У любви свои законы - Ховард Линда (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Тревога вновь вернулась к ней, и она приготовилась к новому удару:
— Если ты посмеешь что-нибудь сделать… — Он нетерпеливо махнул рукой.
— Успокойся, ничего я не собираюсь делать. Я просто хотел сказать, что уважаю тебя за это и горжусь тобой. Я рад, что ты добилась такого успеха. Между прочим, я передал своему менеджеру в отеле, чтобы он уделял особое внимание тем туристическим группам, которых будешь присылать ты.
Уважает? Гордится?
Грей ушел. Фэйт осталась на месте, наконец-то дав волю слезам. Она знала, что не может доверять ему. Нет, она уже приняла решение поставить крест на его отеле и мнения своего не изменит, но…
Грей сказал, что гордится ею.
Глава 10
Моника задержалась в ванной. Ей необходимо было остаться на несколько минут одной, чтобы прийти в себя. Ее всегда несколько тревожила столь полная потеря контроля над собой. Майкл, казалось, не чувствовал этого: кончив, он становился сонным.
Она услышала, как скрипнула кровать. Наверное, потянулся к пепельнице, чтобы затушить окурок. Майкл курил мало, все пытался бросить, но после секса ему было трудно сопротивляться соблазну выкурить сигарету. Сегодня, когда он прикуривал, рука его дрожала, и огонек зажигалки мелко заплясал. Это наполнило ее невыразимой нежностью, и она, уйдя в ванную, задержалась там дольше обычного, чтобы он ничего не заметил. Достаточно было того, что он видел, что творится с ней, когда он входит в нее. Как она стонет, цепляется за него влажными от пота руками, как неистово двигает бедрами. Моника пыталась сдерживаться, но у нее не получалось. А как сильно она увлажнялась внутри!.. Когда Майкл входил и выходил из нее, часто слышались отчетливые хлюпающие звуки, которые способны были кого угодно привести в смущение. Но тогда Моника не обращала на них внимания. В те минуты она была не в состоянии думать ни о чем, кроме бешеной лихорадки страсти, бурлившей в ней. Только позже вспоминала, и становилось стыдно.
С Алексом все было по-другому. С ним она держала себя в руках. Его это устраивало, и она знала почему: он силился представить, что это не она, а мама…
Монике не хотелось заниматься этим с Алексом, но она занималась. Ей нечем было оправдываться перед собой. Она даже не могла бы сказать, что он ее принуждает. Она любила Алекса, но… он был ей почти как отец. Он не мог, конечно, заменить папу. Никому это не было дано. Но Алекс был его лучшим другом и, узнав о его исчезновении, страдал не меньше ее самой. Он пришел им всем на помощь. Они смогли опереться на его плечо, выплакаться ему в жилетку. В первые, самые страшные для Моники дни ей даже удавалось представить себе на минутку, что Алекс — это и есть отец и что ничего не произошло.
Но притворяться долго она не могла. Тот кошмарный день, который она впервые в жизни встретила без отца, многое изменил в ней. И она постепенно смирилась с тем, что, как прежде, уже не будет никогда. Папа не вернется. Своей собственной семье он предпочел жизнь в объятиях проститутки. Выходило, что он не любит маму и никогда не любил.
Маму любил Алекс. Бедняжка! Моника уже и не помнила, когда поняла это, когда впервые перехватила его печальный и преданный взгляд, устремленный на Ноэль. Кажется, это произошло спустя уже несколько лет после того, как их бросил отец. Тогда Алекс только-только начал ходить к ним ужинать. Маму было нелегко уговорить, но он уговорил. Вообще он умел воздействовать на нее гораздо сильнее, чем это когда-либо удавалось Монике или Грею. Алекс нежно ухаживал за ней, может, в этом была причина того, что Ноэль со временем стала оттаивать. Папа никогда так не обращался с ней. Он был с Ноэль вежлив, нежен, но было видно, что по-настоящему не любит. А Алекс любил.
Ей вспомнился вечер, когда это случилось между ними впервые. Грей отсутствовал по делам в Новом Орлеане. Мама спустилась к ужину, но, несмотря на все старания Алекса, пребывала в более гнетущем расположении духа, чем обычно. Моника видела, что ей было трудно даже просто поужинать с ними. Сразу же после ужина, не обратив внимания на мольбы Алекса, она поднялась к себе. Моника поймала его опустошенный взгляд и, повинуясь внезапному импульсу, сочувственно коснулась его руки, желая ободрить и утешить.
