Стая (СИ) - Сергеева Оксана (лучшие книги TXT) 📗
— Дениска! Вот чертенок! Ты что делаешь! Слезь сейчас же, не ломай ветки!
Тетя Рая, хоть и любила Дениса до безумия, но и поддать могла, если надо. Спуску не давала. Как-то получалось у нее так — и баловать, и в строгости держать, — так что слова против не скажешь.
Несмотря на это, не отступая от задуманного, мальчик нашел наиболее устойчивое положение и принялся трясти большую ветку. Крупные желтые яблоки посыпались на землю, усеивая покров из местами пожелтевшей, обесцвеченной осенью, травы.
Не собирался он таким образом выражать открытый протест, но отец пообещал, что позволит ему самому собрать яблоки, а это была единственная возможность добраться до урожая, потому что на уровне его роста все сорвано.
Когда, кажется, все, что можно, упало, Денис смело спрыгнул на землю и, не вспомнив даже, что два дня тому назад изнывал от боли в колене. На щеке осталась небольшая царапина, хотя он старательно изворачивался, чтобы уберечь лицо. Раны на нем заживали как на собаке. Так отец говорил. Впрочем, одним только окриком дело и ограничилось. Если бы тетя Рая не была занята блинами, наверняка ему несдобровать. Но, к счастью, никто его за шкирку с дерева не стянул, а отец принес ведро, чтобы собрать яблоки. И чего только Таня их так любила… Кислые они. Жуть. Так, что челюсть сводило от оскомины. Потому не ел он их, а вот Таня уплетала. «Шарлотка» всю осень, пока яблоки дачные не кончались, со стола не пропадала. Смотреть на нее уже не мог, не то что есть.
— Мужики, к столу! — крикнула сестра отца, выставляя на стол тарелку со стопкой румяных блинов. Какие-то особенные они у нее получались. Совсем несладкие, но вкусные. И сама она такая добрая, чуть полноватая с русыми, немного вьющимися волосами. Так и хотелось прижаться к ней, обнять крепко. Тепло рядом с ней, уютно.
Денис бросил последнее яблоко в ведро и понесся к столу.
— Руки! — пригрозила тетка и Денис, расставив ладони, имитируя самолет, окружив вековую сосну, для верности сопроводив «полет» многозначительным «з-з-з», остановился у бочки с водой. Сунул туда руки, хотя вода была холодная, пополоскал и упал на деревянную лавку.
Отец занес ведро на веранду и уселся рядом с сыном за длинный узкий стол.
— Спасибо, — сказал Денис, когда Рая поставила перед ним большую чашку чая, но тут же скривился, когда отхлебнув, почувствовал явный привкус чабреца. И зачем нужно в чай толкать разную траву! Он и так вкусный, главное, чтобы с сахаром!
— Чего кривишься? — усмехнулся отец. — Пей, полезно. Зима скоро, нужно укреплять организм.
— Укреплять… — пробубнил мальчик. — Таня тоже укрепляла, а теперь вон дома лежит с больным горлом. Зато на меня все время орала.
— Ох, Деня, и, слава богу, что тебя никакая хворь не берет! Красавец ты мой! — Рая потрепала его по шелковистым волосам и на мгновение прижала горячий детский лоб к своей щеке. — А что с Танюшей, Лёш?
— Горло першило с утра. Потому и велел дома сидеть.
— Правильно. Горло у нее совсем слабое. Чуть что, сразу ангина. И вы сегодня не задерживайтесь. Поезжайте. Я тут сама справлюсь.
— Да, поедем, — задумчиво сказал Алексей, посмотрев на сына.
Денис уплетал блины, сворачивая их трубочкой и макая в липовый мед. Опускал, потом поднимал, некоторое время любуясь на янтарную ниточку, стекающую в тарелку и выписывающую замысловатые узоры на глянцевой поверхности. В очередной раз, приготовившись обмакнуть блин в мед, он застыл. На тарелку села оса, по-хозяйски подбираясь к сладости.
Отец и Рая, тихо о чем-то беседовавшие, замолчали, увидев округлившиеся глаза мальчишки.
