздничную мишуру всё равно пробивается серая и скучная основа, которую он так упорно пытается приукрасить.
Пока я покорно выслушиваю его приторно-заботливые вопросы, Зайцев, быстро и верно истолковав моё появление на кухне с прижатым к уху телефоном и чётко произнесённое «Я слушаю вас, Илья Сергеевич», успевает вернуться от бабушки и плотно закрывает за собой дверь, не дожидаясь, пока она убавит на минимум звуки очередной телепрограммы.
— Спасибо, всё хорошо, — отвечаю отрепетированную годами фразу, а сама наблюдаю за хмурым и напряжённым Кириллом, со взрывоопасной смесью злости и сожаления отмечая синяки у него под глазами, ставшие слишком яркими за последние несколько дней.
Я и сама сейчас больше похожа на привидение: бледная и потерянная, с непривычно отражающимися на лице эмоциями, заменившими родную и близкую угрюмость, с которой я свыклась и срослась за многие годы.
Пожалуй, даже отходя после операции я выглядела не настолько жалкой и беззащитной.
— Что, простите? — уточняю, тряхнув головой, потому что последние фразы Лирицкого пролетели мимо меня бессвязным фоновым шумом. Самое сложное — сохранять хоть какое-то подобие спокойствия, когда Кирилл удивлённо вздёргивает бровь вверх и улыбается снисходительно, всем своим видом ехидно напоминая о том, что нам обоим ясны причины моего сегодняшнего смятения.
И это даже обидно: кажется, будто его не коснулось ничего из произошедшего этой ночью. Только тёмные круги под тёмными же глазами, источающими ледяное спокойствие, и ненавистная мне маска безразличия на лице, которую всё чаще хочется содрать с него вместе с кожей.
— Я спросил, ждать ли вас завтра на работе, Маша? — хмыкает Лирицкий очень многозначительно, и только тогда я понимаю, что следовало бы вытрясти из Кирилла истинную причину, по которой меня согласились отправить в компанию Войцеховского как сомнительной приятности подарок.
— Я думала, что вы с Кириллом Андреевичем должны были сами определить сроки моей… командировки, — спотыкаюсь на середине фразы и вплотную прижимаюсь к столу, пропуская невесть зачем решившего протиснуться мимо меня Зайцева.
И с первым же будто случайным прикосновением его ладони к пояснице вздрагиваю, как от удара тока, сжимаюсь и напрягаюсь. Злюсь на него, на себя, потому что среди десятков вариантов поведения выбираю именно тот, где нужно просто сделать вид, что я терпеливо, через отвращение жду, пока его пальцы поднимутся вдоль позвоночника почти до лопатки и покинут меня.
Он мерзко ухмыляется и поднимает ладони вверх, демонстрируя, будто это — лишь нелепая случайность. А я даже не успеваю понять, хочу ли скривиться от злости или показать, что мне безразличны все его провокации, и остаюсь с тем же самым взволнованно-изумлённым выражением на лице.
— Предполагалось, что во вторник вы уже вернётесь к нам. Вас тут уже заждались, — насмешливо тянет он, явно намекая на Вику, и мне тут же приходится пожалеть о том, что динамик поставлен на максимум и Кирилл должен отчётливо слышать каждое слово. — Если Войцеховский не говорил вам ничего иного…
— Не говорил, — отзываюсь я, наблюдая за тем, как он сам стоит вполоборота, вытягивает из кармана сигарету и зажигалку и не спешит дать мне хоть малейшую подсказку.
— Отлично. Тогда просто держите меня в курсе любых изменений, ладно? Выпишу вам дополнительную премию, если избавите меня от необходимости напрямую решать дела с этим паршивцем, — весело смеётся Илья Сергеевич, и Зайцев фыркает, исподтишка поглядывая на меня.
— Я вас поняла, — добавляю в голос как можно больше прохладцы, чтобы до Лирицкого скорее дошло, что я не заинтересована в милой дружеской болтовне с ним. И факт того, что он спит с моей подругой, отнюдь не делает нас кем-то ближе начальника и подчинённой.
— Тогда до завтра, Машенька!
— До свидания, — сбрасываю вызов и морщусь, не в силах сдержать собственные эмоции. Меня коробит от этого обращения, и пусть Лирицкий произносит своё «Машенька» быстро, резко, даже слегка проглатывая окончание, а вовсе не растягивает по слогам почти нараспев, мне всё равно неизменно хочется одёрнуть его и запретить обращаться ко мне так.
Так же, как делает это только один единственный человек.
— Соколова! — его грубый, раздражённый голос настигает меня уже около двери, вынуждает замешкаться на пару мгновений и всё же нехотя обернуться.
Кирилл на меня не смотрит. Так и стоит, облокотившись бедром о подоконник и курит в приоткрытое окно, искривив тонкие губы в болезненной усмешке. Словно это не он позвал, остановил, вернул меня только что, не позволив сбежать так же, как все предыдущие три часа до этого, с того самого момента, как мы столкнулись в коридоре на рассвете.
Я сказала ему, что мы возвращаемся на поезде сегодня. Почти прошептала, когда мы стояли спиной друг к другу, и успокоила себя тем, что больше нам не о чем говорить. Проще вернуться в Москву в том же пропитанном ненавистью молчании, в котором мы из неё уезжали.
— Если Лирицкий будет спрашивать, ответишь честно, что не была у нас в офисе. Заполнила какие-то стандартные анкеты-опросники, написала свои пожелания и предложения к обеспечению комфортных условий работы для новых, неопытных сотрудников и всё. Прямо из дома. Почему я тебя отпустил — придумай сама, — его пальцы с силой вдавливают бычок в край жестяной банки, и от напора тот рвётся и оставшиеся крупинки табака рассыпаются по подоконнику. — Главное, рассказывай об этом вот с таким выражением брезгливости на лице, как сейчас. Оно идеально подойдёт под ситуацию.
— Хорошо, — пожимаю плечами с нарочито равнодушным видом и радуюсь, что голос не дрогнул в самый неподходящий момент, выдавая меня с потрохами.
