Когда охотник становится жертвой (СИ) - Грэм Анна (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Ага. В сейфе лежит.
— Она нужна мне.
— Не вопрос, — очевидно, брат не собирается ужраться ею до отключки. Почти очевидно, для чего она ему. — Код помнишь?
— Помню.
«Николь». Имя их матери под цифровым шифром. Коул не менял его ни разу.
Кайл улыбается одними уголками губ. Вымученно, устало. Под его глазами — чёрные тени, а в самих глазах — какой-то нездоровый блеск, новая цель, к которой брат попрёт, как баран. И Коул ничего не сможет сделать, только в очередной раз подставить плечо.
***
— Давай сыграем, что-ли? — Когда жрать, пить и трахаться надоедает обоим, Данэм предлагает альтернативу. Бредфорт Маккормик на похищение дочери молчит, как рыба об лёд, поэтому ожидание — единственное, что им остаётся. Хотелось бы не сдохнуть от скуки. — В правду или действие.
— Какая глупая игра, — фыркает Ривера, плотнее закутываясь в одеяло. — Как ты узнаешь, что я не лгу?
— Тогда в игре теряется смысл, — Данэм хитро улыбается, перетягивая одеяло на себя. Хотя какое там одеяло? Кусок застиранной тряпки, бывшей когда-то простынью. Кровать уже не кажется такой узкой. Эйса никогда не любила засыпать не одна — потрахались — разошлись по кроватям, а то спать неудобно — но сейчас к крепкому, горячему мужскому телу под боком хочется прижаться плотнее, закинуть на него ногу по-хозяйки. Рядом с этим сильным телом она чувствует себя защищённее, что-ли. Магия Данэма, не иначе. Главное, к этому ощущению не привыкать.
— Да, хрен с тобой, начинай.
— Кто был твоим первым? — Данэм удивляет её вопросом. Зачем ему знать это дерьмо? Эйса косится на него, пытаясь в его заинтересованном, с хитринкой взгляде разглядеть хотя бы намёк на ответ.
— Хм. Это долгая история.
— У нас полно времени.
Здесь Данэм прав. И раз уж он хочет правды… Эйса подпирает рукой голову, поворачивается к нему лицом так близко, что можно соприкоснуться носами. Так близко, что отчётливо виден застарелый крохотный шрам на брови, а в его серо-стальных глазах — бледные, желтоватые пятнышки. Орлиный вырез ноздрей, точки тёмной щетины, чуть припухшая нижняя губа с красным пунктиром лопнувших капилляров — следами её поцелуев — сегодня она смотрит на него иначе. Не в мельтешении погони или бешеном ритме фрикций, а иначе. Как на человека, на мужчину.
— Мой брат, Лука, продал мою девственность одному уроду. Мне было двенадцать. Денег он, кстати, так и не получил. А через месяц брат сдох на улице. Его подстрелили, как собаку. Я о нем не плакала.
Данэм ничего не говорит ей на это, лишь запускает пальцы ей в волосы, треплет легонько, словно кутёнка. Будто бы жалеет. Прикрыв глаза Ривера подаётся под его руку, трётся о неё, как кошка, позволяет себе принять эту ласку.
— Ты был женат? — не долго думая, выдаёт она в свою очередь. Раз уж речь зашла о прошлом.
— Да, — Данэм отвечает односложно. Хитро, но правил не нарушает. Эйса не успевает отметить, как меняется его лицо, потому что он сразу же отбивает вопрос, словно хитрую подачу. — А ты?
— Нет и никогда не хотела.
— А как же дети? Никогда не хотела семью, детей? — Данэм удивлён, он подаётся вперёд, ещё ближе, привстаёт на локте, зеркаля её позу. Эйса закатывает глаза. Надо же, он думает, что у всех, кого угораздило родится без члена, желание размножаться заложено в генетический код. Чёртовы махровые консерваторы, им невдомек, что тем, кому с измальства вдалбливали в голову, что дети — лишь досадные последствия бурной половой жизни, такое сомнительное счастье не нужно в принципе.
— Я сделала первый аборт в тринадцать лет. Где-то в жопе района, у акушерки без лицензии, в каком-то вонючем сарае. Мне дали полстакана спирта вместо обезболивающего. Было больно так, что я отключалась. А потом началось заражение, я чуть не сдохла. Энрике, мой старший брат, мотался аж в Мехико за лекарствами. А потом я встретила Джо. Он научил меня всяким штукам от залета, однако, в этом уже не было необходимости. Так что, Данэм, кончай в меня, не бойся, папочкой я тебя не сделаю, — она усмехается, словно только что весьма остроумно пошутила, только Данэм шутки не оценил.
