Заморозь мне «Маргариту» - Хендерсон Лорен (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
– Я знал, что Фиалка колется инсулином, – услужливо вставил Хьюго. – На самом деле она много кому рассказала. И, даже если бы она не рассказала мне, у меня было достаточно причин подозревать, что она встречается с Кэнтли. Они плохо это скрывали. Отпуск в одно и то же время, а потом ее берут на роль Норы… Странно, если другие не догадались.
– Софи говорила, что Фиалка встречается с банкиром.
Он пожал плечами:
– Только чтобы ее прикрыть. Ей не хотелось, чтобы кто-то подумал, будто Фиалка заграбастала роль Норы не самым честным путем. Хотя она и так могла бы ее получить. Фиалка наверняка сыграет отлично, – добавил он.
– А кто теперь будет ставить пьесу? Бен?
– Не знаю. Может быть. Временно, пока они не найдут нового художественного руководителя. У Бена не получится – не того замеса человек. Вообще ему очень не повезло, что Филип умер. Бен хорош в роли помощника; если бы они проработали еще пару лет, у него накопился бы приличный список постановок, а так он оказался в непонятном положении. Уверен, он и сам это понимает. Бен поразил меня своей способностью чувствовать ситуацию. А новый худрук наверняка приведет своего помощника. Бену не повезло.
Хьюго посмотрел на часы.
– Боже, мне уже надо быть в театре. Сегодня генеральная репетиция. Вот повеселимся! – Он вдруг смолк, точно озаренный какой-то идеей.
– О чем задумался? – спросила я. – Благородное чело избороздили задумчивые морщины…
– А? Нет, ничего особенного, – сказал Хьюго, вставая. – Мне надо принять душ.
– Нет, что случилось? – не отступала я, сгорая от любопытства.
– Просто подумал, что нет худа без добра, – неохотно признался Хьюго. – Бен неминуемо лишится работы, а для ММ все вышло как нельзя лучше. На прошлой неделе Филип зашел посмотреть прогон, а потом пригласил ее выпить, чтобы поделиться соображениями. Обычное дело, ничего странного, но ММ терпеть не может, когда посторонние лезут в ее работу до завершения. А Филипу нравилось думать, будто он все знает лучше других. Подозреваю, он немного повыпендривался перед ММ, а она этого не переносит. В чем ее нельзя, конечно, винить. Филип бывал жутко противным.
– А ММ – жутко упрямой, – вставила я.
– Настоящая ослица, – подтвердил Хьюго. – В любом случае смерть Филипа, естественно, означает, что он не будет вертеться вокруг и изводить ММ во время генеральной и предварительных просмотров. Не сомневаюсь, она ему крайне признательна. В спектакле, конечно, есть шероховатости, но она видит их гораздо лучше, чем посторонний человек. Я, – заявил Хьюго, – полностью доверяю ММ. Она ведет себя так сдержанно, что просто не понимаешь, как много она в тебя вкладывает, до тех пор пока все кусочки мозаики не расставлены по местам. «Сон» получится отличным.
– Вряд ли в этом можно усмотреть мотив для убийства, – заметила я. – Убрать босса с дороги, чтобы в спокойной обстановке закончить работу над спектаклем.
Хьюго поднял брови.
– Разумеется, нет, – уверенно сказал он. – Ну, мне пора в душ.
Он исчез в ванной. А я, глубоко задумавшись, смотрела ему вслед.
Хьюго ушел, а я погрузилась в горячую ванну, решив пропустить визит в гимнастический зал. Вполне достаточно вчерашней активности. Я никак не могла разобраться, что значит для меня Хьюго, а потому приняла волевое решение вообще не думать на эту тему. Мы снова не договорились о встрече; при каждом расставании непременно наступал момент, когда мы смотрели друг на друга и слова были готовы сорваться с наших губ, но никто не мог первым предложить встретиться. Детский сад.
Я долго терла себя мочалкой, потом наложила на лицо маску, голову обмазала целебными кремами, а ноги – депиляционными лосьонами. Все это очень напоминает техобслуживание автомобиля. Наконец, когда все мои поры открылись и задышали, когда волосы были завернуты в полотенце, а кожа стала шелковой и обиженной на все, что ей только что пришлось вынести, я свернулась калачиком на диване и набрала номер своего галерейщика Дагги, чтобы сообщить ему, что он может заглянуть и посмотреть новые скульптуры.
Меня тронуло, с какой искренней радостью бедняга воспринял мой звонок. Дагги не любит, когда его художники отправляются в самоволку на несколько месяцев.
