Влюбленная в тебя - Гибсон Рэйчел (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– Значит, приехали провести лето?
– Да.
Склонив голову к плечу, Майк внимательно разглядывал ее, и это продолжалось довольно долго. Наконец он спросил:
– Как вас зовут, кареглазка?
– Мэдди, – ответила она, задержав дыхание. Вдруг он отыщет связь с прошлым? Своим прошлым…
– Просто Мэдди?
– Дюпре, – ответила она, прибегнув к псевдониму.
Кто-то в зале окликнул Майка по имени, и он на минуту отвлекся, прежде чем снова сосредоточить внимание на Мэдди. Причем одарил ее непринужденной улыбкой, от которой на щеках снова заиграли ямочки, смягчившие его мужественные черты. Он ее не узнал!
– А меня зовут Майк Хеннесси. – Опять заиграла музыка и он добавил: – Добро пожаловать в Трули. Может быть, как-нибудь увидимся.
Мэдди смотрела ему вслед. Она так и не сообщила ему цель своего приезда в город и не объяснила, зачем торчала в «Морте». Так что Майк Хеннесси даже не догадывался, что ему теперь придется очень часто с ней видеться. И в следующий раз, вероятно, встреча будет куда менее приятной.
Звуки и запахи бара давили на нее, и Мэдди, перебросив сумочку через плечо, соскользнула с высокого стула и пошла сквозь толпу и дымный полумрак. В дверях оглянулась на барную стойку и Майка. Освещенный светом висевшей над ним лампы, он склонил голову к плечу и улыбнулся. Мэдди замерла, сжимая дверную ручку. А он отвернулся и стал наливать пиво из одного из многочисленных кранов.
Тем временем из музыкального автомата звучало что-то про виски для мужчин и пиво для лошадей. Взгляд Мэдди задержался на черных волосах Майка и на его широких плечах, обтянутых черной футболкой. Повернувшись, он поставил стакан на стойку. Мэдди видела, что он смеялся чему-то, и вдруг поняла: каким бы ни представляла она себе до этого Майка Хеннесси, он все же умел весело смеяться и обворожительно улыбаться.
Тут он взглянул на нее сквозь завесу сигаретного дыма, и она почувствовала, как он тянется к ней и ощупывает ее, хотя, конечно же, это была полнейшая иллюзия. Она ведь стояла возле двери, в самой темноте, и вряд ли он сумел бы ее разглядеть.
Открыв наконец дверь, Мэдди шагнула на улицу, в вечернюю прохладу. Пока она сидела в баре, на Трули спустилась ночь, подобная тяжелому черному занавесу. К счастью, горело несколько вывесок. И кое-где светились уличные фонари.
Ее черный «мерседес» был припаркован на другой стороне улицы, перед магазином спортивного белья Тины и художественной галереей «Рокхаунд». Она дождалась, когда проедет желтый «хаммер», и лишь затем сошла с обочины и пошла через дорогу – прочь от сияния неоновой вывески бара «Морт».
Ключ был не нужен; при приближении хозяйки электронный передатчик в сумочке открыл замок водительской дверцы. Открыв дверцу, Мэдди скользнула в прохладный кожаный салон. Вообще-то она мало интересовалась вещами. Была равнодушна к одежде и обуви. Поскольку теперь ей ни перед кем не нужно было раздеваться, она могла не волноваться из-за того, что ее бюстгальтер не подходил к трусикам. И дорогих украшений у нее не было. «Мерседес» она купила два месяца назад, а до этого накрутила двести тысяч миль на «Ниссане Сентра». Ей требовалась новая машина, и она присматривалась к «вольво», но на глаза ей попался черный седан S-600. Огни выставочного зала озаряли машину, и это было как божий знак. Мэдди могла бы поклясться, что слышала, как ангелы выводят «Аллилуйя» – будто хор мормонов на своем молельном сборище. Кто она такая, чтобы пренебрегать советом Всемогущего? После переговоров с дилером она несколькими часами позже выкатила машину из автосалона и поставила в гараж своего дома в Бойсе.
Мэдди нажала стартовую кнопку и включила фары. Ожила стереосистема, и салон «мерседеса» заполнили звуки «Неуравновешенного мальчика» Уоррена Зивона. Она съехала с обочины и сделала разворот на середине Мэйн-стрит. В текстах Уоррена Зивона ей слышалось нечто восхитительное и пугающее – казалось, что заглядываешь в мозг человека, стоящего на грани между здравым рассудком и болезнью; и человек этот время от времени заносил ногу над последней чертой – забавлялся таким образом, а затем отскакивал прежде, чем его затягивало в безумие. По опыту своей работы Мэдди знала, как мало тех, кто действительно сумел отскочить от края пропасти.
