Украсть миллиард (СИ) - Матуш Татьяна (мир книг txt) 📗
Сейчас ей тоже ничего не пришлось объяснять. Она закурила «суперлегкую» сигарету, стряхнула пепел в первую попавшуюся кружку и решительно сказала:
— Среди моих студентов того, кто мог бы сляпать бомбу «на коленке» нет. По уровню знаний это могли бы быть трое: Дитер Шайне, Клаус Штурмфогель и Гизелла Браун. Но Дитер трусоват, Клаус — немец до мозга костей и скорее укусит себя за локоть, чем даже перейдет улицу в неположенном месте. А Гизелла… Умная девочка, но ленива до крайности, таких не берут в террористы. Вернее, — усмехнулась Мария, — они сами не идут. Там же шевелиться надо.
— Меня интересует вот этот паренек, — сказал я, протягивая Маше телефон, на который Кролик мне скинул несколько фото нашего подозреваемого.
— Гюнтер? — поразилась Маша. Ее большие очки подпрыгнули на переносице, — Да никогда в жизни! Этот балбес и непроходимый сачок с амбициями Билла Гейтца, но без его мозгов, смог бы смастерить разве что хлеборезку, да и то лишь под дулом пистолета. И, кстати, она бы ничего не разрезала. У парня обе руки левые.
— А если бы кто-то другой дал ему бомбу? Он согласился бы пронести ее на борт самолета?
— За приличные деньги — запросто.
— Но значит…
— Ничего это не значит, — докурив, Маша загасила бычок в кружке и немедленно потянула из пачки вторую сигарету, — то, что произошло в самолете… это был ювелирный взрыв. Понимаете, направленный взрыв — это не просто высшая математика, это искусство. Наитие! Его нельзя просто тупо рассчитать ни на каком компьютере. Его нужно чувствовать кончиками пальцев, как хирург чувствует скальпель, музыкант — струну, как классный «медвежатник» чувствует сейф!
Мария раскраснелась, очки сползли на нос и синие глаза, не прикрытые броней толстенных стекол, засияли неземным светом, как очи Магдалены.
— Красивые сравнения, — усмехнулся я, — особенно последнее.
— «Красота — это взрыв!» — Мария взмахнула рукой, чуть не сбив собственные очки. Но тут же опомнилась, поправила их и снова попыталась превратиться во фрау Менкель. — Проблема в том, что есть лишь один человек, который мог бы придумать и подготовить ТАКОЙ взрыв. Струя огня под давлением пробила перегородку и повредила систему управления рулями. А должна была пробить топливный бак. Если бы это был другой самолет.
— Откуда вы знаете? — удивился я.
— Из газет, — хмыкнула Мария, — кресло, под которое террорист положил бомбу — ежу понятно, куда он целился, там же больше рядом нет ничего подходящего. Но — одна бутылка! Одна! Пол-литра. Ни одно вещество, известное на сегодняшний день, не может дать такой эффект при таком объеме. Даже галитропалион…
— Галитропалион? Никогда не слышал.
— Изобретение Манфреда пятилетней давности. За него он получил Нобелевку. Потрясающая вещь. Если бы она была у Бога, тот создал бы мир не за семь дней, а гораздо раньше. Но даже галитропалион этого не может.
Маша откинулась на высокой табуретке, скрестила ноги, обтянутые дорогим капроном и, опустив голову, задумчиво проговорила:
— И, все-таки, она вертится…
— Она рванула, хотели вы сказать?
— Именно, — тихо кивнула Маша, — она есть и она отнимает жизни… Понимаете, Крыса, мы, я и Манфред работали над тем, чтобы спасать людей. Засыпанных в шахте, попавших под лавину, замурованных в тоннеле, угодивших под завал… Везде, где нет возможности применить большой объем, но нужна сила и высокая точность. Мы работали ради жизни. Не ради смерти.
— Оппенгеймер тоже давал деньги не ради смерти, а ради безопасности родины, — заметил я, — среди истинных ученых мало злодеев. Процесс познания истины это страсть и, как любая страсть, он захватывает целиком и не терпит рядом с собой других страстей. Вопрос в другом. Если этой бомбы не могло существовать в природе — откуда, черт возьми, она взялась?
Я тихонько, стараясь лишний раз даже не шевелиться, сидел в «Пете» и, осторожно потягивая минералку маленькими глотками, боролся со сном. Плейер, купленный по случаю, играл старые хиты «Битлз». В самый раз, чтобы и не уснуть, и чрезмерно не вслушиваться.
