Та, которой не стало - Браун Сандра (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
– Мне звонил Лоусон. Думаю, тебе тоже…
Дождавшись, пока она кивнет, он продолжил:
– Он сказал тебе, что дело закрыто?
– Да. У Лоусона, похоже, не осталось никаких вопросов. Ему все ясно.
– Ему-то ясно… А тебе?
Но ей не хотелось говорить об этом сейчас. Ей вообще не хотелось разговаривать, но Джем смотрел на нее так пристально, что она вынуждена была пояснить свои слова. Вздохнув, она сказала:
– Разумеется, я не могу судить обо всех обстоятельствах этого дела так же беспристрастно, как это делает Лоусон. Он опытный следователь, к тому же для него смерть Джиллиан – всего лишь эпизод, еще одно убийство, которое нужно поскорее раскрыть, чтобы спокойно сдать документы в архив и без помех заняться своими делами – выпить с друзьями пива, посмотреть по телику футбол или заняться любовью с женой.
– Лоусон женат, вот как? Мне показалось – у него повадкизакоренелого холостяка.
– Не придирайся к словам, ты прекрасно понял, что я имела в виду. Профессиональная объективность – вот что есть у него и чего не хватает мне. И, признаться, я ему завидую черной завистью.
– Это еще почему?
– Потому что мне тоже хотелось бы взглянуть на это убийство со стороны, исключить все эмоции и проанализировать его так, как это делает Лоусон.
– Но зачем, Мелина?
«Зачем? – подумала она. – Чтобы развеять собственные сомнения. Чтобы убедиться: все произошло именно так, как говорил детектив. Чтобы быть уверенной, что Дейлом Гордоном не двигало ничего, кроме его больной психики. Чтобы знать – мы ничего не пропустили».
Но она не собиралась делиться с Джемом своими сомнениями и тревогами.
– Ты прав, в этом нет никакого смысла. Просто я не могу смириться с ее смертью. Но дело закрыто.
– Да, закрыто. И, знаешь, я рад, что подонок, убивший Джиллиан, покончил с собой. Ведь если бы его взяли живым, нам пришлось бы присутствовать на процессе, видеть убийцу, раз за разом выслушивать все подробности. – Джем передернулся. – Лишь об одном я жалею, – добавил он, – о том, что Гордон не умер от моей руки.
Примерно то же самое она вчера говорила Лоусону, и при этом нисколько не кривила душой. Но сегодня что-то изменилось, и она жалела, что у нее не было возможности поговорить с Дейлом Гордоном и спросить, почему все-таки он совершил это убийство. Что заставило его пойти на такой отчаянный шаг. Было ли это только принявшее форму мании половое влечение или за этим таилось что-то еще?
Но теперь Дейл Гордон был мертв и не мог ответить ни на какие вопросы. И это было, наверное, главной причиной ее сожаления и тревоги. О побудительных мотивах преступника оставалось только гадать. Объяснения Лоусона, основанные на догадках и предположениях полицейских психологов, хотя и выглядели правдоподобно, отнюдь не объясняли всего. Во всяком случае, у нее вопросы остались, и она чувствовала, что не сможет спать спокойно, пока не найдет все ответы.
Словно прочтя ее мысли, Джем сказал:
– Я думал, ты обрадуешься, что дело закрыто.
– Я и обрадовалась. – Она с горечью улыбнулась. – Просто я очень, очень устала.
– А я знаю отличное средство от усталости.
– Я тоже. Таблетка снотворного и крепкий, долгий сон, если повезет, без сновидений.
– Без снотворного действительно не обойтись, – согласился Джем. – Но таблетку нужно принять в самом конце. Для начала нужно поесть, причем лучше всего – что-нибудь горячее. Я сам все приготовлю, – быстро добавил он, заметив ее протестующее движение. – Имей в виду: я не позволю тебе питаться печеньем и размороженными салатами, которые натащили к тебе в дом соседи. После ужина тебе нужно будет часок полежать в горячей ванне – это поможет тебе расслабиться. А после ванны я сделаю тебе массаж плеч и шеи. У меня это неплохо получается, впрочем, Джиллиан тебе, наверное, рассказывала. И только после этого я позволю тебе принять снотворное…
– Послушай, Джем, ты не очень обидишься, если я начну прямо со снотворного и пропущу все остальное?
