Темный рай - Хоуг (Хоаг) Тэми (читать книги бесплатно TXT) 📗

– Да, конечно.

– Но все это, безусловно, ваше, сразу же после официального утверждения завещания. Ах да, чуть было не забыл еще одну вещь! Проклятие – ведь чуть было не забыл!

Даггерпонт опять пробрался к сейфу и вернулся оттуда со старой оловянной, в фут высотой, урной, которую сунул ей в руки. Мэри уставилась на потешную посудину и перевела недоумевающий взгляд на Миллера.

– Что это? – выдавила она наконец.

– Что, что – Люси! Она завещала кремировать себя.

Мэри ехала на ранчо. Привязанная ремнем урна покоилась рядом, на пассажирском сиденье, Даггерпонт попытался убедить Мэри продать ранчо. Сумма налога за право вступления в наследование будет астрономической, особенно если учесть, как стремительно растут цены на недвижимость.

Но Мэри не дала согласия ни Даггерпонту, ни его угодливому приятелю – агенту по торговле недвижимостью, «случайно» заглянувшему в контору. Так же случайно стервятники слетаются к месту автомобильной катастрофы.

– Послушай, Люси, – бросив взгляд на оловянную урну, обратилась к подруге Мэри. – Ты всегда обладала недюжинным чувством юмора, но на этот раз – это уж слишком.

Урна лишь весело сверкнула на Мэри своим блестящим боком.

Мэри было просто необходимо уехать, чтобы все обдумать, попытаться привести в порядок растрепанные мысли. Ранчо показалось ей самым подходящим местом для подобного действия. Она почему-то считала, что правильный ответ может прийти к ней именно там. Впрочем, чутье подсказывало Мэри и то, что дело может обернуться совершенно иным образом и она обретет на ранчо еще больше вопросов. От такой перспективы у нее засосало под ложечкой.

Днем место, которое Люси последний год называла своим домом, выглядело необычайно живописно. Из стоящего на возвышении бревенчатого дома открывался вид на обширную равнину с бегущим по ней широким сверкающим ручьем. Выше – холмы, покрытые густыми сосновыми и лиственничными рощами. Равнина за ручьем была усыпана маленькими фигурками пасущихся лошадей. Едва выйдя из машины, Мэри уже навсегда влюбилась в эту картину. Пейзаж навевал чувство покоя и постоянства. Он совершенно не сочетался с тем образов жизни, что вела Люси.

Мэри поднялась по ступенькам на веранду и, обойдя дом, оказалась на просторной площадке с видом на ручей. Плетенная из ивы мебель и деревянные стулья не испытали на себе чудовищное усердие вандалов. Поставив урну на стеклянный столик, Мэри опустилась в стоявшее на веранде мягкое кресло и залюбовалась панорамой.

Все это теперь принадлежит ей. Эта мысль никак не укладывалась в голове. Какая-то бессмыслица! Она даже никогда не навещала здесь Люси. Мэри и не предполагала, что их дружба может быть настолько серьезной. Он смеялись над одними вещами, иногда вместе пили пиве Они были собутыльницами, сестрами по оружию в совместной борьбе с жестокими адвокатами, вечно не желавшими им платить и всегда желавшими затащить их в постель. Мысль о том, что их отношения значили для Люси нечто большее, смутила Мэри и заставила ощутить неясное чувство вины.

Надеясь найти ответ на свой вопрос или хотя бы какую-то зацепочку, Мэри достала из кармана жакета вpученный ей Даггерпонтом конверт и вскрыла его пилочкой для ногтей. В конверте оказался сложенный пополам зеленый лист бумаги, оборванный с двух концов. Cтeнoгpaфическая запись, набор иероглифов, расшифровать которые было под силу лишь судебному секретарю. До чего же Люси любила все эти театральные штучки, посылая их даже из могилы.

Упершись локтями в колени, Мэри склонилась над письмом и прочла стенограмму:

Дорогая Мэри,

Раз ты читаешь эти строки, значит, я уже успела поучить по заслугам. Ты считаешь, что я могла бы подыскать себе душеприказчика получше, чем тот, что сообщил тебе о моей последней воле? Вероятно, да. Подлецы всегда хотят для себя только самого лучшего, ну а мы – остальные – можем отправляться прямехонько в ад. Что ж, Господь знает, что я была очень непослушной девочкой. Я уверена: Он знает. Но это наше личное дело – мое и Большого Парня.