Один раз мимо меня проехала полицейская машина. Я сполз на сиденье и прикинулся шлангом: в Мюнхене нельзя ночевать в машине, это слишком похоже на бродяжничество. И, вероятно, подрывает бизнес хозяев мотелей и кемпингов.
С водой же я осторожничал по самой простой причине: а куда потом, извиняюсь, сходить коня привязать? Нет, платных туалетов тут много, но ночью все они закрыты, а о том, чтобы сделать свои дела прямо на улице, нечего и думать. Немедленно загребут на общественные работы, и будешь ты этот обмоченный тротуар зубной щеткой драить.
Я смотрел на улочку, где, словно звезды, постепенно гасли далекие и близкие окна. Наступающая темнота надежно скрыла кованое кружево решеток. В голове невольно крутился последний разговор по телефону… Обалденный голос. Но холодный, словно целый поддон кубиков льда за шиворот. «Чтобы ты не делал глупостей…» Хорошо, моя радость, не буду. Тем более что требуется для этого сущая мелочь — стать совершенством. Ерунда! К утру управлюсь.
В голове вдруг само собой завертелось небольшой, но расходящейся воронкой: «Когда-нибудь ты войдешь в мою дверь… войдешь в мою дверь… Когда-нибудь ты увидишь меня… Я буду сидеть в кресле, в халате…» Усилием воли я локализовал воронку и отогнал музу, которая приперлась, как всегда, не вовремя. Вздорная женщина немного поколотила подошвой греческой сандалии в двери подсознания, потом насмешливо фыркнула и послушно растворилась, пообещав бросить меня навсегда. Я пожал плечами, отлично зная цену этого обещания. Ничего, вернется. Она всегда возвращается…
Утро подарило мне легкую, почти неощутимую усталость, зверский голод и желание обуть кроссовки и пробежать хотя бы три-четыре километра. Задавил и его. Вытянул перед собой руки, обагренные кровью новорожденного гедонизма. Ничего, не дрожали. Да и с чего бы? Сутки без сна для меня не проблема. Вторые тоже ничего, если есть кофе. А вот на третьи я свалюсь, хоть на гвозди, как йог. И не встану, даже если поднимать пинками. Да хоть стреляйте, пока не высплюсь.
Но столько ждать не понадобилось. Было примерно часов пять, или чуть больше, когда железная дверь подъезда приоткрылась, и на улочке появился Гюнтер Клепке, студент-балбес, у которого, как оказалось, была масса других талантов.
Я развлекался, пытаясь угадать, какая из стоящих тут машин может принадлежать студенту-террористу. С одной стороны небольшой и не слишком новый «Опель» самое оно, с другой, бабки у него наверняка есть, и немалые, так что может быть все что угодно, в том числе и «М5». Не ожидал я, что его вынесет на улицу так рано, машин не было, так что, начни я за ним следить, спалюсь на раз. Ну ладно, хотя бы номер погляжу, на будущее…
Действительность оказалась одновременно и сложнее и проще. Студент неторопливо подошел к одному из множества стоявших на парковке велосипедов, отстегнул замок, вскочил в седло и покатил в сторону проспекта вполне довольный жизнью.
А я от всей своей русско-молдавской души обложил себя убойными цыганскими матами. Пытаться следить за велосипедом на тачке — идиотизм. Даже если он сейчас меня не заметил — первая же пробка, (хотя какая пробка в такую рань? Ну не пробка, так что-нибудь еще… с моим-то везением…) и я его упустил.
Долго не думая, я выскочил, захлопнул дверцу и метнулся к парковке. Здесь стояла куча самых разных велосипедов на любой вкус. Причем большинство из них даже не были привязаны. На некоторых лежал слой пыли приличной толщины, что наводило на мысль, что в ближайшее время хозяева их не хватятся, если у них вообще есть хозяева.
Брошенные велосипеды тут время от времени подбирала полиция и, наскоро ополоснув их из шланга, продавала со специальных аукционов. А новые хозяева, приобретя их за гроши, при первой же возможности снова бросали и, как бы, не на тех же местах.
Забавный местный обычай сослужил мне отличную службу. Я оседлал один из явно брошенных велосипедов и приналег на педали, стараясь немного нагнать время, студент уже скрылся за поворотом.
