Убийца по имени Ной - Горбачева Наталья Борисовна (книга жизни .TXT) 📗
В этот раз Ной снова остановил Виктора у самых ворот, повел его на другую поляну. По дороге, не ругая и не хваля, Ной выведал у Виктора, как он провел предыдущую ночь. Ной нашел такие слова и такой тон, что вогнал своего подопечного в состояние, почти забытое к тому моменту, — виновности перед всеми и вся. Ной добился от Виктора покаяния в самонадеянности, в ошибочном истолковании данной ему свободы. Виктор обещал, что больше никогда не будет устраивать индивидуальных молений и всегда будет возвращаться на ночь в лагерь. Ною удалось довести до его сознания, как важна пред Богом совместная ночная молитва братьев и сестер.
Виктор был раздавлен тяжестью своего ночного проступка.
— Ты пойми, брат Вол. За каждое преступление заповеди с неизбежностью следует наказание. Ты мне нравишься, я не хочу, чтобы ты лишний раз страдал, — смягчил концовку разговора Ной, почувствовав сильное смущение Виктора. — В самый зной, когда солнце в зените, ты должен уходить в тень и не работать, иначе будешь никуда не годным работником. Сегодня у тебя новая мантра.
— Почему? — удивился Виктор.
— Потому что ты все еще не подчиняешься Моисею всем сердцем своим и не можешь чисто произносить свой космический код — мантру. Бог не может слышать тебя, пока ты двоедушен в путях своих, — доходчиво объяснил Ной. — Я молился всю ночь о тебе, и вот что сказал мне Моисей: «Страдать легко — спасаться тяжко». Это будет твоя новая мантра. Повтори.
— Страдать легко — спасаться тяжко…
— Прочувствуй всю глубину этой истины. Эта мантра станет твоей, если врежется тебе в самое сердце.
— Но как узнать об этом? — страстно спросил Виктор.
— Моисей скажет мне, — охладил его страсть Ной. — Ты можешь прийти в лагерь чуть раньше захода солнца.
— Хорошо, — сказал Виктор. — Я сделаю так.
— Мы пришли. — Ной остановился перед новой поляной. — Здесь трава высохла. Ты должен руками осторожно растирать сухие листья и цветы. Каждый цветочек не меньше десяти раз — и в корзину. Если ты правильно разотрешь, то с двух простыней получается одна корзина — ни больше ни меньше. Ты не имеешь права нарушать технологию, это преступление заповеди, — сурово закончил он наставление.
— Я не понимаю, покажи, — взмолился Виктор. — Я боюсь, что не смогу.
Он с ужасом оглядел огромную поляну с десятками простыней.
— Все очень просто, смотри, — сказал Ной, подойдя к простыне с розовыми цветками. — Вот, берешь несколько цветков, кладешь на ладонь и тремя пальцами правой руки растираешь. Стра-дать-лег-ко-спа-сать-ся-тяж-ко… Девять раз растер и бросаешь в корзину. Снова берешь и снова повторяешь, — объяснял, как дебилу, Ной.
Виктору было стыдно, что он в его глазах выглядит именно дебилом. Но что же делать, если он действительно дебил? Виктор схватил цветки и под бдительным надзором Ноя повторил операцию.
— У тебя все получится, — чуть тронула улыбка губы Ноя.
От этой похвалы Виктор почувствовал к Ною неизъяснимую благодарность. Он непроизвольно упал перед ним на колени и заплакал.
— Я так… так люблю тебя, брат Ной! Только не оставляй меня, пожалуйста, я пропаду без тебя! — со всхлипами произнес Виктор, и такая преданность звучала в его словах, что Ной тоже не удержался и потрепал его по голове.
— Ничего, брат Вол, ничего. Тяжело в учении, легко в бою. Ты будешь праведником.
— Повтори, повтори еще раз! — в экстазе потребовал Виктор.
— Если захочешь, ты очень скоро станешь праведником, — почти улыбнулся Ной. — Вставай! Я не Бог, чтобы падать на колени передо мной. Моисей не велел своему народу творить кумиров.
Виктор встал, тяжело дыша от волнения; опять стало стыдно, почему он такой… плаксивый. Ведь праведники — люди мужественные. Чтобы как-то переменить тему, он спросил:
— Кому нужна эта трава?
— Наше движение, брат Вол, занимается распространением очень нужного людям на земле лекарства. Мы делаем уникальный русский гербалайф. Он действительно подходит нашим соотечественникам. Американский гербалайф для нас — отрава. Очень важно, что мы делаем лекарство с молитвой. На всех стадиях производства эффективнейшего целебного препарата люди молятся. Нет цены такому лекарству, — доверительно сказал Ной. — У нас великолепные отзывы.