Теперь о тебе. Ты должна жить, подруга. Я дарю тебе свою жизнь. Ты должна пообещать мне, что бросишь этого козла Бредфорда. И ты должна пообещать, что полностью посвятишь себя созданию собственной семьи. У каждого из нас есть призвание в жизни, это – твое. Мое заключалось в том, чтобы быть занозой в «мохнатой лапе». Я была чемпионкой. Что и привело меня туда, где ты сейчас находишься. Или же туда, где сейчас нахожусь я?

Не важно, моя красавица. Бери быков за рога и вали их на землю. Ты можешь не попасть в справочник Мартиндейла-Хьюбелла, [5] но мое имечко уж точно будет светиться там как образчик позорного поведения, кое и позволит тебе немного позабавиться.

Пророни пару слезинок за меня. Кроме тебя, никто этого не сделает.

Подними стаканчик в мою честь. Знаешь, в жизни ты была моей единственной настоящей подругой. И когда ты уложишь в постель своего первого ковбоя, прежде, чем оседлать его и скакать, подумай обо мне с любовью, ковбойша.

Не унывай, дорогая. Жизнь слишком коротка, чтобы играть в ней по чужим правилам. Научись этому у кого-то, кто знает в этом толк.

С приветом из урны, твоя Люси.

Мэри дважды перечитала письмо. Но и повторное чтение не прибавило ему особого смысла. Все, чего она добилась, так это растущее чувство боли от потери, одиночества и вины.

Мэри сунула письмо под урну и свернулась калачиком в кресле, уставившись рассеянным взглядом на раскинувшуюся перед ней красоту. А она-то думала, что Люси такая нахальная, хулиганистая, окруженная важными людьми… Одна во всем мире, с собутыльником вместо друга. Полная загадки и скрытой боли. Умирающая в одиночестве. Брошенная на склоне горы, всеми забытая.

«Мерзкое» – пожалуй, именно так можно было назвать настроение Джея Ди. День не задался с самого утра, а дальше все так и покатилось снежным комом. Утром Уилл заявился только к самому отъезду Джея Ди, Такера и Часки. С первого взгляда было видно, что если он и провел прошлой ночью какое-то время в постели, то все равно без сна. Уилл был не в состоянии самостоятельно взобраться на лошадь. Поэтому, естественно, Джей Ди заставил брата все таки усесться в седло и совершить оздоровительную утреннюю прогулку, сопровождаемую поглощением пылу поднимаемой стадом в сто пятьдесят коров, и услаждающую слух ором многочисленных телят.

Если к концу дня у Уилла цвет лица и улучшился л сравнению с утренним, то это не было заметно по причине покрывшей его пыли. И Уилл, и его серая лошадь выглядели так, словно проделали долгий и тяжелый путь, были в равной степени благодарны возможности перейти на шаг.

– Я только что пригнал последних, – сообщил Уилл, разворачивая лошадь и приноравливаясь к шагу коня Джея Ди. – Такер отправился домой готовить ужин. Часки присматривает за лошадьми. Что-нибудь еще на сегодня, хозяин?

Уилл выдержал брошенный на него братом острый взгляд. Он провел в седле более десяти часов, собирая животных, слишком ленивых и слишком тупых, чтобы иметь право на существование. Уиллу казалось, что каждое из них, проделывая путь до загона, успело потоптаться на eго теле. Он был разбит и грязен. Раздражительность Джея Ди могла стать всего лишь кульминацией дня.

По бумагам братья были равноценными пapтнерами на ранчо. В действительности же Джей Ди всегда был будет хозяином «Старз-энд-Барз». Уилл чувствовал, что даже будь отец жив, реальная власть оставалась бы в рук Джея Ди, спокойного и сильного – гораздо более сильного, чем когда-либо был Том Рафферти.

Уилл никогда не чувствовал что-либо, хоть отдаленно напоминавшее любовь его брата к земле. Для него земля была тяжелым якорем, узами, в которые он был закован своим случайным рождением. Уилл никогда не боролся с Джеем Ди за право управления, всегда чувствуя себя скорее ковбоем, чем фермером. Он просто выполнял свою работу, с радостью перекладывая на плечи брата заботы и ответственность по ведению хозяйства. Сейчас же этот груз, казалось, сильнее навалился на Джея Ди. Вокруг рта у него залегли суровые складки, взгляд стал раздраженным и злым.