Лицо в темноте - Робертс Нора (читать книги без сокращений txt) 📗

— Не врешь?

Губы Брайана автоматически расплылись в чарующей улыбке:

— Рад познакомиться.

— Грандиозно, — продолжал Бадди. — Моя жена ни за что не поверит. Я был на вашем концерте в семьдесят пятом. Можно попросить у вас автограф?

— Разумеется.

—Господи, она ни за что не поверит!

Пока Бадди шарил по карманам в поисках клочка бумаги, Эмма подала отцу записную книжку.

— Как зовут вашу жену? — спросил Брайан.

— Дорин. Господи, она просто умрет!

— Надеюсь, что нет. — Продолжая улыбаться, Брайан вручил ему автограф.

Потребовалось еще десять минут и автограф для Рико, чтобы они наконец остались одни. Марианна дипломатично ушла наверх по витой чугунной лестнице.

— Пиво есть? — спросил Брайан.

— Нет. Только безалкогольные напитки.

Брайан с тревогой подошел к окну. Эмма здесь совершенно беззащитна. Неужели она не понимает? Громадные окна, из которых виден весь город. Хотя он купил весь первый этаж, где будет жить Суинни и второй телохранитель, это, похоже, не имеет значения. Дочь уязвима всякий раз, когда выходит на улицу.

— Я надеялся, ты предпочтешь другой квартал, где есть охрана.

— Как в Дакоте? — спросила Эмма и тотчас пожалела. — Извини, папа. Я знаю, что Леннон был твоим другом.

— Да, был. И ты должна понять мои чувства. Его застрелили на улице не с целью ограбления, не из-за ненависти, а лишь потому, что он был тем, кем был. Ты моя дочь, Эмма, и это делает тебя столь же уязвимой.

— А ты? — возразила Эмма. — Каждый раз, выходя на сцену, ты становишься беззащитным. Достаточно одного-единственного больного человека из многих тысяч, заплативших за билет. Ты полагаешь, это никогда не приходит мне в голову?

— Нет, я не думал. Ты никогда об этом не говорила.

— Мои слова что-нибудь изменили бы?

— Нет. — Брайан сел на подоконник, достал сигарету и посмотрел на огонек спички. — Но я уже потерял одного ребенка. Если потеряю и тебя, то уже не переживу.

— Я не хочу говорить о Даррене, — глухо произнесла Эмма.

— Мы говорим о тебе.

— Ну хорошо. Я больше не могу жить только для тебя, иначе стану тебя ненавидеть. Я отдала тебе годы учебы в школе и первый год в колледже, к которому испытывала отвращение. Теперь я должна жить для себя.

— Я согласен даже на ненависть. Ты — все, что у меня есть.

— Неправда. Я никогда не была всем и никогда не буду.

Эмма взяла его за руку, села рядом. На отца приятно смотреть. Годы, напряжение, бурная жизнь не оставили следов на его внешности. Может, он несколько худоват, но время пощадило поэтическое лицо и не посеребрило светлые волосы. Какое чудо сделало ее взрослой, не состарив отца? Не отпуская его руку, Эмма сказала:

— Беда в том, что большую часть жизни ты был всем для меня. Теперь мне нужно и многое другое, папа. И я только хочу, чтобы ты дал мне возможность найти это.

— Здесь? — Брайан обвел глазами комнату.

— Для начала.

— Позволь хотя бы установить охранную сигнализацию.

— Папа…

— Эмма, я хочу спать без кошмаров.

— Ну хорошо. Будем считать это подарком на новоселье, — облегченно засмеялась она, целуя отца. — Останешься на ужин?

Брайан еще раз огляделся. Похоже на его собственную квартиру, хотя та была намного меньше. Он вспомнил старую мебель, облупленную краску на стенах. И как они с Бев занимались любовью на полу.

— Нет. Лучше я приглашу вас с Марианной поужинать.

— Куда? — Марианна опасно свесилась через перила. Брайан улыбнулся:

— Выбор за тобой.

Вынужденный согласиться с решением дочери, Брайан начал играть роль уступчивого отца. Он купил ей литографию Варола, дорогую лампу от Тиффани со знаками Зодиака и обюссонский ковер нежно-голубых и розовых тонов. В течение недели, которую Брайан провел в Нью-Йорке, он ежедневно заглядывал к ней с подарками. Эмма пыталась возражать, но, заметив, какое он получает от этого удовольствие, оставила отца в покое.