— И что, оно продается в аптеках… или еще где-то?
— Да, конечно. И о нем необходимо говорить всем. Оно называется «Антеридий».
— Красивое название! — поразился Виктор.
— Красивое, — подтвердил Ной. — Ты чуткий человек, очень чувствительный… тонко чувствуешь красоту. Я полагаю, что тебе нужно изменить имя. Ты перерос Вола. Сейчас тебе, пожалуй, подойдет имя Олень.
— Олень? Да, я люблю оленей… хотя никогда в жизни их не видел живыми.
— Их нельзя не любить. Их подвижность, ловкость, величественные рога, стройность во всем теле, красота огромных глаз часто воспеваются в Библии. Это чистое животное по Моисееву закону. Но главное, брат Олень, даже не это. Царь Давид в своих псалмах с силою и крепостью оленьих ног сравнивает свои ноги, получая от Бога помощь против своих врагов. На нашем пути будет много врагов, с которыми придется безжалостно расправляться, — запомни это! Теперь за дело, — как всегда, без сантиментов распрощался с Виктором Ной.
Виктор был горд новым именем. Ной сумел задеть потаенные струны его души, о которых, может, сам Виктор не всегда отдавал себе отчет. Он был романтиком и жаждал героики, душевных подъемов и свершений во имя идеального общества, стремился к совершенной любви, рыцарству… Душа Виктора тосковала по идеалу, и Ной как будто приоткрыл завесу в мир идеальных переживаний, о которых в нормальной будничной жизни не приходится даже мечтать.
Мысли на эту тему захлестывали Виктора во время кропотливой, нудной работы, и он постоянно забывал о своей мантре. Потому что, думая о ней, невозможно было удержать в мозгах, в изменчивой своей памяти столь любезные сердцу мысли о спасении человечества путем распространения русского гербалайфа, а также о борьбе с неизвестными врагами средствами общей молитвы.
Через несколько часов он уже не мог смотреть на мелкие сушеные цветочки, стал раздражаться, почему так медленно наполняется корзина, к тому же почувствовал вдруг звериный голод и сильную жажду.
«Я должен это перетерпеть, — стал внушать себе Виктор, — должен, иначе я ничего не стою…» Он ушел в тень, приказал себе с наслаждением съесть кусок заплесневелого хлеба и подтухшую картофелину.
Виктор вспомнил страдания героев и мучеников всех времен и народов; последними из этой череды были герои Брестской крепости, которые умирали, но не сдавались. Виктор вообразил себя на войне, когда кончились все боеприпасы и вода, а о еде забыли еще неделю назад. Но был приказ — выстоять! Приказ — великая вещь…
— Брат Олень! — вдруг услышал он. — Где ты, брат Олень?
Виктор с удивлением и опаской выглянул из своего теневого убежища. Какая-то девушка звала брата Оленя. Она приближалась к нему… Виктор узнал в девушке сестру Мину.
— Мина, я здесь! — позвал Виктор радостно, потому что пришло подкрепление.
— Я принесла тебе обед. Брат Ной послал к тебе. Возьми. — Она протянула полиэтиленовый пакет.
— Спасибо… — улыбнулся Виктор.
— Садись и ешь! — вздохнула Мина. — Можно я побуду здесь?
— Конечно, побудь! Садись вот рядом…
— Нет! — отпрыгнула Мина. — Разве ты не знаешь, что я продажная?
— Не знаю, садись. Что тут у нас? — вопросил Виктор и вывернул содержимое пакета на землю. — Консервы, еще консервы, джем. Как же открыть все это? Ножа нет?
Она достала из-за пазухи открывалку. Виктор ловко открыл банки: рыба, оливки, паштет.
— Я пойду, — с невыразимой тоской сказала сестра Мина.
— Давай пообедаем, я столько не съем! — потянул ее за руку Виктор.
— Нет! — заверещала она и отбежала на край поляны.
Виктор несколько раз предлагал ей поесть, приступая к новой банке; она издалека визжала свое: нет! В конце концов он насытился и доедал все с большим трудом — впрок. Вдруг, как коршун, Мина кинулась к нему и выхватила прямо из рук банку с макрелью. Виктор и глазом не успел моргнуть, как Мина уже скрылась из виду. Он встал и обнаружил ее не так далеко — за ближайшей простыней. Как загнанный звереныш, она доставала из банки рукой содержимое и запихивала в рот.
