В шкафу скелет и крылья (СИ) - Обухова Оксана Николаевна (серия книг txt) 📗
В какой-то момент Ольге Марковне хотели вызвать неотложку. На Дусю смотрели голодными свирепыми волками. А это, скажем предварительно, еще не все сюрпризы.
После того как откачали бабушку, отпоили маму и попросили Дусю не делать комментариев под руку, а оформлять их позже, на подведении итогов, Землероева тут же не удержалась и сделала крохотную поправку...
В результате которой выяснилось, что ушедший с перекура Рощин не кофе пил, а запирался в комнате разведенной вдовы Татьяны. Причем - с ней вместе. Пока все прочие нахваливали кофе, либо торчали у ног Эдика, забравшегося под телевизор.
Чего Рощин и Тата в спальне делали - следствие проверить не в силах. Борис и Тата уверяли, будто уединились за дверью чисто по-братски, дела перетереть...
Ядвига попросила всех поверить. Мол, Боря позже рассказал ей о беседе с Татой в спальне.
Очнувшаяся баба Оля испепелила взглядом почему-то Ядю и мельком подпалила Дусю.
К слову сказать, чуть позже, оказавшись с Ядвигой наедине, Дуся с максимальным простодушием задала вопрос о происшествии с крюшоном. Ядвига, уверовав в детективно-дедуктивные способности Землероевой, ответила, как было: бывший свидетелем Николая Котова Боря Рощин заигрался в отвязного тамаду и начал флиртовать со свидетельницей со стороны невесты Юли - «сексапильной молоденькой шалавой». Ядвиге это - против шерсти, она подговорила полковника Котова «изобразить» в ответ, пусть поревнует.
Взревновала, правда, отоларинголог. Как и предположила прежде Дуся, Ольга Марковна особа с богатейшей фантазией, что вкупе с отсутствием чувства юмора обернулось бадьей крюшона на чинные наряды «шутников».
Причем оба промокших проказника пробовали уверить Ольгу Марковну, что все было не всерьез, шутейно, - ничего не вышло. Оля юмора не оценила.
Но вернемся к следственному эксперименту. Наточенная бдить, проинструктированная Паршиным «наплюй, Дусенция, на всех, подмечай, даже сморкаться заставляй в точности как было в тот вечер», Землероева отрешилась от всеобщей неприязни. Косых взглядов, гневного пыхтения отоларинголога, бурчания пунцовых внуков.
Через какое-то время все, включая следователя и Ханькина, начинали вздрагивать, если Дуся говорила «кхм». То есть «минуточку, господа, позвольте уточнить».
В лучшей манере первого президента России Бориса Николаевича Дуся уточняла - не так сидим или: «Татьяна, прости, пожалуйста, но ты, когда вилку уронила, унесла ее на кухню и отсутствовала не две минуты, а целых восемь».
С ненавистью во взоре Тата начинала «припоминать», что, заменив вилку, осталась на кухне проконтролировать заправку соуса, проверить, не пережарила ли домработница Люся мясо по-французски...
Люся алиби пугливо подтверждала.
«Станислав, - говорила Дуся, - не могу понять... Когда в тот день, вы ко мне подошли за добавкой кофе, от вас пахло несколько иначе. Как-то более, что ль, женственно...»
Впечатленный Дусиным нюхом «какой-то директор» каялся, что поменял одеколон. «Простите, я не знал, что это тоже важно, и использовал другой парфюм», - бормотал растерянно.
«Егор Валерьевич, прошу минуточку, но когда вы вошли в гостиную в прошлый раз, портсигар вы положили в левый карман, а не в правый... Да, да, вот так. И сели не к Ольге Марковне, а обошли диван и присели на подлокотник рядом с Юлей...»
Хмурый полковник молча топал вокруг дивана. Привезенная из изолятора арестантка Юля покладисто отодвигалась чуть-чуть в сторонку и с надеждой смотрела на востроглазую сыщицу.
На этом месте, раз к слову пришлось, слегка затормозим повествование.
