Лаки - Коллинз Джеки (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗

Олимпия почувствовала себя оскорбленной. Ярость она сорвала на няне Мейбл, которая тут же пригрозила отставкой.

Витос высказал предположение, что Бриджит следует отослать в пансионат. Олимпия и сама склонялась к такому решению, но ребенок был еще так мал, и к тому же она не могла забыть свой горький опыт, связанный с подобными заведениями.

В день бабушкиной свадьбы Бриджит отказалась вставать с постели. Няня Мейбл в жутком состоянии примчалась к Олимпии. Нехотя Олимпия зашагала в комнату дочери, чтобы навести порядок.

– Не хочу раздавать цветы, – упрямо талдычила Бриджит. – Не хочу одевать это дурацкое платье. Не хочу!

– Надо, – мягко проговорила Олимпия в надежде на хоть какие-то уступки. – Твоя родная бабушка выходит замуж. И если ты будешь себя хорошо вести – очень хорошо, то я возьму тебя в «Тиффани» – такой большой ювелирный магазин на Пятой авеню – и куплю тебе все, что ты захочешь.

Няня Мейбл, стоя рядом с кроватью, неодобрительно фыркнула. Подкупать девятилетнюю соплячку драгоценностями – неслыханно!

– Все, что захочу, мама? – переспросила Бриджит, широко раскрывая ярко-голубые глаза. – Все, что захочу во всем-всем мире?

– Да, – с сожалением подтвердила Олимпия.

– А когда?

– Завтра.

– Договорились, – Бриджит расплылась в улыбке и спрыгнула с кровати.

Олимпия злобно поглядела на няню Мейбл.

– Все в порядке, няня? Надеюсь, теперь вы можете приступать к своим обязанностям?

– Да, мадам, – отозвалась та, всем своим видом выражая неодобрение.

Олимпия направилась из детской в святая святых свою спальню. Через два часа приезжает Витос, а у нее еще столько дел.

Она посмотрелась в зеркало. Нью-Йорк не способствовал похуданию – ее лицо определенно округлилось еще больше. Олимпия сердито втянула щеки. Ну почему нельзя за деньги купить выступающие скулы? Почему она не выше сантиметров на пятнадцать и не легче килограммов на пять?

Ха! Витос не жаловался. На его вкус, она была идеальна. Латиняне любят женщин со слоем плоти на костях, не говоря уж о миллионах в банке. Она состроила гримасу своему изображению.

Витос прибыл с опозданием на двадцать минут, одетый в розовый костюм, темные очки и с постоянной улыбкой на губах.

Бриджит, собравшаяся уходить заранее в компании няни, успела быстро прокомментировать:

– Ты выглядишь та-ак глупо!

Витос проигнорировал ее и угостился одной из сигар Димитрия.

Когда через десять минут вошла Олимпия, он спал, сидя в кресле, а сигара прожгла дыру в полированном покрытии бесценного антикварного столика.

– Проснись! – завизжала Олимпия.

Он так и сделал, и они разделили четыре дозы прекрасного кокаина, чтобы прийти в форму перед поездкой на свадьбу ее матери.

Олимпия оделась во все белое. Она знала, что это некорректно, но что из того? Ее светлые кудряшки были завиты и начесаны. Макияж ей сделал профессиональный художник. Она чувствовала, что выглядит прекрасно, а Витос вполне подходил в качестве дополнительного аксессуара.

Фотографы, заметив пару, одетую так в полдень, решили, что это они женятся, и сопровождали их на машинах и мотоциклах до самого Лонг-Айленда, места свадьбы.

– Как я устала от них, – воскликнула Олимпия, в то время как под каждым красным светофором фотографы окружали их лимузин и без устали щелкали камерами.

Витос поднял подбородок повыше и улыбнулся.

– Да, уставательно, – повторил он, гадая про себя, не станет ли теперь лучше расходиться в США его новый альбом, который раскупали не так хорошо, как предполагалось.

Мать Олимпии отнюдь не пришла в восторг от того, что вслед за дочерью (вечная головная боль, какое счастье, что она решила жить с Димитрием) прибыли пятнадцать подозрительного вида фотографов да еще и улыбающийся, но явно пустоголовый певец-испанец. Она отвела Олимпию в сторону.

– Тебе не стоит носить белый цвет, – отчеканила она. – Ты в нем такая толстая. И кого ты с собой привезла?

