Рецепт идеальной мечты - Литвиновы Анна и Сергей (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Старался непрерывно работать правой рукой и ногами. "Только бы не свело судорогой, – думал он. – И еще – надо все время двигаться".
Огонек на берегу, казалось, не приближался ни на дюйм. От постоянного холода сознание помрачилось.
В голове осталась лишь одна мысль, одна команда, которую он давал сам себе: "Плыть!" И еще – крик, от которого задыхался весь его организм: "Тепла!!"
…Полуянов не понимал, сколько времени он находится в ледяной воде. И – далеко ли до берега. Окно в доме погасло, и он видел перед собой лишь черную громаду берега. И сереющее над ним облачное небо.
В какой-то момент ему вдруг даже показалось, что он заблудился. Что он плывет в не правильном направлении. Что он движется к противоположному берегу бухты. Сознание его помрачилось.
Он забарахтался, в ужасе стал оглядываться. Нет, до другого берега залива – куда дальше. Слава богу. Но как же холодно!..
Полуянов снова поплыл вперед, толкая перед собой пакет-пузырь с одеждой. Тот покачивался на волнах.
В какой-то момент он понял, что ему больше не холодно. Ледяная вода стала для него привычной – так в какой-то момент привыкаешь к любой боли.
Он плыл и плыл – отработанными движениями, размеренно. У него не осталось ни мыслей, ни чувств. Одно равнодушие – черное, как вода вокруг. Самым страшным теперь казалось, что он не знает: сколько ему еще плыть. И далеко ли до берега.
И вдруг левую его ногу свела судорога. Боль была такая, что Дима, во весь голос, завопил: "Ма-мма!" Боль была такой сильной и протяженной – от кончиков пальцев до поясницы, – что глаза его вылезали из орбит.
Он не мог больше плыть. Ухватился обеими руками замешок.
Его куда-то сносило течение и волны. От холода и боли мутилось сознание. Дима уже не понимал, где он находится, и зачем, и что происходит вокруг.
В какой-то момент он потерял сознание – потому что вдруг вдохнул, а оказалось, что вокруг него – и сверху, и сбоку – вода. Ледяная вода попала в рот, в легкие. Он очнулся, заметался – и вынырнул. Закашлялся. Захватил воздух ртом. По подбородку потекла соленая влага.
Он навалился грудью на свой мешок с одеждой. Попытался прийти в себя, понять, где он находится, что происходит – и только тут с удивлением отметил, что судорога в ноге отпустила, как и не было ее.
Полуянов подвигал ногами в воде – и тут его правая нога уперлась во что-то твердое. Он подвигал левой ногой.
Это было дно. Он стоял. Пусть на цыпочках – но стоял.
А впереди, метрах в двадцати, на серо-черном фоне залива выделялась накатывающаяся на берег белая кромка прибоя.
* * *
Дима не помнил, как он выбрался из воды. Казалось, его сознание полностью отключилось на это время. Сохранилось в памяти: он стоит на берегу, голый, и его бьет дрожь. Он дрожит всем телом так, что не может сделать ни одного движения. Просто стоит и трясется.
Белый пакет лежит у его ног. Он понимает: надо разорвать его. Надо достать одежду – но не может пошевелиться, только трясется.
Он не помнил, сколько так простоял. А затем вдруг дрожь прошла. Он неожиданно почувствовал – одновременно! – и слабость, и дикую усталость, и восторг.
Он все-таки сделал это.
Он наклонился и по-звериному, ногтями и зубами, разорвал полиэтиленовый пакет. Затем – еще один.
На удивление, одежда не промокла. Он развернул и надел, прямо на голое тело, куртку. Застегнулся. Сразу стало теплее.
Вытащил из трусов пакет с бумажником. Бросил его на песок. Стащил трусы. Приплясывая, натянул на мокрое тело джинсы. Сел на песок, надел носки, кроссовки.
Снял куртку, нацепил рубашку. Снова надел куртку и застегнул на все пуговицы.
По-прежнему было холодно – но уже далеко не так всеохватно, нестерпимо, как в воде.
Полуянов начал приседать. Приседал долго, до изнеможения, пока не сбилось дыхание. Потом упал на песок и сделал тридцать отжиманий. Дыхание стало совсем частым, хриплым – зато ощущение холода ушло.
Он подобрал сверток с бумажником, разорвал его.