– Я столько сообщений оставил на твоем автоответчике, а ты так ни разу и не ответила, – хныкал он. – Я волновался. Пойми, золотце, художественная натура – это одно, но не снимать трубку несколько месяцев подряд – совсем другое. В конце концов я решил, что золотце, по всей видимости, завела нового любовника и у нее нет времени мне звонить, но это – слабое утешение.
– Никакого секса, одни мобили, – ответила я коротко. По-другому разговаривать с Дагги нельзя – он мог бы выступать за сборную Великобритании по трепу.
– Великолепно! – Голос Дагги буквально звенел радостью. – Когда я могу зайти на них посмотреть? У нас есть отличные идеи для инсталляции. Помнишь этого жуткого Вилли, которого мне навязали в ассистенты? А Адриана? Того, что носит бледно-розовые костюмы?
– Бледно-розового не помню…
– Уверяю тебя! Точно такого же гадостного оттенка, как то американское вино, которое все время рекламируют. Белый «Зинфандель», только розовенький. Господи, это какой-то кошмар. Я все время боюсь, что люди решат, будто он мой дружок, такой позор. Короче говоря, оказалось, что у Адриана наметанный глаз. Он прослушал курс по организации выставок. Я понимаю, ты такие вещи презираешь, но, как выяснилось, в деле он очень даже неплох, несмотря на весь этот идиотизм, которым набита его голова. Адриан решил, что можно сделать так, чтобы один из мобилей падал с потолка. Я приведу его к тебе. А потом мы могли бы от него избавиться и где-нибудь мило поужинать, как ты считаешь?
Мы договорились встретиться на следующий день, и я, ухмыляясь, повесила трубку. Я так давно не говорила с Дагги, что его болтовня не высосала из меня всю энергию, а, напротив, придала бодрости. Я высушила волосы и полезла на платформу – поразмыслить, что сегодня надеть. Как всегда после приступа лихорадочных трудов, меня переполняла радость: наконец-то можно выбрать наряд, состоящий не только из дырявых свитеров и заляпанных джинсов. Совершенное счастье. В конце концов я остановилась на узких виниловых брюках с поясом ниже талии, маленькой майке с надписью «Барби – шлюха» и сюртучке из синели. Волосы собрала в узел множеством голубых заколок. Затем спустилась в ванную и накрасила губы помадой цвета сливочного мороженого. Теперь я была готова столкнуться с реальным миром. А готов ли он столкнуться со мной – совсем другой вопрос.
Я припарковалась у служебного входа, заперла машину. Спешить некуда, я наслаждалась жизнью, чувствовала себя владычицей мира. Сияло солнце, а небольшой кусочек неба, видневшийся между крыш, был ярко-синим – неплохое сочетание. Я провела ночь с Хьюго, закончила работу над мобилями, и теперь ими будут заниматься техники, а мне уже наплевать, с какими проблемами они могут столкнуться. Словом, настроение приподнятое.
Я прошла мимо стоявшего у двери Вива, оглядевшего меня с нескрываемым интересом – нечасто меня увидишь в приличной одежде, – и, мурлыча под нос веселую песенку, углубилась в лабиринт коридоров, ведущих к сцене. Все же приятно обладать правом бродить по театру как мне вздумается, особенно без всякого дела.
Голоса актеров я услышала задолго до того, как оказалась за кулисами. Я, как и все остальные, уже знала пьесу настолько хорошо, что по обрывочным фразам могла определить, какую сцену репетируют. Единственным исключением были комические интерлюдии, которые, честно говоря, мне никогда не нравились. Мне всегда казалось, что Шекспир придумал всех этих своих Пигв, Миляг и гробокопателей с целью подложить свинью самым мужественным актерам, а вовсе не для того, чтобы порадовать их хорошими ролями.
Гермия и Елена – они же Фиалка и Хэзел – стояли на сцене и доводили друг друга до белого каления. Гермия не могла поверить, что оба поклонника бросили ее ради презираемой прежде Елены, и обвиняла последнюю в том, что она их околдовала. Елена же была убеждена, что все это – розыгрыш, цель которого – подчеркнуть, что ни один из парней не находит ее даже отдаленно привлекательной, и это, с ее точки зрения, издевательство расстраивало ее все больше и больше. Сцена постепенно вырождалась в поток оскорблений. Гермия, решившая, что Елена иронизирует над ее невысоким ростом, перестала владеть собой:
