Статус-Кво (СИ) - Лимова Александра (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
«...По коже воск...»
-… да, еще позвоните Арефьеву.- Наконец, оторвался от планшета и заметил меня. Взгляд застыл. Загорелся. Воспел песни падших, так знакомые моим демонам, встрепенувшимся внутри.
Он смотрел на меня так, будто бы уже прекрасно знал, что под шубой на мне ничего нет, кроме нижнего белья.
- Что ему сказать? – уточнил жрец его культа, поправляя очки перьевой ручкой.
«Твой опиум»
Он не сразу ответил. Не сразу. Совсем. Жрец был удивлен миллисекундной паузой своего божества.
«По коже воск… твой опиум»
- Семен, ты серьезно? – замораживающее произнес Роман Вадимович, не отводя от меня взгляда. – Ну, скажи ему «где деньги, Лебовски?»
- Будет сделано. – Очень серьезно кивнул жрец, торопливо черкнул что-то в планере. – Еще что-нибудь?
- У Андрея спроси, я ему уже надиктовал. Все.
«…Твой опиум…»*
Дверь закрылась. Лисовский сделал шаг назад и щелкнул замком. Прислонился спиной к двери, руки в карманы брюк. Серебро в глазах.
Встала с его кресла. Пальцы развязали пояс и песцовый мех соскользнул вниз с оголенных плеч. Открывая его взору бордовую комбинацию от Виктория Сикрет. На моем подрагивающем от его голодного взгляда теле.
- Ксения Егоровна? – взгляд темный, затягивающий.
- Роман Вадимович… - опираюсь бедром о его стол, и мой палец скользит ногтем по идеальным сметам на его рабочем столе, - не могу понять, где ошибка.. помогите мне, Роман Вадимович.
Мой кивок в сторону его кресла.
Усмехается, принимает правила. Идет неторопливо, взглядом скользит по моему телу. Останавливается рядом, прижимается сзади. Мягко отталкиваю и настойчивее киваю в сторону кресла.
Снова усмехается и падает в кресло, разворачивая его ко мне и чуть прикусив губу, поджигает во мне кровь одним взглядом. Возвращаю ему усмешку и указываю взглядом на бумаги.
Он читает. Пытается.
Демонстративно беру ручку с его стола, встаю между его широко разведенных ног и роняю. Встаю на колени. Он едва заметно улыбается, но взгляд скользит по строчкам. Скользит даже тогда, когда мои ладони с нажмом идут по внутренней стороне его бедер и достигают паха. Взгляд скользит по строчкам даже тогда, когда я справляюсь с его одеждой, высвобождая его эрекцию. Взгляд скользит, но дыхание ускоряется и срывается, когда я, лукаво улыбнувшись, прильнула к нему губами.
Стоит взгляду чуть ошибиться, остановиться, соскользнуть с бумаг – отстраняюсь. Как только возвращается – держу на грани.
- Тут нет ошибки, - прищуривает глаза, прикусывая губу и переводит взгляд на меня.
- Невнимательны, Роман Вадимович. Что-то вы совсем невнимательны. – Улыбаюсь, сглатывая разбавленную слюну, но не приближаясь и резко отбрасывая его руку, взявшую было меня за волосы. – Мне хочется поблагодарить вас за помощь, но как я могу это сделать, пока помощь не оказана?
- Су-у-ука… - почти стонет, глядя на меня с мучением, и неохотно возвращаясь к взглядом к бумагам, одновременно вздрагивая, когда я возвращаюсь к нему. – Чудо, блять, тут все правильн… сука... да я не могу… ну пра-а… вильно же!..
Отстраняюсь, чтобы сказать, что благодарна за помощь, а потом увеличить ритм и довести его, но не успеваю ничего сказать – дергает меня на себя, впивается в губы, разводя их горячим языком, и сжимает мое тело, запуская нехилый разряд электричества под кожу и заставляя напрочь забыть о задуманном. Треск ткани, краткий миг и я сбито застонала, ощутив его в себе.
По его коже Том Форд вместе с влагой тела, как ответ на внутренний жар. Слизываю. Пьянею. Растворяюсь. Двигаюсь сильнее. Настойчивее.
Дьявол танцует с бутылкой… В обоих. В особом стиле. В нашем особом стиле греха и порока. Жадного, неистового, до пожара, до спертого дыхания до желания… меток… и следов…
Моих меток на его теле.
Его следов на моем.
Ощущения от этого почему-то ярче и тела просто сатанеют. Срываются и двигаются. Он не успевает. Сдается. Сгорает. Еще живет. Но уже жадно готов податься под убивающие волны оргазма.
