Сломленный ангел - Пирс Лесли (читать книги без регистрации TXT) 📗
Лонгхерсту сказали, что, когда отряд особого назначения ворвался в здание, Мюриэль пряталась под столом в приемной, всего в нескольких футах от тела медсестры. Она буквально окаменела от ужаса и страшно переживала оттого, что, укрывшись под столом, забыла о пациентах в приемной.
Полицейскому, который обнаружил Мюриэль, понадобилось некоторое время, чтобы убедить ее в том, что она поступила весьма разумно, спрятавшись от пуль и позвонив в полицию. Он заверил женщину, что никто из пациентов не пострадал, потому что медицинская сестра из перевязочной, находившейся напротив приемного покоя, завела всех туда. Но Мюриэль, похоже, все равно считала, что обязана была вести себя иначе.
— Как давно работала здесь Памела Паркс? — спросил ее Лонгхерст.
— Около восьми лет, так мне кажется, — ответила Мюриэль, и на глаза у нее вновь навернулись слезы. — Бедный ее муж и дети! Что они теперь будут делать?
Лонгхерст в очередной раз потрепал ее по руке, ожидая, пока она успокоится.
— Вы с Памелой были подругами? — поинтересовался он. — Я имею в виду, помимо работы.
— Не так чтобы близкими, — ответила Мюриэль, глядя на него полными слез глазами. — У нас было мало общего. Она была очень умной, не то что я.
Одна из сестер уже успела доложить Лонгхерсту о трениях между Мюриэль и Памелой. По ее словам, пожилой женщине пришлось уступить дорогу Памеле, поскольку та намного лучше разбиралась в компьютерах. Та же сестра добавила, что Памела совала нос во все дела, стремилась рационализировать и чуть ли не возглавить всю работу по административному управлению медицинским центром.
Он осмотрел тело убитой. Памела Паркс была очень привлекательной женщиной при жизни, с мелированными волосами и тщательно ухоженными ногтями; очевидно, ей едва перевалило за сорок. Он установил, что она жила в дорогом особняке в Клифтоне, водила «БМВ» и ее супруг, Роланд Паркс, был удачливым бизнесменом. Словом, она разительно отличалась от невысокой, коренастой и унылой Мюриэль.
— А эта женщина, которую вы называли Винни, она была пациенткой центра? — спросил он.
— Не думаю, — откликнулась Мюриэль. — Хотя, естественно, она может быть в нашей картотеке. Там у нас полно таких, которых мы никогда в глаза не видели. Мы знаем только тех, кто ходит к нам регулярно. Но, насколько мне известно, до этого она никогда не посещала нас.
— Расскажите-ка мне, что вы о ней думали, когда видели ее сидящей на площади? — неожиданно поинтересовался он.
Мюриэль пожала плечами.
— Да ничего особенного, мне просто было интересно, отчего бедняжка сидела там каждый день. Иногда я замечала у нее бутылку вина, так что, наверное, она была алкоголичкой, но я никогда не видела, чтобы она шаталась, ругалась или что-нибудь в этом роде.
— Памела часто делала ей замечания?
— Да, она резко с ней обходилась, — вздохнула Мюриэль. — Она говорила, что эту женщину следует упрятать куда надо. Наверное, она была права.
— Не могла ли Памела поссориться с ней до этого? — спросил Лонгхерст.
Мюриэль нахмурилась, словно пытаясь вспомнить что-то.
— Нет, не думаю. Во всяком случае, она ничего такого не говорила. Но даже если бы все так и было, то почему тогда эта женщина застрелила и доктора Визерелла?
— Может быть, потому, что он вышел из своего кабинета? — предположил Лонгхерст.
— Но ведь я тоже вышла, а в меня она не стреляла.
Лонгхерст уже и сам думал об этом. Он так и не решил, то ли Мюриэль просто повезло, то ли стрелявшая женщина имела определенную цель.
— Расскажите мне все, что вы знаете о Памеле, — попросил он. — Меня интересует абсолютно все. Как она вела себя с людьми, с вами, с врачами, какие у нее были интересы и все такое прочее.
