Земляничная тату - Хендерсон Лорен (читать книги регистрация .txt) 📗
Вид у него был еще более жеваный, чем накануне. От одежды воняло, а козлиная поросль на лице совершенно не походила на модную сейчас небритость. В Англии Лео непременно завел бы себе богатую блондиночку по имени Камилла или Мелисса, которая жила бы в фешенебельном районе и считала себя жуткой маргиналкой, потому что таскается по дешевым кабакам в обществе грязного наркодилера. Впрочем, подобные бабы обычно предпочитают чернокожих – если уж шокировать, так наповал. Правда, потом все эти Камиллы и Мелиссы выходят замуж за какого-нибудь Тоби или Пирса и всю оставшуюся жизнь вспоминают, как бунтовали в молодости.
Все это я выложила Лео. Мне казалось, что мои слова его позабавят. Так и вышло.
– Черт, не в той стране я живу! Здесь все только о деньгах и думают. Богатенькую телку так просто не подцепишь. У них все заранее расписано: первый брак, развод, второй брак. Нет у них времени валандаться с такими босяками, как я.
– Мой друг из Лос-Анжелеса рассказывал, что едва заводишь разговор с девушкой, как она первым делом спрашивает, какая у тебя машина.
– Ну да! Здесь то же самое. За рулем здесь сидят редко, но все решает твой социальный статус. Впрочем, в Нью-Йорке лучше, чем в Лос-Анжелесе. Здесь люди более настоящие. Ты им либо нравишься, либо они тебе говорят: «вали отсюда». В Лос-Анжелесе сплошная фальшь. Тебе улыбаются, ты поворачиваешься к человеку спиной и получаешь нож под лопатку. Так-то. И при этом все такие расслабленные. В Нью-Йорке же, наоборот, все ходят как бы под стрессом. – Лео ухмыльнулся.
– Ну, ты не выглядишь особо напряженным.
– Что есть то есть. Но я занимаюсь кундалини-йогой. Дыхание огня. Слыхала?
Я уже знала, что если человек начинает нести околесицу, лучше промолчать.
– Эй, приятель, сигаретки не найдется? – фальцетом спросил парень с плейером, склоняясь к нам с дружеской фамильярностью.
– Конечно, приятель.
Лео полез в карман и вытряхнул из потрепанной пачки сигарету. Парень кивнул в знак благодарности и вновь уткнулся в газету.
– Неужели здесь можно курить? – спросила я.
– Это же Ист-Виллидж. Весь район – одна большая зона для курящих. – Лео запихнул пачку обратно в карман. – Пошли?
В Лондоне на Восточную Вторую улицу не пожалели бы места. А здесь после Второй Авеню она казалось такой же узкой, как какой-нибудь переулок в Сохо. Улицу освещали лишь ядовито-желтые и огненно-красные отблески витрин непрезентабельных угловых лавчонок, оптимистично именующих себя магазинами деликатесов. Видимо, во всем мире для угловых магазинов существуют одни стандарты чистоты, вплоть до фруктов и овощей, выставленных на тротуаре и пропитанных выхлопными газами.
– Идти далековато, – предупредил Лео.
Цепочка, болтавшаяся у него на поясе, с каждым шагом била по ноге, звякая о металлическую пуговицу. Звук этот был практически единственным. Люди попадались редко, а Лео – из тех, кто открывает рот только в том случае, когда есть что сказать. Время от времени с ним здоровался редкий прохожий, однажды Лео задержался на перекрестке, чтобы обменяться бандитским рукопожатием с парнишкой, подпиравшим пожарный гидрант.
Мы свернули на авеню Б, ведущую в Нижний Ист-Сайд. Из-под огромной решетки прямо посреди дороги вырывался пар, похожий на дым. Словно под тонкой коркой асфальта обитало гигантское живое существо и этими клубами дыма напоминало людям о своем существовании. Нью-Йорк с его небоскребами – город, построенный для великанов. Так почему бы им не жить под землей, не смалить там сигареты, выпуская дым на волю?
– Сюда, – лаконично сказал Лео, ныряя в проулок, идущий вдоль большого обветшавшего здания.
Вопреки обыкновению, пожарная лестница находилась сзади: я уже привыкла к виду домов, чей фасад обезображен густым переплетением металлических конструкций; хотя иногда пожарные лестницы обладают своеобразной красотой, напоминая массивное кружево. Нетрудно было догадаться, почему именно этот дом оккупировали незаконные поселенцы. Расположение пожарной лестницы позволяло тайком добраться до любого этажа.