– Витоса, – уклончиво ответила Олимпия. – Он поет. Он очень знаменитый.

– Мне наплевать на всю его славу, – отрезала мать. – Он выглядит, как голубой.

Олимпия хихикнула.

– Голубой! Мама! Где ты научилась подобным выражениям?

– Олимпия, я тебя прошу. Сегодня я выхожу замуж и была бы очень благодарна, если бы ты воздержалась от поступков, которые расстроят меня.

Избранник Шарлотты оказался высоким худым мужчиной с недобрыми глазами и прихрамывающей походкой. Олимпии он сразу не понравился и она сообщала всем, кто попадался ей под руку, что он похож на нацистского военного преступника.

Свадьба состоялась в саду в три пополудни. Бриджит, с ворохом цветов в руках, затмила всех подружек невесты.

«Вид у нее просто ангельский», – думала Олимпия, с гордой улыбкой глядя на свою дочь, как она послушно выступала вслед за невестой. Она встретилась глазами с няней Мейбл, и в этот момент впервые между обеими женщинами воцарилось полное согласие – согласие гордых опекунш очаровательной маленькой наследницы.

Идиллию нарушили крики трех фотографов, под которыми обломилась и рухнула наземь толстая ветка склонившейся над забором мимозы.

– О Боже! – воскликнула Олимпия посреди всеобщей паники – все решили, что в сад ворвались террористы или грабители. «Во всем обвинят меня, не сомневаюсь».

– Вы все вонючки! – внезапно завопила Бриджит, прыгая на месте от восторга при виде такой прекрасной возможности сделать пакость. – Вы все вонючки, вонючки, вонючки!

– О Боже! – повторила Олимпия и обратилась к Витосу в поисках моральной поддержки.

Он спал, со своей неизменной идиотской улыбкой на устах. Она больно пнула его в щиколотку.

– Проснись! – приказала она. – Ты где, по-твоему, находишься – в санатории?

– Олимпия-я, – протянул он жалобно.

– Не ной тут – Олимпия, Олимпия. Сделай что-нибудь!

Он вскочил на ноги и погрозил худеньким кулачком фотографам, которые теперь подбирали с земли свои аппараты и щелкали наугад.

– Вы все вонючки! – разрывалась Бриджит.

Олимпия подхватила Витоса под руку и улыбнулась – если уж не избежать того, что твои фотографии украсят первые полосы газет всего мира, надо по крайней мере выглядеть прилично. Витос понял ее без слов и тоже осклабился.

Вокруг них царил хаос.

ГЛАВА 17

– Я хочу поговорить с тобой, – заявил Джино.

– Я уже слышала, – ответила Лаки, пытаясь не показать, насколько она уязвлена и одинока.

– Я весь день не мог тебя найти.

– Ну вот теперь нашел. – Она передернула плечами. – Поздравляю. Что еще мне остается сказать?

Они стояли рядом с конторкой «Маджириано». Лаки только-только вернулась с прогулки на машине и на ней были джинсы, свободная майка и козырек от солнца. Волосы ее спутались от ветра, и она еще не накрасилась.

– Дочурка, ты выглядишь на шестнадцать лет, – пошутил Джино.

Она запустила руки в волосы и молча смотрела на отца.

– Ты зла на меня, – констатировал он.

– С чего мне злиться? – отозвалась она саркастически. – Ведь ты мне всего-навсего отец, не более того. С чего мне злиться, если ты принимаешь решение жениться, а я узнаю об этом от Матта Трайнера. – Она повысила голос: – Действительно, ну с чего тут злиться?

Он провел по шраму на щеке.

– Обстоятельства, дочурка, – сказал он. – Я нарочно ничего не планировал. Просто все так сложилось. Потом, когда я делал объявление, думал, что ты тоже среди присутствующих.

– Спасибо большое. Теперь мне ясно, что мое присутствие никогда не проходит незамеченным.

– Ну ладно тебе, Лаки, – он еще раз попытался смягчить дочь. – Я сегодня позвонил тебе сразу же, как встал. И я не виноват, что ты целый день отсутствовала. Кстати, а где ты была?

– В двадцати милях отсюда есть один бордель – иногда я там подрабатываю.

Он нахмурился в ответ на ее грубость.

– Поехали наверх. Я уже битый час тут ошиваюсь. И это тоже говорит о моем безразличии?