— Я же вам говорила, она была очень умной. — Мюриэль вздохнула. — Она и выглядела, и вела себя соответственно. Дорогая одежда, маникюр и укладка волос каждую неделю. Ей не было нужды работать, просто ей так хотелось. На каникулы она со своей семьей ездила куда-нибудь в Африку или в Японию, и жили они в шикарном доме. Я ничего не знаю о ее интересах, если не считать готовки. Она все время устраивала званые обеды и постоянно рассуждала о таких вещах, как вяленые помидоры, будто я должна была разбираться в этом.
Унылый тон Мюриэль подсказал Лонгхерсту, что та считала, что они с Памелой принадлежали к совершенно разным слоям общества.
— Тогда расскажите мне о себе, — предложил он.
— Я совсем не такая, как Памела, если вам интересно знать, — сурово заявила Мюриэль. — Мы с моим мужем, Стэном, арендуем квартиру у муниципалитета в Эштоне. Стэн работает на железной дороге. За границей мы были всего один раз, в Испании, никто из моих четырех детей не получил аттестата зрелости, не говоря уже о том, чтобы учиться в университете, как у Памелы.
— Но мне кажется, вы проявляете больше сострадания к пациентам, — сказал Лонгхерст, пытаясь завоевать ее расположение и заставить разговориться.
— Я стараюсь, — заявила старшая медсестра, и в глазах у нее отразилось беспокойство. — Я знаю, каково это — сходить с ума, когда твои дети захворали и тебе хочется, чтобы врач пришел немедленно. А Памела могла быть резкой и грубой с людьми, особенно с бедняками и стариками. Но ведь она хотела, чтобы наш центр стал самым лучшим во всем Бристоле, ей и вправду удалось отвадить нескольких проходимцев и тех, кто не нуждался в визитах врача на дом. Она хорошо делала свою работу.
Лонгхерст взглянул на Мюриэль, отметив про себя серый цвет ее лица и то, что женщину продолжала бить дрожь, несмотря на одеяло, в которое она закуталась. Сегодня ее лучше было оставить в покое.
— Сейчас кто-нибудь отвезет вас домой, — сказал он. — На днях мне придется взять у вас письменные показания. Может быть, вы вспомните еще что-нибудь, когда оправитесь от шока.
— Не думаю, что я оправлюсь когда-нибудь, — с грустью произнесла Мюриэль. — На моих глазах обычная медицинская практика с двумя докторами выросла до такого солидного медицинского центра, какой он есть сейчас, и тут всегда было уютно и безопасно. Я и подумать не могла, что когда-нибудь увижу такое! Говорят, подобное часто случается в Америке, и вот теперь у нас. Мне страшно.
Глава вторая
В оконные стекла адвокатской конторы «Тарбук, Стоун и Алдридж», занимавшейся уголовными делами, барабанил сильный дождь, и Бет Пауэлл сидела за своим столом, надиктовывая письма клиентам на магнитофон. Было всего четыре часа пополудни, но за окнами уже стояла темнота и настольная лампа отбрасывала золотистый круг света на разложенные перед ней папки и документы.
Люди всегда называли Бет «поразительной». Она была высокого роста, с темными вьющимися волосами, небрежно стянутыми в конский хвост, с кожей цвета слоновой кости, зелеными глазами и большим ртом. Девчонкой она ненавидела этот эпитет, считая его вежливой заменой слова «странный». Но теперь, в возрасте сорока четырех лет, ей уже было все равно, что под ним понимали люди и считают ли они ее высокомерной или холодной. Лучше быть поразительной, чем незначительной.
Втайне она гордилась своим видом и внешностью. Ее рост давал ей определенное преимущество, и она знала, что одевается хорошо и красиво. Бет научилась ценить резкий контраст между своими темными волосами и бледной кожей. Время от времени она принималась рассматривать свой крупный чувственный рот в зеркале и тогда ненавидела его, но она была реалисткой и знала, что поделать тут ничего нельзя, поэтому смирилась с этим.
Она также вполне отдавала себе отчет в том, что большинство тех, кого ей приходилось защищать в суде, были виновны в совершенных преступлениях и что, если ей удастся выиграть их дело, при первой же возможности они вновь примутся за старое. Но при этом она любила уголовное право: постоянный вызов себе и своим знаниям, разнообразие дел и ежедневное общение с необычными личностями.
Бет прожила в Бристоле всего один год. Вся ее предыдущая взрослая жизнь прошла в Лондоне, и последние двенадцать лет она занималась адвокатской практикой в конторе на Чэнсери-лейн.
