Влюбленная в тебя - Гибсон Рэйчел (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– И я не хочу.
Стив стиснул ее руку и тихо сказал:
– Тогда забудьте. – Он привлек Мэг к себе и обнял. – Одно я знаю наверняка: вы не можете контролировать то, что говорят и делают другие.
– Вы говорите в точности как Майк. Он считает, что я не могу преодолеть прошлое, потому что живу этим прошлым. – Она положила голову на могучее плечо Стива.
– Может быть, вам нужно впустить в свою жизнь что-то новое, чтобы отвлечься от прошлого.
Когда Мэг была замужем за отцом Трэвиса, прошлое не тревожило ее так, как сейчас.
– Может быть, вам нужен кто-то.
– У меня есть Трэвис.
– Помимо вашего сына. – Наклонившись, он снова заговорил – заговорил, едва ли не касаясь ее губ. – Мэг, вы красивая женщина. Вам нужен мужчина.
Мэг открыла рот, чтобы ответить, но не могла сообразить, что же именно сказать. Прошло слишком много времени с тех пор, как мужчина говорил ей, что она – красивая. Слишком много времени прошло с тех пор, как она целовала кого-нибудь, кроме сына. Тут губы их соприкоснулись, и Стив ее поцеловал. Это был нежный и теплый поцелуй, и казалось, он будет длиться вечно на ее залитой солнечными лучами кухне. А когда он все-таки закончился, Стив взял ее лицо в свои шершавые ладони и сказал:
– Я очень давно хотел это сделать.
Облизнув губы, Мэг улыбнулась. Благодаря Стиву она почувствовала себя желанной и прекрасной – не просто матерью, официанткой или женщиной, которой уже стукнуло сорок.
– Стив, сколько вам лет?
– Тридцать четыре.
– Я старше вас на шесть лет.
– Это тебя смущает?
Мэг покачала головой:
– Нет, но для вас это может быть помехой.
– Возраст не бывает помехой. – Стив снова обнял ее и привлек к себе. – Только нужно придумать, как сказать Майку, что мне нужна его сестра.
Мэг с улыбкой обвила его шею руками. Она-то знала, что Майк рассказал ей далеко не все. В последнее время он делал тайну из своих отношений с Мэдди Джонс.
– Пусть сам догадается.
Глава 17
Лежа в постели, Мэдди чувствовала, что не в силах подняться. Во рту было сухо, а в душе – пусто. И она раз за разом спрашивала себя: «Почему я не сказала Майку раньше?» Ведь если бы сказала, кто она такая, в первый же вечер, когда появилась в «Морте», – он бы никогда не появился на ее пороге с ловушкой для мышей. Никогда не притронулся бы к ней и не целовал бы. И она никогда бы в него не влюбилась.
Снежок забралась на постель и направилась прямо к лицу хозяйки.
– Снежок, что ты делаешь? – спросила Мэдди хриплым от рыданий голосом. Она проплакала всю ночь! – Ты ведь знаешь, что мне не нравится шерсть. Это совершенно против правил.
Кошка забралась под одеяло и высунула мордочку прямо у Мэдди под подбородком. Мягкая шерстка щекотала ей горло.
– Мяу…
– Ты права. Кому нужны эти дурацкие правила? – Мэдди гладила кошку, а глаза ее снова наполнялись слезами. Она столько плакала ночью, что просто удивительно – неужели в организме осталась еще влага? По идее, должно было наступить обезвоживание. Действительно, почему она не сморщилась, как изюм?
Мэдди улеглась на спину и стала смотреть, как по потолку ползут тени. Она могла бы счастливо прожить всю жизнь, если бы не влюбилась. И была бы счастлива, так и не узнав, что такое сердечная боль и отчаяние, когда теряешь возлюбленного. Лорд Теннисон ошибался. Счастлив не тот, кто любил и потерял любовь, а тот, кто вовсе не знал любви! Она, Мэдди, предпочла бы не любить, чем полюбить Майка лишь затем, чтобы его потерять.
«Мне не больно, – сказал он. – Просто меня тошнит от тебя». Мэдди могла бы принять его гнев и даже ненависть, которую видела в его глазах, – но отвращение? Это ранило в самое сердце. Мужчина, которого она любила, мужчина, который пленил ее сердце, испытывал к ней отвращение. И зная, что он к ней испытывает, Мэдди хотела только одного: накрыться с головой одеялом и лежать, пока не утихнет боль.
