Второй шанс (СИ) - "Алекс Д" (библиотека книг .txt) 📗
И я не пришла. Я никому не жаловалась, хотя понимала, что он ожидает противоположного. Он бы хотел, чтобы все знали, что он со мной сделал. Но ты не думай, что я такая уж мазохистка. Все началось не сразу. Конечно, я знала, что о любви с его стороны и речи нет, но поначалу он держался. Джон купил нам путевку в Венецию. И мечтала, что свадебное путешествие смягчит Майкла. Но в итоге пришлось довольствоваться холодным равнодушием и явным пренебрежением. Он не выходил из номера, и постоянно пил, а потом засыпал прямо в кресле или принуждал меня к близости без намека на нежность. Я решила, что нужно терпеть. Он должен был увидеть, как я люблю его, он же не слепой и у него должно быть сердце. Закрывая глаза, я вспоминала того Майкла, о котором мечтала в Америке и на какое-то время это облегчало страдания. Я не знала, что сделало его таким бесчувственным, но задалась целью вернуть прежнего Майкла, растопить лед в его глазах. Знаю, как смешно звучат мои слова. Я просто начиталась наивных любовных романов. Сейчас у меня не осталось иллюзий, но тогда они были и слишком много, на мою беду. Мы вернулись в Москву такими же чужими друг другу, какими и покинули ее. Джон купил нам дом, но сейчас я уверена, что это было плохой идеей. А потом понеслось. Я уехала в Лондон, чтобы устроить дела со своим образованием. Вернувшись через несколько недель, я безумно соскучившаяся даже по такому неприступному мужу, ворвалась в двери своего нового дома и замерла в ужасе. Не смотря на ранее утро, в гостиной было полно гостей. Одного взгляда было достаточно, чтобы распознать к какой ячейке общества относятся друзья Майкла. Вечно пьяные прожигатели жизни, тратившие все деньги и силы на дешевые развлечения. Страшный кавардак царил повсюду. Рассыпавшиеся по дорогому покрытию чипсы, пролитое пиво, окурки, смог от сигаретного дыма и винных паров, запах женских духов и секса врезался в ноздри и резанул прямо по сердцу. А Майкл, нисколько не смущенный моим появлением, возлежал на кожаном диване с обнаженным торсом, лохматый, пьяный и не одинокий. И шлюха, которая была рядом с ним, смотрела на меня с такой насмешкой, что кровь у меня вскипела. Я что-то кричала, пыталась выгнать всю эту шайку бандитов и проституток, швыряла пустые бутылки в Майкла, но, ни разу не попала. А он даже бровью не повел. Просто встал с дивана, похлопав по голому бедру своей любовницы, подошел ко мне ударил наотмашь. Я влетела в стену, впечатавшись в нее. Слезы и искры полетели из глаз. Я смотрела на него и не верила. ” Ну, что, малыш, не нравлюсь? - спросил он, улыбаясь, словно палач на плахе. Я ничего не видела от боли и жалости к себе. И к нему. Мне было безумно жаль его. “Я люблю тебя”. - Прошептала я разбитыми губами. Тогда он ударил меня снова и еще раз, пока не сползла на пол, захлебываясь кровью. Его кто-то остановил. Они еще не были так пьяны, как в другой последний раз.
- И он не извинился? Потом? Когда пришел в себя? - ошарашенная рассказом Кристины, спросила Лиза. Монахова посмотрела на нее удивленным взглядом, словно не ожидала ее увидеть.
- А он никогда больше не приходил в себя. - Продолжила Кристина бесцветным голосом. - Несколько раз были короткие прояснения, из-за которых я и не осмеливалась на последний шаг. Обычно во время разгульных оргий Майкла, и уходила, куда глаза глядят. Но, если возвращалась в самый разгар, то все кончалось плачевно для меня. Я старалась не нарываться на скандал и незаметно уходила в свою спальню, запирая за собой дверь, но он срывал замки, выбивал двери, бросал мне в лицо дикие обвинения, заявлял, что я где-то шлялась, а теперь прячусь от него, чтобы смыть с себя…. Нет, это просто невозможно, сложно…. Больно. Как он мог, Лиз? Как мог говорить мне такое, занимаясь сексом в нашем доме с разными женщинами. Но мои слова оставались не услышанными. И все кончалось одинаково. Разбитыми губами, синяками, иногда насилием. Я больше не был женщиной. Все во мне умерло. Но, когда гости уходили, и дом погружался в сон, я спускалась в гостиную, убирала мусор вперемешку с нижним женским бельем, рваными колготками и презервативами. Я смотрела на него, заснувшего прямо на полу, я пыталась вызвать в себе ненависть, презрение, и не могла. Я любила его даже таким, потерявшим все человеческое. Я тащила его на себе в его комнату, чтобы раздеть и уложить спать, а сама садилась рядом и говорила, говорила. Я думала, что однажды он услышит. Как-то он открыл глаза, когда я гладила его волосы, городя очередной вздор о своей любви и желании помочь. Я резко одернула руку, и он криво усмехнулся.
