Крутая парочка - Хоуг (Хоаг) Тэми (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Двери снова открылись, и Том Пирс придержал одну из створок, пропуская вперед Джослин Деринг. В дорогих черных пальто из кашемира они выглядели красивой, хотя и не слишком счастливой парой. Джослин с ее светлыми волосами, зачесанными назад и придерживаемыми черной бархатной лентой, походила на изящную фарфоровую статуэтку. Возможно, она не испытывала горя по случаю гибели лучшего друга своего жениха, но всегда знала, как одеться перед выходом на сцену. Вид у нее был недовольный. Пирс стоял рядом с Джослин возле вешалки, но не помог ей снять пальто. Она обратилась к нему, а он в ответ что-то буркнул. Ковач не разобрал слов, но тон был резкий, и девушка отвернулась, надув губы.
Ковач оглядел ряды черных пластиковых стульев, Уединённых друг с другом. Нигде не было видно ни коленопреклоненных прихожан, ни статуй Девы Марии или святых, украшенных подлинными человеческими волосами. А главное — не ощущалось присутствия Господа, грозно взирающего на поверженную в благоговейный страх паству. Не то что в детские годы Ковача, когда съесть бутерброд с бифштексом во время Великого поста считалось верным пропуском в ад. К церкви своей юности Ковач испытывал страх и уважение. Здесь же страха было не больше, чем в публичной библиотеке.
Пирс и Джослин заняли места у центрального прохода, но вскоре Пирс встал и пошел назад, на ходу вынимая из кармана сигарету и зажигалку. Ковач последовал за ним и остановился в трех футах от Пирса на широком бетонном крыльце. Пирс или не замечал его, или предпочел не узнавать.
— Я все время повторяю, что брошу курить, — заговорил Ковач и взял в рот сигарету. — Но, похоже, я никогда этого не сделаю. Мне нравится курить. Все меня упрекают, поэтому я каждый раз обещаю бросить, но из этого ничего не получается.
Пирс покосился на него и щелкнул изящной хромированной зажигалкой, похожей на гигантскую пулю. Руки его заметно дрожали. Пуская дым, он устремил взгляд на улицу.
— Очевидно, такова человеческая натура, — продолжал Ковач, жалея, что не захватил шляпу. — Всем кажется, будто они в чем-то виноваты. Как будто существует закон, запрещающий оставаться самим собой.
— На этот счет существует много законов, — отозвался Пирс, все еще глядя на улицу. — Каждый выбирает удобный для себя, и другие продолжают осуждать его.
— Конечно, если вы проститутка или наркодилер, — сказал Ковач. — Или вы имели в виду нечто менее очевидное?
Пирс молча выпустил струйку дыма.
— Например, если вы гей? — предположил Ковач. Пирс пожал плечами и судорожно глотнул. Кадык на его шее резко дернулся.
— По-вашему, человек должен скрывать это как нечто постыдное? — не отставал Ковач.
— Смотря какой человек и какие у него обстоятельства.
— Например, если он помолвлен с дочерью своего босса.
Стрела попала в цель. Пирс шагнул назад.
— Я уже говорил вам, что я не гей, — произнес он сдавленным голосом, нервно озираясь.
— Говорили.
— Значит, вы мне не поверили? — сердито осведомился Пирс.
Ковач с наслаждением затянулся и промолчал.
— Может, хотите спросить об этом мою невесту? Хотите, чтобы мы засняли на видео, как занимаемся сексом? — не унимался Пирс. — А может быть, представить вам список моих подружек?
— Я служу в полиции много лет, — заговорил наконец Ковач, — и сразу вижу, когда от меня что-то утаивают.
Пирс выглядел так, словно кровеносные сосуды у него в глазах вот-вот лопнут.
— Я потерял лучшего друга со времен колледжа! Мы с ним были как братья. Я нашел его мертвым! По-вашему, мужчина не может оплакивать другого мужчину, не будучи геем? Значит, таков ваш образ мыслей, сержант? Или вы просто огораживаете себя стеной из страха перед тем, что подумают о вас другие?
— Плевать я хотел на то, что обо мне думают, — равнодушно отозвался Ковач. — Я не стараюсь ни на кого произвести впечатление. Но я видел слишком много людей, каждый день сгибающихся под грузом своих секретов, покуда они их не раздавят. У вас есть шанс сбросить лишний вес.