- В тебя… - хриплым срывающимся голосом с его губ.
- Не сейчас, Ром… - почти с мольбой в ответе.
Отстраняюсь до рокового момента, падаю на колени, успеваю прильнуть губами. И вижу его райский ад. Его адский рай. Пламя в холоде и лед в огне. Разрыв. По всем кончикам его нервных окончаний. До предела и невыносимости. Мой совершенный зверь. Идеальный, даже отдав своим дьяволам волю и свободу. Если порок когда-либо и был в физическом обличии, то сейчас он был его лучшим воплощением. Беспощадным. Не оставляющим шанса. Мой. Идеальный. Мой. Только мой.
Он негромко рассмеялся, когда я уселась на него и мои губы на его ключице поцеловали оставленный мной след. Рассмеялся хрипло, рассыпчато. Охеренно. И на моих плечах, груди и спине слегка ныла тяжесть оставленная от резкого и болезненно-пьянещего нажима его пальцев. И губ. Тоже оставивших множественные следы.
- Может, не поедешь? – Ромка приподнял пальцем мой подбородок и скользнул губами по шее. – Пусть братик один бабушку навестит. Мы с тобой позже приедем.
Я стушевалась, ибо сказано было это серьезно.
- Ром, мы просто на выходные. Давно не виделись, надо съездить… - Я попыталась отстранить его руку, сползающую по моей груди вниз. - Ром, да хорош…
- Два дня я буду один-одинешенек в холодной постели, чего ты разворчалась, м?.. Где твое понимание, милосердие, сопереживание? Молчим? Еще один палец…
***
- … И свечку за здравие поставила. Тебе и Кирюше с папой. – Бабушка бахнула тарелкой с пирожками на дубовый стол. – Вам надо сходить в церковь, Ксюша.
Я гыкнула на едва слышное Кировское «мы там на пороге испепелимся», и отпила чая.
- Что, Кирюш? – Бабушка села напротив нас, вглядываясь в лицо брата. – Ты что-то бледный и исхудал совсем. Егор тебя вообще не жалеет, надо будет с ним поговорить… Кирюша, ну-ка кушай! – Она строгим взглядом указала на тазик плова, поставленный перед Кириллом.
- Бабуля, но я не могу уже! – отчаянно посмотрел на бабулю брат. – Ну не лезет, правда!
- Ты всего-то две ложки съел! – возмутилась бабуля.
- Двадцать две! – заржала я. – Скоро раскабанеешь, Кир! Будем проемы дверей в «Радоне» расширять, чтобы ты по офису перекатывался без особых препятствий! Куплю себе прицеп, буду возить тебя на работу!
- Ксюша! – сурово отдернула меня бабуля, которой так и не удалось в меня впихнуть весь свой холодильник, потому что я наврала, что болит поджелудочная и есть мне сейчас нельзя.
Вообще, будь ее воля, бабуля нас бы связала и впихнула тонну еды. В детстве почти так и было.
- Ксюша, что врачи говорят? – Бабуля поправила на голове платочек от Шанель, который я ей привезла с Парижу, наврав, что «конечно на рынке, бабуля! Нет, не смей впихивать мне деньги! Он почти ничего не стоит!» и посмотрела в мои глаза. – Впрочем, не важно. Батюшка моей церкви, ну вы же знаете, тут на Краснознаменной церквушка рядом, куда я хожу, - знаем, конечно, знаем, и все там бабулю очень любят, потому что она делает нехилые пожертвования, батюшка вон недавно с Мазды на Мерседес пересел, намолил, видимо, - так вот, батюшка говорит, что все болезни от неправильного образа жизни. Надо пост держать и молиться богу…
- И сдохнуть от осложнений. Или против них в арсенале батюшки тоже молитвы есть?– Не удержавшись, съязвил Кир, но подавился пирожком под суровым взглядом бабули.
- Кирюша, не богохульничай!
Мы с братом в унисон хрюкнули от смеха, но тут же виновато потупились под строгим взглядом бабули.
- Ксюша, у тебя жених-то появился? – поинтересовалась она, взглядом заставляя Кира есть плов.
Я сделала опасную вещь – растерялась. Рука дернулась к безымянному правой руки, откуда я стянула кольцо, когда Кир за мной заехал, чтобы вместе отправиться к бабушке. Бабуля выжидательно изогнула бровь, я бросила взгляд на брата, заметившего это мое движение, и с трудом собралась, от вида того, как его перекосило.
- Нет, бабуль. Нет у нас нормальных женихов. – Ответила я, грустно вздохнув и старательно изображая печаль. Чувствуя, как от Кира волнами расходится злость.