Кредитные карты оказались целы. Купюры были лишь слегка подмочены.
Полуянов сунул бумажник в карман куртки. На песке остались белеть полиэтиленовые пакеты. "Ничего, негритянка Венера завтра подберет. Или у мадам Шеви есть среди прислуги садовник?"
Черепичная крыша главного дома миссис Полы Шеви темнела вверху над обрывом. Самого дома не было видно. Вряд ли полуяновский десант заметил кто-то с берега.
Дима пошел прочь от воды. Каменная – кажется, гранитная – лестница-с перилами поднималась от пляжа. Полуянов ступил на нижнюю ступеньку.
В три прыжка одолел первый пролет. Затем второй, третий… С предпоследней площадки уже был виден дом.
Он стоял черный, сонный. Ни одно из высоких тонированных окон не светилось.
И тут Дмитрий услышал голос.
– Что вам здесь нужно? – хрипло произнес человек.
Он спросил это по-русски.
* * *
Пола засыпала в прекрасном настроении.
На грани между сном и явью ее посещали видения, и все они были дивными. Какой-то русоволосый кроха обнимал ее за шею, и она понимала, что этот мальчик – ее сын, а она – его мама… Потом мальчик куда-то исчез, и через темное небо полетела звезда. И она сама как бы была этой звездой, и неслась со страшной скоростью в небе над сияющими жаровнями городов…
Потом она на мгновение вернулась в явь. Бодрствование было очень ясным, и она отчетливо поняла, почему ей сегодня особенно хорошо. Почему – прекрасное настроение и сладкие сны.
Профессор наконец-то закончил свою работу Все свершилось, она получила то, что хотела. Завтра этот дикий русский Васин наконец-то уезжает – слава богу…
И второй русский, этот Димитри, он тоже выполнил свое предназначение. В постели он был хорош – молодой, сильный и нежный. Правда, чуть грубоватый – но так, наверное, и положено русскому. И очень хорошо, что у нее с ним была одна только ночь – он, кажется, показал все, на что способен. И он был разгадан ею весь и понят ею. Она сумела за одну ночь определить весь его плебейский, дикий характер. Конечно, отчасти жаль Димитри… Но что ж делать! Людям, которые ее, Полу Шеви, любили, часто приходилось потом тяжело… Они платили свою плату – как Клеопатре! – за ночь с нею.
Пола повернулась на правый бок, сладко вздохнула и через несколько секунд заснула – уже окончательно.
* * *
Пола не видела и не слышала двух мужчин, которые в ту же самую минуту разговаривали в тридцати пяти метрах от ее дома – на гранитной лестнице, ведущей вниз, на частный пляж.
– Кто вы? – высоким голосом, в котором звучали панические нотки, повторил мужчина. – Что вам здесь нужно?
Полуянов снизу вверх смотрел на человека, который стоял на балюстраде у верха лестницы. Это был профессор Васин. Его седенькие волосики белели в темноте.
– Я привез вам привет из Москвы, – сказал журналист.
– От кого? – испуганно спросил профессор.
– Из милиции.
Васин отшатнулся. Его лицо перекосилось от испуга.
Полуянов спокойно преодолел разделявшие их десять ступенек. Теперь они с профессором оказались рядом – на краю обрыва, у гранитной, стильной балюстрады. Васин обхватил себя руками за плечи и овечьим взглядом смотрел на журналиста.
– Против вас уголовное дело возбудили, дорогой Николай Петрович, – любезно промолвил Полуянов.
– Вы врете… – пробормотал профессор.
– Святой истинный крест, глубокоуважаемый товарищ Васин, – весело проговорил журналист. – Уголовное дело по статье сто тридцать второй, часть первая УК России. От трех до шести лет строгого режима. Следователи уже вовсю собирают показания. Так что на родине, любезный Николай Петрович, вас ожидают крупные неприятности.
Профессора стала бить дрожь – словно он, а не Дима только что выбрался из ледяной воды.
– Лжете! – выкрикнул он.
– Да нет же! Не далее как сегодня мне об этом сообщили срочной почтой.
– А вы-то?.. Вы-то тут при чем? Вам-то что за дело до меня?
– Можете считать меня консульским работником. – Дима пожал плечами. – А можете, если хотите, вашим добрым ангелом. А на самом деле я журналист. Служу в Москве, в газете "Молодежные вести". Специальный корреспондент. И сюда прислан специально по вашу душу.