— Я в этом не нуждаюсь!
— Энди сегодня хоронят, — заметил Ковач. — Если вы что-то знаете, это не должно уйти в могилу вместе с ним. Иначе вам будет еще тяжелее.
— Я ничего не знаю. — У него вырвался резкий смешок вместе с облаком дыма и пара.
— Если вы были там в ту ночь…
— Я не знаю, с кем трахался Энди, сержант, — с горечью сказал Пирс. — Во всяком случае, не со мной.
На его шее вздулись жилы, в голубых глазах блестели слезы — и злоба. Бросив сигарету, он придавил ее дорогой туфлей.
— Прошу меня извинить. Я должен нести гроб моего друга.
Ковач отпустил его и продолжал докуривать свою сигарету, размышляя о том, что кто-то назвал бы его поведение жестоким. Сам он так не считал. В конце концов, все, что он делал, он делал ради жертвы. Жертва была мертва, а на свете было немного вещей, более жестоких, чем смерть.
Придавив сигарету ногой. Ковач подобрал оба окурка и бросил их в цветочный горшок возле двери. Через стеклянную дверь он увидел, что тележку с гробом выкатили в центральный проход. Толстый человечек из похоронного бюро инструктировал тех, кому предстояло нести гроб.
Нил Фэллон стоял сбоку с отрешенным видом. Эйс Уайетт положил руку на плечо распорядителя похорон и что-то шепнул ему. Гейнс, обер-прихлебатель, как всегда, отирался поблизости.
— Вы собираетесь войти, сержант? Или будете наблюдать с дешевого места?
Ковач вгляделся в нечеткое отражение, появившееся рядом с ним в стекле. Аманда Сейвард в своем облачении в стиле черно-белого кино. Темные очки, обматывающий голову бархатный шарф. Скорее не облачение, а маскировка.
— Как голова? — спросил он.
— Прошла. У меня вообще ничего не болит.
— Ну, еще бы. Что значит маленькое сотрясение мозга для крутого копа вроде вас?
— Вы меня смущаете. На вашем месте я бы оставила эту тему.
— Вы недостаточно хорошо меня знаете, лейтенант.
— Я вообще вас не знаю. — Маленькой рукой в перчатке Сейвард взялась за дверную ручку. — Давайте войдем.
С таким же успехом она могла бы взмахнуть перед его носом красной тряпкой. Ковач спрашивал себя, понимает ли это Сейвард и если да, то какую игру она ведет?
“Ты — и лейтенант из БВД! Остынь, Ковач…”
— Я никогда не останавливаюсь на полдороге, — сказал он, заставив ее обернуться. — Это вы могли бы знать.
Сейвард молча вошла в церковь, и Ковач последовал за ней. Процессия выстраивалась в проходе. Органист заиграл очередную песнь смерти.
Сейвард заняла место в пустом ряду сзади. Она не обратила внимания на севшего рядом Ковача, не присоединилась к пению гимна, не сняла шарф и очки, не расстегнула пальто. Казалось, одежда, словно кокон, изолирует ее от внешнего мира, мешающего предаваться мыслям об Энди Фэллоне.
Ковач наблюдал за ней краем глаза, понимая, что с его стороны так испытывать судьбу — чистое безумие. Одно ее слово — и его отстранят от работы. С другой стороны, представиться действующим заодно с БВД — весьма недурная идея, но как на это посмотрят его коллеги?..
Впрочем, сейчас на него никто не обращал внимания. Все присутствующие — не только Аманда Сейвард — казались ушедшими в себя. Никто не слушал священника, который не знал Энди Фэллона и говорил о нем только по обязанности. Хотя так всегда бывает на заупокойной службе. Для каждого имели значение только собственные воспоминания и переживания, связанные с покойным.
Изучая лица собравшихся, Ковач думал о том, кто из них скрывает воспоминания о близости с Энди Фэллоном, о разделяемых с ним извращенных страстях. Кто из этих людей мог помочь Энди накинуть петлю на шею, а потом запаниковать, когда случилась беда? Кто знал о душевном состоянии Энди Фэллона настолько, чтобы ответить, мог ли он покончить с собой?
А впрочем, кого это интересует? Дело закрыто. Священник притворялся, будто слово “самоубийство” вообще никогда не упоминалось рядом с именем Энди Фэллона. Через час Энди будет лежать в земле, оставив о себе туманные воспоминания.