— Сиди тихо. Не шевелись, сейчас она улетит, — спокойно сказал отец, и Денис послушался, застыв на некоторое время. В оцепенении, наблюдая за нежданной гостьей. Странно видеть ос в такое время. Обычно в сентябре их уже нет. Видимо, эта какая-то по-особенному везучая…
Сентябрьское солнце уже не жгло. Грело. Смешивало лучи с сонным ветерком, что ерошил волосы мальчугана, изредка сбрасывая отросшую челку на глаза. Дачный участок с каждым днем приобретал все более унылый вид, уже не пестрея цветами и не радуя пышной зеленью. Осень постепенно растворяла краски и обманывала, окрашивая природу то тут, то там охрой, покрывая багряным налетом, и разбрасывая бусины красной рябины. Кто придумал радоваться осени? Воспевать ее в стихах… Что хорошего в том, что природа умирала, небо извергало ледяную воду, а злой ветер пронизывал до костей? А потом зима — белая, бесцветная, хладнокровная…
Наевшись до отвала, Денис соскочил с лавки и убежал за дом, где отец соорудил качели.
— Как он, Леш? Ничего я смотрю, в настроении. Активный такой, что и не поймать. В школе освоился? — спросила Рая, когда мальчик скрылся с глаз.
— Бешеной собаке семь верст не круг, — засмеялся Алексей.
— Ох, что ты! — поддержала Рая, махнув рукой.
— Шучу, конечно, — глянул кругом, ища глазами мальчика. — Не привык еще. За уроки не усадишь. Все еле как, через силу. — На лбу его вырисовались морщинки.
— Ничего, привыкнет, — оптимистичным тоном отозвалась сестра. — Мал еще. Им всем поначалу трудно, привыкли на воле. А тут, понимаешь, за парту усадили, заставляют заниматься непонятно чем, — усмехнулась. Налила брату вторую чашку чая.
— Конечно, выхода-то другого все равно нет, — вздохнул, размешивая сахар, глядя на круговорот из чаинок. — Да и Танюша с него глаз не спускает.
— Танюша золотая. Нашла себе отдушину вот и возится с ним. У меня самой сердце кровью обливается, когда вспоминаю, как ты привез его. Синенького, худого, кожа да кости. Одни глаза на лице, огромные и испуганные.
— Рая не напоминай. — Алексей еще больше нахмурился. — На душе до сих пор камень. Всю жизнь не прощу себе, что вместе с Таней его не забрал.
— Не кори себя, куда бы ты его забрал? Сам на работе все время. Таня хоть побольше, а этого кроху куда? Ему мать нужна, но кто ж знал…
— Кто знал… Все время пытаюсь понять, где ошибся, что не так сделал…
— Сучка она, Алеш! — тут же вскипела Рая. Одно упоминание о бывшей жене Алексея выводило ее из себя. — Просто сучка и все! Ей ни ты, ни дети не нужны! Скучно ей стало, слишком хорошо жила с тобой, уверенно и спокойно.
— Я-то ладно… Дети почему должны страдать? Детям зачем расплачиваться? Танюшу я понимаю, она открыта — что на душе, то и на лице. Если что-то беспокоит, она всегда скажет, так у нас заведено. А Дениску я иногда совсем понять не могу. Я своего ребенка понять не могу! Иногда такое выдает, что диву даешься, а иногда и слова не вытянешь. Что у него в душе творится…
С содроганием Алексей вспоминал события тех дней. И вспоминать не хотел. Только как тут не вспомнить, глядя на детей. От сбивчивых и несмелых слов сына волосы вставали дыбом. Долго не хотел он рассказывать, и отца воспринимая, как очередного материного хахаля, — злого дядьку, который обязательно накажет. А потом как прорвало, когда понял, что свой он и, перескакивая с одного на другое, все подробности выдал: о загулах материных, о совокуплениях в пьяном угаре, о том, что накормить забывала, а в холодильнике кроме заплесневелого хлеба ничего не было. Своими, детскими словами, как мог — объяснял. И от таких подробностей тошнило, наизнанку выворачивало. Плохо становилось. Сорвался тогда Алексей, помчался к бывшей жене, хотел высказать все, что он ней думал и даже больше. Никогда на женщин руки не поднимал и не собирался, но из этой хотел всю душу вытрясти. И согрешил бы, если б соседка не остановила. Не задержала. Та самая, что его нашла и про сына рассказала, про те условия, в которых мальчик выживал. Хорошо, что остановила. Пришлось взять себя в руки. Ради детей. Не мараться. Глупостей не наделать. После этого вычеркнули они ее из памяти, даже имени не произносили и слово «мама» в их лексиконе отсутствовало.
— Ой, не могу я Алёша про это говорить спокойно! Не могу! И ты не накручивай себя! Детки у нас хорошие, вырастим, воспитаем. Они для меня, как родные. Меня-то со счетов не нужно сбрасывать.
