День греха - Браун Сандра (читать полную версию книги txt) 📗
Берк подошел к стойке почти вплотную к тело – хранителю и заказал банановый коктейль. Запястье верзилы было в обхвате больше, чем шея Берка. Принеся миссис Дюваль ее капуччино, охранник вернулся к стойке и взял себе кофе. Он не пошел за ее столик, а уселся в сторонке, она же сидела одна, отправляя в рот апельсиновые дольки и попивая капуччино.
Банановый коктейль был до отвращения приторным, но Берк потягивал его, всем своим видом изображая праздного гуляку. Между тем он не отрываясь смотрел в зеркало за баром, где отражалась Реми.
Проходящие мимо мужчины оглядывались на нее, но она ни с кем не заговаривала и даже не встречалась глазами. У этой женщины имелись богатый муж, роскошный особняк, лимузин с шофером, а она, казалось, испытывала особое удовольствие от такой простой вещи, как апельсин. Она медленно жевала каждую дольку и выжидала несколько секунд, прежде чем отломить следующую.
Может, она кого-нибудь ждет? Может, Дюваль использует ее в качестве курьера в своих тайных делишках? Но никто к ней так и не подошел, а телохранитель явно не проявлял никаких признаков беспокойства, с увлечением погрузившись в бульварную газетенку.
К тому времени, когда Реми Дюваль закончила есть апельсин и завернула шкурки в салфетку, банановый коктейль растаял и стал похож на лосьон для загара. Женщина встала и подошла к урне. Шофер вскочил, отбросил газету и ринулся на помощь хозяйке. Потом они вместе направились к припаркованному в неположенном месте лимузину.
– Эй, леди!
Берк чертыхнулся про себя за столь неуместный импульсивный порыв, но отступать было поздно. И миссис Дюваль, и ее сторожевой пес обернулись и посмотрели на него.
Коричневый бумажный пакет с остальными апельсинами остался лежать на столе. Берк схватил его и протянул ей.
– Вы забыли вот это.
Шофер выхватил у него из рук пакет:
– Спасибо.
Берк, в упор не замечая его, слегка поклонился Реми:
– Не за что.
Он уловил легкий аромат дорогих духов и запах апельсина. При черных волосах глаза ее были светлыми, ясно-голубыми. Помаду с губ она съела вместе с апельсином, но губы от этого не стали менее яркими. Реми сказала:
– Спасибо.
Верзила встал между ними, загораживая женщину всем телом. Берку очень хотелось посмотреть ей вслед, но он развернулся и двинулся в обратном направлении. Подождав, пока лимузин скроется из виду, он вернулся к своей машине и долго сидел там, не двигаясь, но тяжело дыша – так, словно только что пробежал целую милю.
– И это все?
Эррол, шофер, обливался липким потом под сверлящим взглядом Пинки; этот взгляд Пинки приберегал для клиентов, которые явно врали.
– Все, мистер Дюваль. Клянусь. Я отвез ее в школу. Потом она попросила отвезти ее на рынок. Она купила апельсины и выпила кофе в маленьком кафе. Потом я отвез ее в церковь. Она пробыла там полчаса, как всегда. Потом привез ее домой.
– Ты не возил ее никуда больше?
– Нет, сэр.
– Она все время была у тебя на глазах?
– Да, кроме того времени, пока она была в школе, сэр.
Пинки сцепил пальцы и мрачно воззрился на телохранителя.
– Если миссис Дюваль попросит отвезти ее куда-то, а я тебе на это не давал указания, ты должен отказаться, а потом сообщить мне, ясно?
– Да, мистер Дюваль.
– Если она куда-то идет, с кем-то встречается без моего предварительного разрешения, ты должен немедленно доложить мне, так?
– Да, сэр. Я не понимаю…
– Кроме того, мне бы очень не хотелось обнаружить, что твоя преданность мне превратилась в преданность моей жене, Эррол. Она очень красивая женщина. Уверен, ты это прекрасно понимаешь.
– Господи, мистер Дюваль, да я…
– Моя жена может вертеть мужчинами, как ей заблагорассудится. Она может обратиться к мужчине с просьбой, которая бы мне могла не понравиться.
– Клянусь Богом, сэр! – воскликнул охранник. Пот лил с него ручьем. – Нет, сэр, такого не может произойти! Только не со мной. Вы – мой хозяин. И больше никто.