Накануне его отъезда в Лондон они устроили первую вечеринку. На дорогом ковре стояли упаковочные коробки. Лампа от Тиффани украшала карточный столик. Еда подавалась на пластиковых тарелках и хрупком лиможском фарфоре, принесенном миссис Картер. Радиоприемник был заменен подаренным Джонно стереокомплексом, от которого дрожали стены.

Студенты колледжа смешались с музыкантами и звездами Бродвея. Одежда варьировала от джинсов до шелковых платьев с шитьем. Споры и смех тонули в реве музыки.

Эмма ощутила ностальгическую тоску по вечеринкам, которые помнила с детства, по лежащим на подушках людям, по красоте и свету. Потягивая, как всегда, минеральную воду, она наблюдала.

— Интересный вечерок, — заметил Джонно, обнимая ее за плечи. — Пиво осталось?

— Давай посмотрим.

Эмма увела его на кухню. В холодильнике были только бутылка вина и почти пустая упаковка «Беке». Открыв пиво, Эмма протянула Джонно:

— Как в прежние времена.

— Более или менее. — Тот понюхал ее стакан. — Хорошая девочка.

— Я редко пью.

— Не стоит оправдываться. Брай развлекает себя. — Джонно кивнул в ту сторону, где на полу сидел Брайан и, как менестрель, перебирал струны акустической гитары.

Эмма глядела на отца, напевающего для себя и окружающей его группы, и ее захлестнула бесконечная любовь и нежность.

— Он наслаждается своей игрой не меньше, чем выступлениями на стадионе или работой в студии.

— Больше, — сказал Джонно. — Хотя, по-моему, не знает этого.

— Кажется, он чувствует себя здесь лучше. — Эмма оглядела людей, собравшихся в ее доме. Ее доме. — По сравнению с его охранной системой даже королевские гвардейцы в Букингемском дворце выглядят просто жалкими любителями.

— Раздражает?

— Нет. Хотя постоянно забываю код. Люк говорил тебе, что послал мои снимки Тимоти Раньяну?

— Как-то упоминал. Есть проблемы?

— Не знаю. Раньян предложил мне работу на полставки в качестве ассистентки.

Джонно подергал ее за волосы, которые она собрала на затылке в конский хвост.

— Лишь жалкая кучка людей начинает сверху, Эмма.

— Не в этом дело. Раньян входит в десятку лучших фотографов страны. О работе с ним можно только мечтать.

— Ну и?..

— Почему он предложил мне работу, Джонно? Дело в моих снимках или в тебе и моем отце?

— Спроси об этом Раньяна.

— Я собираюсь. «Американский фотограф» опубликовал мой снимок только потому, что его предложил Люк.

— Вот как? — мягко заметил Джонно. — Значит, снимок не достоин столь высокой чести?

— Снимок чертовски хороший, но…

— Улыбнись, Эмма. Нельзя жить, постоянно ища тайный смысл во всем происходящем. Плохом ли, хорошем ли.

— Люк с самого начала оказывает мне неоценимую помощь. Но это не то же самое, что давать нам с Марианной кулинарные уроки.

— По-другому и быть не может, — сухо отозвался Джонно.

— Я хочу, чтобы работа у Раньяна была только моей заслугой. У тебя есть музыка, Джонно. То же самое я испытываю к фотографии.

— И у тебя хорошо получается?

— Очень хорошо.

— Тогда все в порядке. — Сочтя тему закрытой, Джонно повернулся к гостям. — Ну и сборище.

— Жаль, что здесь нет Пи Эм и Стиви.

— Как-нибудь в другой раз. Но среди новых лиц мелькают знакомые. Я вижу, ты откопала Блэкпула.

— Папа случайно встретил его вчера. В эти выходные он работает в «Мэдисон-Сквер-Гарден». В городе не осталось ни одного билета. Ты пойдешь?

— И не подумаю, — нахмурился Джонно.

— Но он ведь записал три песни Макавоя — Донована.

— Это бизнес.

— Почему ты его не любишь? Джонно пожал плечами:

— Сам не знаю. Наверное, дело в его самодовольной улыбке.

— Полагаю, он имеет право быть самодовольным. Четыре золотых альбома, две «Грэмми», сногсшибательная жена.

— Которая с ним не живет, как мне говорили. Он, по-моему, увлекся нашей любимой рыжей подругой.

— Марианной?

Эмма обернулась, нашла взглядом бывшую соседку по комнате, устроившуюся у окна вместе с Блэкпулом, и вдруг о шутила странное чувство — смесь ревности и тревоги.