— Давай заканчивать. Глупая игра, ты права, — Оливер быстро стух, наверное, думает, что разбередил старые раны, да вот ей уже давно плевать. Эйса, напротив, только раззадорилась игрой.
— Ты должен мне вопрос, — Ривера хитро щурится, смотрит игриво, тянется рукой к его плечу, пробегает по коже кончиками пальцев, двигается ближе, прижимаясь грудью к его груди, обнимает за спину. Каждое движение ей в удовольствие, и каждое движение отточено до автоматизма — Ривера знает, на какие точки давить, когда приласкать, а когда устроить скандал, чтобы мужчина сделал то, что ей нужно. «Профессиональная сучка» — так за глаза называл её один из постоянных заказчиков, когда она ещё была в картеле Франко. Эйса с этим утверждением не спорила.
— Валяй, — без энтузиазма отвечает Данэм, переваливаясь на спину и увлекая её за собой.
— Что у тебя с Человеком?
— Ты уже задавала его.
— Что случилось тогда, в Афганистане? — Эйса забирается на него, смотрит сверху, дожимает, напирает. В такой позиции она довлеет над ним, пересиливает, несмотря на то, что он одним лёгким движением руки способен скинуть её на пол. Подлый психологический приём, но он работает безотказно — Эйса пробовала его на десятках разных мужчин. У Данэма каменеет лицо, но глаза… Глаза наполняются воспоминаниями. — Почему ты убил гражданских?
— Мы служили вместе с моей женой. — Ривера почти не надеется на ответ, но Данэм вдруг начинает говорить. — Её и ещё несколько медиков взяли в плен. Духи выдвинули условия, руководство отказалось их выполнять, я не знаю, по какой причине. Её убили. Жестоко насиловали и долго убивали. На камеру. У трупа половины лица не было, голая челюсть. Кислотой выжгли. Боевиков скрывали местные, я знал это точно. Через сутки я пошёл в кишлак один. Маркус Холт тогда был генералом. Он не стал мне мешать.
Игра давно перестала быть игрой. Эйса понимает, что ей не хватает кислорода — она дышит через раз, боясь прервать его речь звуками собственного дыхания. Зря она задала этот вопрос. Зря они вообще всё это затеяли. Так было проще. У каждого был сложившийся образ другого в голове, и не стоило его трогать. У каждого своего дерьма выше крыши, кому какое дело? Это шаг, огромный шаг к той степени близости, которой Ривера так старательно избегала по жизни, потому что ничего хорошего с её близкими никогда не случалось. Да только вот время не отмотаешь назад. Да и какое отношение это откровение имеет к её вопросу?
— Мою жену звали Мэган. Мэган Холт.
Эйса резко и неловко слезает с него, с кровати, шлепает босыми ногами по грязному, липкому полу прямо к столику с иссохшимися остатками китайской еды, наливает и опрокидывает в себя полный стакан вина.
— Не думал, что ты такая нежная. Слишком много подробностей?
Старый Данэм, тот Данэм, которого она знала до этой минуты, возвращается. Всё тот же сарказм, превосходство, грубая сила. Но Ривера теперь не может, как прежде… Она выбивает из пачки сигарету, прикуривает, выдыхая дым под потолок, к раскрытому окну.
— Позволил тебе совершить преступление, прикрыл тебя после, сверху придавил моральным долгом, а потом вручил тебе меня, мол, еби, радуйся, надо жить дальше сынок. Хитрый, старый сукин сын. — Её злобы хватит, чтобы спалить целый квартал. Она ненавидит Марксуса Холта, Человека, больше всех своих врагов вместе взятых. Чёртов манипулятор. Чёртов урод, возомнивший себя богом. Решивший, что может делать с людьми всё, что взбредёт ему в маразматичные мозги. Эйса делает затяжку за затяжкой, пытаясь успокоить нервы, но делает себе только хуже.
— Какое это имеет значение? Он потерял дочь, я — жену…
— А такое, что ты, — Эйса чувствует горечь на языке, собирает во рту слюну и плюёт прямо в мусорное ведро. Хочется это ведро ударом ноги послать в самый дальний угол, — ты больше ничего ему не должен.
Оливер молчит. Он смотрит на неё цепким, тяжёлым взглядом, ловит каждое её слово, оценивает состояние. Плевать. Плевать что она выдаёт себя с головой. Она ревнует его к трупу его собственной жены, к её жетонам, которые он таскает в сумке, бесится с его верности своему бывшему тестю. С его верности прошлой, нормальной жизни. У него, чёрт возьми, была нормальная жизнь. И да, ей, чёрт возьми, хочется уехать с ним в закат. Он не безразличен ей, ни хрена не безразличен. Ох, уж это блядское бабье сочувствие. Даже самых железных оно порой здорово подводит.