Лестница не доходила до земли. Лео подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину и подтянулся. Я последовала за ним, в который уже раз вознеся молчаливую молитву человеку, который изобрел мини-юбку с лайкрой. Помимо того, что такая юбка не мешает выполнять гимнастические упражнения, она еще и универсальна. Ну в какой другой одежде можно перемещаться от завтрака в ресторане и прогулки по магазинам к путешествиям по пожарным лестницам в угрюмых трущобах?
– Я думал, придется тебе помогать, – сказал Лео, окидывая меня оценивающим взглядом. – Мало кто из девушек способен на такое. Тренируешься?
– Чуть-чуть.
– Грудная клетка у тебя хорошо развита, – похвалил он.
Ну и страна. Все помешаны на физическом совершенстве, даже наркоманы.
Преодолев четыре пролета расшатанных железных ступеней, мы прошли по узкому балкончику и остановились у массивной железной двери, запертой на три висячих замка. На такой высоте дул ветерок – смрадный, загазованный, но все равно приятный. Ветерок ласково обвил мне шею, на мгновение нырнул за пазуху и ринулся вниз, погремел крышками мусорных баков и понесся дальше, охваченный беспокойством и любопытством – искать ночное развлечение получше.
От звяканья замков у меня по спине невольно пробежал холодок. Этот распадающийся на части дом, где каждая дверь запирается на замки и засовы, словно тюремная камера, эти призрачные силуэты, мелькающие в темноте… Воплощение фантазий Эдгара Аллана По, адаптированных для девяностых годов двадцатого века. Легко представить, что в одной из этих комнат замуровали человека и оставили умирать.
Лео открыл дверь, и я заставила себя встряхнуться. Подобная извращенная романтика может привидеться только в Нью-Йорке, где вдалеке воют сирены, а на горизонте маячат силуэты небоскребов. Вряд ли подобная фантазия посетила бы меня рядом с какой-нибудь развалиной в Хакни.
– Добро пожаловать в джунгли. – Лео знаком пригласил меня войти. – Посмотрим, есть ли сегодня свет. Есть.
Он щелкнул выключателем, и комнату залил мягкий свет.
Всюду висели и стояли, прислоненные к стене, живописные полотна – в разной степени завершенности. Стены были испещрены какими-то незнакомыми символами. В первый миг у меня волосы встали дыбом, я всерьез испугалась, что одна из этих кошмарных каракулей увеличится в размерах и засосет меня в свое чрево. Но ничего не произошло. От настенной росписи добром, конечно, не веяло, но и к черной магии она не относилась.
Я осмотрела комнату. Большой топчан в углу всколыхнул волну ностальгии по лежбищу в моей лондонской квартирке. Матрас Нэнси в сравнении с ним выглядел периной, и каждое утро приходилось выбираться из ямы, продавленной телом. В дальнем углу комнаты стоял большой полуразбитый музыкальный центр – весь заляпанный краской, словно радиоприемник маляра. За ширмой находилась раковина с подставленным под нее ведром, и унитаз, такой выщербленный и ветхий, что его, наверное, нашли на помойке. Длинный трехногий стол у правой стены был завален кистями и тюбиками. В комнате висел знакомый запах скипидара и масляной краски, к ним добавлялся слабый запах застоявшейся грязной воды, отдававшей кошачьей мочой.
– Наверное, ты целыми днями занимаешься живописью, – сказала я, присаживаясь на подлокотник древнего дивана перед таким же раздолбанным телевизором.
По всему периметру потолка тянулись слабые лампы-трубки, заливавшие комнату мягким светом. Я чувствовала себя здесь как дома; эта комната напоминала не только мою собственную студию, но и все те жилища, в которых обитали мои друзья.
Лео смущенно пожал плечами, потом закрыл дверь и принялся запирать замки.
– Ага. Насколько могу себе это позволить. Краски мне достаются бесплатно из соседнего магазинчика – они там часто неправильно смешивают цвета, или заказчики вдруг передумывают. А рамы можно подобрать на улице. Поразительно, чего только люди ни выбрасывают на помойку в этом городе. Но хранить все это… В основном, счищаю старые работы, или пишу поверх, или просто отдаю…