Ближе к полудню у нее заболела спина. Подхватив котенка и одеяло, Мэдди встала и потом пролежала весь день и вечер на кушетке, бездумно глядя в телевизор. Со Снежком в обнимку она просмотрела даже «Кейт и Леопольд», – а ведь этот фильм она терпеть не могла. Мэдди решительно не понимала, зачем женщина, находясь в здравом уме, станет бросаться с моста ради мужчины.
Однако на сей раз неодобрение рассказанной в фильме истории не помешало ей рыдать в бумажные носовые платки. После «Кейт и Леопольда» она просмотрела также повторы «Дома сурикат» и реалити-шоу «Проект Подиум». Когда Мэдди не рыдала над злоключениями Леопольда, бедных сурикат и не переживала за Джеффри – с конкурса сняли его кожаные шорты, – она вспоминала Майка, вспомнила его лицо в те минуты, когда он рассказал о том, что его отец собирался бросить их мать ради Элис. Да, Элис была права насчет чувств Лока! Кто бы мог подумать?! Уж точно не она, Мэдди. То есть она, конечно, думала об этом, но, учитывая историю отношений Элис с мужчинами, особенно женатыми, да еще романы Лока, она никак не могла поверить в подобное.
Резоны Роуз относительно ее дальнейших поступков были классическим случаем потери самоконтроля (плюс ощущение потери самой себя). Типичное «если не мне, так не доставайся же ты никому», которое, случалось, анализировалось и исследовалось бесчисленное число раз на протяжении почти всей истории человечества.
Да, все было очень просто, теперь она знала правду, что очень облегчало задачу написания книги. Но в личном отношении ничего не менялось. Как ни крути, мать сделала неудачный выбор, который привел ее к гибели. Три человека погибли, и трое детей превратились в обездоленных сирот. В таком случае… так ли важен мотив?
Около полуночи Мэдди заснула и наутро проснулась такой же несчастной, как и накануне. А ведь она никогда раньше не хныкала и не рыдала… В основном потому, что еще в детстве поняла: слезы, страдания и жалость к себе приведут разве что в тупик. Чувствуя себя ходячим трупом, она тем не менее приняла душ и села за работу. Лежа в постели и страдая, книги не напишешь. Тем и хороша ее работа – ведь ее, кроме нее самой, не сделает никто.
События выстроились у нее на стене в хронологическом порядке, и все было готово. Сидя за столом, Мэдди начала писать.
«В три часа дня девятого июля Элис Джонс надела белую блузку и черную юбку и брызнула на запястья одеколоном. Это был ее первый день на новой работе, в баре «Хеннесси», и она хотела произвести хорошее впечатление. Бар «Хеннесси» был построен в тысяча девятьсот двадцать пятом, во времена «сухого закона», и семья разбогатела, продавая из-под прилавка хлебный спирт…»
Примерно в полдень Мэдди встала из-за стола, чтобы приготовить ленч. Покормила котенка и взяла диетическую колу. Она писала до полуночи, потом легла в постель и на следующее утро проснулась, обнаружив, что Снежок забралась под одеяло и свернулась клубочком у нее под самым подбородком.
– Это плохая привычка, – сказала она кошке.
Снежок замурлыкала – мерное рокочущее выражение любви. И Мэдди не хватило духу выгнать котенка из постели.
В течение следующих недель Снежок выработала массу вредных привычек. Ей непременно нужно было лежать на коленях у хозяйки, когда та работала над книгой, или разгуливать по письменному столу, сбрасывая на пол газетные заметки, ручки и блоки клейких листков.
Мэдди старалась занять себя работой. Писала по десять часов в день, проводя редкие перерывы на задней веранде, чтобы погреться на солнышке, а потом возвращалась к работе – и так до самого вечера, когда она, совсем обессилев, заваливалась спать.
В те минуты, когда ее ум не был занят работой, Мэдди вспоминала Майка. Пыталась представить, чем он занят, с кем встречается. Майк сказал, что не станет о ней думать, и Мэдди поверила. Уж если он сумел забыть прошлое, забыть ее, Мэдди, ему будет гораздо проще.
Если она улучала минуты, чтобы отдохнуть от работы, то вспоминала их с Майком разговоры, ленч на Лососевом озере и ночи, которые они провели в ее постели.