Фары «мерседеса» разрезали чернильную тьму ночи, когда Мэдди свернула налево у единственного в городе светофора. Ее самой первой машиной был «фольксваген-кролик» – настолько побитый жизнью, что сиденья пришлось перевязать клейкой лентой, чтоб не развалились. С тех пор она далеко ушла! Проделала длинный путь от трейлерной стоянки, где сначала жила вместе с матерью, и от тесного домика в Бойсе, где потом воспитывалась у Марты, сестры деда.
До самого выхода на пенсию Марта трудилась за прилавком аптеки, и они вдвоем жили на ее жалкую зарплату и социальное пособие, которое платили на Мэдди. С деньгами всегда было туго, но Марта неизменно держала в доме еще с полдюжины котов и кошек. Дом провонял запахом «Фрискис», и это было ужасно. С тех пор Мэдди ненавидела кошек. Исключением являлся мистер Снукумс, любимец ее дорогой подружки Луси. Снуки был отличным парнем. Насколько кот может быть отличным парнем.
Мэдди проехала около мили вдоль восточного берега озера, затем свернула на дорогу, обсаженную высокими крепкими соснами, после чего остановилась перед двухэтажным домом, который купила несколько месяцев назад. Она не знала, насколько задержится в этом доме. На год? На три? На пять? Но все же она купила дом, а не сняла, потому что это было хорошее вложение денег. Недвижимость в окрестностях Трули шла нарасхват. Когда она продаст дом – если продаст, – сделка принесет ей немалый доход.
Мэдди погасила фары, и ее обступила тьма. В груди тревожно заухало, но она решительно вышла из машины и направилась вверх по ступенькам на просторную веранду, освещенную многочисленными лампами. Она ничего не боялась. И разумеется, не боялась темноты, хотя знала, какие ужасные вещи происходят с женщинами, не столь осторожными и предусмотрительными, как она, Мэдди. С женщинами, которые не носили в сумочке целый арсенал устройств, призванных обеспечить личную безопасность. Таких, например, как «Тазер» с его парализующими стрелами, слезоточивый газ «Мейс», «тревожный» свисток, а заодно и кастет. Одинокая девушка не может перестараться со средствами защиты, особенно ночью в городе, где не видишь собственной вытянутой руки. В городе, который вырос среди густого леса, где дикая жизнь кипит и в кронах деревьев, и в подлеске. Где крысы с глазами-бусинками ждут, чтобы девушка отправилась спать, а затем совершают набег на кладовую. Мэдди еще ни разу не пришлось воспользоваться средствами защиты, но в последнее время она часто задавалась вопросом: хватит ли ей духу и умения застрелить наповал крысу-мародера стрелами своего «Тазера»?
В глубине дома горели лампы, и Мэдди, отперев дверь, выкрашенную в цвет лесной зелени, шагнула внутрь и тут же задвинула засов. Никакие крысы не прыснули из углов, когда она швырнула сумочку на обитое красным бархатом кресло возле двери. В середине просторной гостиной возвышался огромный камин, который отсекал от комнаты ту ее часть, где следовало устроить столовую. Но Мэдди устроила здесь кабинет.
На журнальном столике, перед обитым бархатом диваном, расположилась картотека, и тут же стояла в серебряной рамке старая фотография пять на семь. Мэдди взяла фотографию и стала всматриваться в лицо матери. Светлые волосы, голубые глаза и широкая улыбка… Увы, Элис Джонс умерла. А это была фотография счастливой женщины двадцати четырех лет, прямо-таки лучившейся жизненной энергией. Но, как и пожелтевшая фотография в дорогой рамке, воспоминания Мэдди стерлись, выцвели – почти все. Помнились лишь отдельные эпизоды и моменты… Например, смутно помнилось: вот она, Мэдди, наблюдает, как мама, уходя на работу, накладывает макияж и расчесывает волосы. И еще она помнила старый синий чемодан фирмы «Самсонайт», с которым они переезжали с места на место. Сквозь мутную призму двадцати девяти лет Мэдди, напрягая зрение, видела, как мама в последний раз собирала пожитки в их «Форд Маверик». А затем – двадцать четыре часа езды на север, до Трули. И переезд в их дом-трейлер с грубым ворсом оранжевого ковра на полу.