Пинки одарил его милостивой улыбкой.
– Хорошо. Рад это слышать, Эррол. Ты можешь идти.
Совершенно сбитый с толку шофер тихонько выскользнул из кабинета. Пинки смотрел ему вслед и думал, что, наверное, обошелся с парнем слишком круто. Но человек его уровня и положения должен внушать страх и почтение своим подчиненным. А страх надо постоянно подогревать.
Вот взять, к примеру, Сэчела. Сидит сейчас на содержании у государства. А из-за чего? Из-за страха. Пинки рассмеялся про себя, вспомнив, как разнюнился Сэчел, стоило только пригрозить ему неприятностями с сыночком-футболистом.
Однако сегодня вечером Пинки был не расположен смеяться. Что-то творилось с Реми, а он, будь все проклято, никак не мог раскопать, в чем дело.
Вот уже несколько недель эта проблема, словно зубная боль, не давала ему покоя. Реми стала необычайно замкнутой. Именно так – замкнутой. Она и раньше, бывало, уходила в себя, и ничто не могло ее вывести из этого состояния – ни щедрые подарки, ни развлечения, ни секс. Но подобные приступы обычно продолжались недолго. За исключением этого недостатка, во всем остальном она была идеальной – насколько может быть идеальной женщина.
Но на этот раз период уныния затянулся дольше, чем обычно, и был намного глубже. Ее глаза стали непроницаемы. Когда она смеялась, что теперь бывало довольно редко, смех казался вымученным. Теперь Реми слушала его рассеянно, а когда отвечала, казалось, думала о чем-то другом.
Даже в постели он не мог до нее достучаться, как бы ни действовал – нежно или грубо. Она ему никогда не отказывала, но ее поведение в лучшем случае можно было назвать пассивным.
Налицо имелись все признаки того, что у женщины появился любовник на стороне, но теоретически это было абсолютно невозможно. Даже если бы она встретила другого мужчину, что опять-таки представлялось совершенно невероятным, она не смогла бы бегать на свидания без ведома Пинки. Он знал, как она проводит каждую минуту в его отсутствие.
Эррол тоже вряд ли мог переметнуться. Этот парень слишком боится Пинки. Но, даже если предположить, что Реми подкупила телохранителя или перетянула его на свою сторону, все равно кто-нибудь из обширного круга осведомителей непременно донес бы Пинки. Он уже расспросил домашнюю прислугу обо всех телефонных звонках. Реми перезванивалась только с Фларрой. И все. Никто не наносил ей визиты. Она не получала писем.
Значит, интрижка исключается.
Тогда что, черт побери, происходит? У нее есть все, чего только может желать женщина. Хотя, сказал себе Пинки, у нее на этот счет может иметься собственное мнение.
После их женитьбы он велел Реми выбросить из головы все мысли о дальнейшей учебе. Реми надулась. А через какое-то время поступила на заочные курсы и стала читать все книги подряд. Он потакал ее жажде знаний, пока ему это не надоело, и тогда поставил твердое условие: она будет читать свои чертовы книги только в те часы, когда его не бывает дома.
Через несколько лет она вдруг загорелась идеей устроиться на работу, хотя бы на почасовую. Этот каприз был подавлен в зародыше.
Так, может, нынешнее настроение – просто новая женская дурь и ее надо перетерпеть? А вдруг здесь что-нибудь серьезное? Пинки решительно достал карточку с телефонным номером и поднял трубку.
– Доктора Карут, пожалуйста.
Он назвал себя, и его соединили с гинекологом Реми.
– Здравствуйте, мистер Дюваль.
Эта гадина поздоровалась так сурово, словно он был ее злейшим врагом. От врачей, с которыми он играл в гольф, Пинки знал, что она – жуткая стерва, бич всей больницы. Доктор Карут была одной из тех женщин, которые словно нарочно ведут себя заносчиво, особенно с мужчинами.
Пинки ее терпеть не мог и знал, что она отвечает ему взаимностью. Но он выбрал именно доктора Карут в качестве гинеколога для Реми, ибо не мог даже помыслить о том, что посторонний мужчина будет осматривать его жену.
– Вы звоните по просьбе миссис Дюваль? – неприязненно поинтересовалась врач. – Надеюсь, ничего страшного?