– Обижусь, потому что, если я не сделаю для тебя всего, что только в моих силах, дух Джиллиан будет годами являться мне по ночам и укорять, что я о тебе не позаботился.
– Но, Джемми…
– Не вздумай говорить «нет». Отказа я все равно не приму.
Кристофер Харт и сам не знал, почему он чувствовал себя обязанным пойти на похороны. Решение отправиться в церковь, где проходила поминальная служба, он принял спонтанно, и это его беспокоило. Разумеется, этого требовала от него элементарная порядочность. Он даже готов был лично принести Мелине Ллойд свои соболезнования, однако, учитывая, что их последний разговор прошел на повышенных тонах, Харт был рад, что передумал и успел уехать до того, как ему представилась возможность поговорить с ней наедине.
Чего Харт по-прежнему не понимал, это почему он все еще торчит в Далласе. С формальной точки зрения, здесь его ничто больше не задерживало. На этом, считал Харт, все должно закончиться. Во всяком случае, так он думал, когда входил в бар ночного клуба.
– Бурбон с содовой, – сказал он, подходя к стойке.
Бармен налил в стакан виски и плеснул воды.
– Простите, вы случайно не…
– Нет, я – не он. Но меня часто за него принимают.
Это был случайный ночной клуб, расположенный довольно далеко от отеля, хотя и в том же привилегированном районе. Харт заглянул сюда, повинуясь минутному капризу. Насколько ему было известно, в это заведение любили заглядывать спортивные звезды, городские нувориши и золотая молодежь – сыновья и дочери власть имущих. Бармен, таким образом, давно привык к знаменитостям и научился уважать их стремление к уединению, когда они таковое высказывали. Поэтому он понимающе кивнул Харту.
– Следующая порция – за счет заведения.
– Благодарю, но мне хватит и одной.
Но Харт все-таки выпил еще немного. Сейчас ему больше всего на свете хотелось напиться. До отеля, рассудил он, можно в крайнем случае добраться на такси, а машину забрать завтра. Закавыка была в том, что напиться ему никак не удавалось. Даже после двух бурбонов он по-прежнему был трезв, как стеклышко, а Харт по собственному опыту знал, что такое начало не обещает ничего хорошего и что, как бы он ни старался, ему не удастся достичь приятной эйфории, когда все, что думает о нем Мелина Ллойд, потеряет всякое значение. В лучшем случае он просто свалится под стол без чувств, а назавтра все начнется сначала, и он снова станет размышлять о ней и о тех горьких словах, которые она швырнула ему в лицо. Нет, ничто не поможет ему забыться по той простой причине, что в этих обвинениях было слишком много правды. Харт действительно не хотел иметь никакого отношения к делу об убийстве. Он действительно солгал, когда сказал, будто между ним и Джиллиан Ллойд ничего не было. Он вообще не хотел ввязываться во что-либо подобное, боясь принять происходящее слишком близко к сердцу. События и люди – и тех и других он сторонился почти инстинктивно, хотя объяснить почему – не мог. Впрочем, Харт был почти уверен, что эта задачка окажется не по плечу и большинству специалистов-психологов. Его нельзя было назвать нелюдимом. Напротив, ему нравилось бывать в компании друзей, в обществе, просто в толпе. У него никогда не дрожали колени и не заплетался язык, когда нужно было выступить перед многочисленной аудиторией, да и от телевизионных камер он давно не шарахался.
И все же круг людей, которых он подпускал к себе, был ограничен, и установил этот предел он сам. Одно дело – общественная жизнь. На публике он мог позволить себе быть национальным героем, своим в доску парнем, готовым пожимать протянутые руки и раздавать автографы направо и налево. Но когда дело касалось его частной жизни, Харт становился совсем другим.
С профессиональной точки зрения, впрочем, его нежелание думать без определенных причин о посторонних людях было скорее достоинством, чем недостатком. Сидя за штурвалом реактивного истребителя или штурмовика, Харт управлял боевой машиной с холодной ясной головой, не позволяя себе задумываться о том, что теоретически каждая такая машина способна напрочь стереть с лица земли небольшой поселок вместе с жителями. Эта же отстраненность, дистанция, которую он поддерживал в отношениях с людьми, была совершенно необходима, чтобы командовать экипажем космического «челнока» и принимать жесткие, порой жестокие решения, от правильности которых зависели успех или неудача, жизнь или смерть.