- Реакцию не пропьешь? - спросил он охрипшим чужим голосом. А потом вдруг дотронулся до огромного синяка на моей щеке, потом на шее, запястьях.
- Уходи, пока я не убил тебя. - Прошептал он, с трудом произнося слова. - Забудь про меня, как про страшный сон.
Я опустила голову, не зная, что сказать, а потом посмотрела на него. Нет, я не могла уйти от него, потому что боль в его глазах не отпускала меня. Никогда больше я не видела такой неприкрытой дикой боли. Чтобы он не делал со мной, сам он страдал много больше. Я не знала, чем вызвана эта жуткая боль, но знал, что все его поведение - это оболочка, попытка спрятаться, защитная реакция. Жесткой, злой, сумасбродный, беспощадный. Самого себя он ненавидел больше, чем я могла бы возненавидеть его за те унижения, которым он подвергал меня каждый день. ” Я никуда не уйду”. - Пообещала я, ложась рядом и обнимая его. Я хотела его защитить, спасти от самого себя, облегчить боль, научить любви. Ты знаешь, Лиз, что, если человек сам этого не захочет, никто не в силах его спасти. Это была последняя вспышка “доброты” с его стороны, а потом все становилось только хуже. Он перестал работать, начал принимать наркотики. Джон пытался вмешаться, но тоже был бессилен. Через десять месяцев ада я узнала, что беременна. Это было ударом. Я не могла и не хотела ставить под угрозу жизнь ребенка. Одно дело - ставить под удар себя. Нужно было что-то решать. Я не могла бросить Майкла. Мне казалось, что без меня он погибнет. Но и продолжать так жить было нельзя. Я решила, что уеду ненадолго. До рождения ребенка, дам ему время подумать, понять, что он хочет от жизни, и хочет ли, вообще, жить. Я купила билеты, и вдруг он успокоился. Нет, оргии не прекратились, но он больше меня не трогал, словно забыв о моем существовании. Эпилогом всему стал прием в доме Рисов. У мамы был день рождения. Я уговорила Майкла пойти. Ему тоже надоело постоянное вмешательство отца. Нужно было как-то одурачить его. Майкл был абсолютно трезв и вел себя очень хорошо. Если бы я знала, что это лишь затишье перед бурей.
Через три дня я бы уехала. Всего три дня решили мою судьбу и судьбу ребенка. Если бы не моя слепая любовь и упрямство, мой ребенок был бы жив. Я ненавижу Майкла, но не меньше я ненавижу себя. За что, что не смогла быть сильной, за то, что не проявила характер, за то, что была тряпкой, за то, что позволила убить нашего ребенка, за то, что не сберегла. За то, что не сказала, когда он заковал мои запястья. Глядя в его жестокое пустое лицо, я не верила, что он пойдет до конца, что он сможет сделать это со мной, с нами. А потом он сел в кресло и отдав меня ораве своих друзей, просто наблюдал. Холодно, равнодушно, бесчувственно. Он отключился, так и не досмотрев кино, режиссером которого стал. Я не кричала, не просила его остановить это зверство. Я слишком хорошо успела узнать своего мужа, и неумолимый блеск его глаз все решил за всех. Но когда он сказал мне, что мне легче, чем ему, что у меня есть ненависть, что он виновник и злодей, которого можно обвинить во всем, я поняла, что дело не только в этом. Виноваты мы оба. Его жесткость, моя глупость. Если бы я была сильнее….
- Ты бы все равно ничего не исправила. Все произошло бы быстрее. Ему нужна была жертва, и он ее нашел. Но вряд ли это принесло ему удовлетворения. Чем дольше мы стремимся к мести, тем больше мстим самим себе, вымещая все человеческое, становясь теми, кому мстим или гораздо хуже. Месть - удел слабых. И ты - сильная, Крис. Пережив все это, ты не одержима жаждой мести. Я в свое время так не смогла. Но ты можешь все изменить. Стань еще сильнее и прости его.