За окнами стоял морозный зимний вечер. В гостиной был натоплен камин, поэтому они перешли туда. Моника твердо решила сделать все от нее зависящее, только бы изгнать эту затравленность из его глаз… Они сели на диван перед огнем, разговорились. Алекс потягивал свой любимый коньяк. В доме было тихо, в комнате царил полумрак, горела лишь настольная лампа. В камине тихо потрескивал огонь. Должно быть, при таком скудном свете она внешне напомнила ему маму. В тот вечер она заплела темные волосы в узел, как у Ноэль. А в одежде Моника всегда придерживалась консервативного классического стиля, который предпочитала и мама. И то, что случилось затем, было прямым следствием совокупности обстоятельств: коньяка, полумрака в комнате, тишины, его печали и ее внешнего сходства с матерью…
Сначала они поцеловались, потом еще раз, еще. Он распустил ее волосы, с его уст сорвался негромкий стон.
Моника и по сей час помнила, с какой бешеной силой колотилось у нее сердце, разрывавшееся от страшных предчувствий и одновременно какой-то почти болезненной жалости к Алексу. Он благоговейно дотрагивался до ее грудей, но только через одежду. А когда пришло время задрать юбку, то он поднял ее лишь ровно настолько, чтобы обнажить то, что ему требовалось. Казалось, не желая посягать на ее скромность, он строго следил за тем, чтобы совершать только самые необходимые движения. Ей сейчас смутно припомнились те ощущения, которые посетили ее, когда она… нет, не увидела, а почувствовала его возбужденную плоть… Сначала она ощутила давление, потом острую боль и резкие толчки Алекса внутри себя… Все это со временем словно подернулось в ее сознании какой-то дымкой. Одно она запомнила четко… Как он сорвавшимся голосом прошептал в тишине:
— Ноэль…
Кажется, он даже не понял, что лишил Монику девственности. Он уверил себя в том, что был вместе с мамой… А в ее сознании… Господи, помоги!.. В ее сознании он был папой.
Мысль, которая тогда явилась ей, была настолько отвратительна, что Монике до сих пор становилось дурно, когда она вспоминала. У нее никогда не было никаких сексуальных чувств к отцу. Она вообще не интересовалась сексом до тех пор, пока в ее жизни не появился Майкл. Но в ту ночь, когда она была близка с Алексом, Монику посетили эти чувства. Она тогда подумала: «Может быть, он не бросил бы нас, если бы я дала ему то, в чем отказывала мама».
То есть Моника готова была заменить маму, предлагая себя в качестве некоей взятки отцу, чтобы он остался.
Бедный Алекс… Бедная Моника… Они оба словно не видели друг друга, и каждый напрягал воображение, силясь представить себе другого человека… Да, вот бы Фрейд порадовался.
Но та ночь стояла первой в ряду многих, которые последовали за ней. Моника спала с Алексом вот уже семь лет. Не так уж часто, по правде говоря. За один последний год Майкл был с ней, наверное, больше, чем Алекс за все семь. Алексу было стыдно. Он всегда смотрел на нее такими глазами, будто извинялся за что-то. Но приходил снова и снова. Ему было невыносимо горько от осознания, что Ноэль никогда не ляжет с ним в постель. И Алексу требовалось получить хоть какой-нибудь суррогат. Моника давала ему краткое облегчение.
Он никогда не подходил к ней с этим, когда Грей бывал дома. Только когда он уезжал из города по делам.
Последний раз это было всего два дня назад. Грей был в Новом Орлеане. Она, как обычно, пришла к Алексу на работу, и они занимались этим на диване в его кабинете. У них всегда все заканчивалось очень быстро. Алекс ни разу за все эти семь лет не раздел ее. Да и Моника никогда не видела его обнаженным. Прошло уже столько лет, а он все еще смотрел на нее такими глазами, будто извинялся за то, что видит не ее, а маму. И вообще словно хотел сказать, что понимает: все это нехорошо, неестественно. Он кончил быстро; Моника наскоро привела себя в порядок и ушла домой.