Встретившись с Юлией на следственном эксперименте, Евдокия почувствовала, что на место дремучей зеленоглазой ревности заступила и все дальше продвигалась определенная приязнь.
Возможно, симпатию подогревали Дусино раскаяние и вина. Возможно, все гораздо проще и приземленней: удаленный в СИЗО раздражитель перестал действовать на нервы. Как бы там ни было, под взглядами родни и «банды» на следственном эксперименте между Юлией и Дусей возникло некое подобие родства: так две сиротки, попадая во враждебный мир, держатся друг друга. Юлия одаривала сыщицу одобряющим, полным надежды взглядом, Дусе стало стыдно за недавнюю антипатию. Чего она на тетеньку взъярилась? Хорошая тетка, право, жаль ее.
Откровенное упование Юлии на въедливую Дусю ощутимо раздражало большинство присутствовавших. В конце нудной, многочасовой реконструкции событий участники вздрагивали от самого тишайшего Дусиного «кхм» и «мгм», моментально обретали память и - пересаживались, перестраивались, сморкались и роняли вилки в точности как было почти самостоятельно.
Подбивая итог, спрашивая участников следственного эксперимента: «Вы довольны, все было как в тот день?» - следователь Дима Павлов смотрел только на свидетельницу Землероеву.
Дуся сказала «кхм» - общество по привычке дружно вздрогнуло! - и нахмурила лоб:
- Не могу понять... Что-то получилось не так... Что-то было не как в тот день... Но... Нет. Не вспоминается. Могу вспомнить позже. Так - можно?
- Все можно, - хмуро кивнул Павлов и собрал бумажки.
Дуся вышла из гостиной, активировала сотовый телефон и, набрав номер Паршина, недопущенного на реконструкцию, прикрывая губы ладонью, прошептала:
- Все, Олег, закончили. Ты ждешь?
Измаявшийся в неведении Паршин ждал Евдокию, Павлова и Ханькина за только что накрытым столом в тихом ресторанчике.
На следственном эксперименте Дусе показалось, будто Ханькин и Павлов ее тихонько ненавидят. Через две рюмки ресторанной водки почудилось совсем обратное: путем распевания дифирамбов холостой Павлов и вполне женатый Ханькин начинают с ней заигрывать.
- Ох, Сергеич, ну и дала сегодня Дуся! - с наигранной восторженностью затягивал оперативник и подмигивал приятелям.
- Да, да, - жестикулируя вилкой, с набитым ртом, мурлыкал следователь Дима и строил Дусе глазки.
Землероева мило пылала щеками; Паршин, которому кусок в рот не шел, ждал пока друзья закончат с баловством, жратвой и выступлениями мимо сути.
- Она их всех построила, как старшина стройбата. Народ пикнуть боялся! Шагал и влево и вправо только по команде...
- Саш, а конкретно - что? - не поддержав восхвалений, перебил детектив. - Толк - был?
- Все, кроме Евдокии, расписались, что довольны. - Ханькин обтер рот салфеткой, отложил ее в сторону и стал серьезным. - А по конкретике вот что: каждый из присутствовавших на эксперименте имел возможность совершить убийство.
Олег присвистнул:
- Даже так. Каждый-каждый?
- Включая домработницу, толкавшуюся на кухне, включая жильцов Лихолетовых - все исчезали из поля зрения на достаточное время. Помещение огромное, после того как Канипалова назначила встречу Котовой, хозяева и гости постоянно переходили с места на место. Ключи от квартиры Юлии часа полтора лежали в прихожей квартиры Татьяны... Нам даже не удалось установить, кто из фигурантов звонил с домашнего телефона Татьяны по номеру Канипаловой.
О телефонном звонке Евдокия услышала впервые. На мгновение опешила и задалась вопросом: «Паршин не сообщил о телефонном разговоре Эммы, потому что не хотел вмешивать лишнюю информацию в чистоту следственного эксперимента? Забыл, запарился или попросту не захотел?»
Обидно. Но времени на рефлексии нет. Проглотив досаду, Дуся быстро вклинилась в мужской разговор:
- Саш, а когда поступил звонок?
- Собираешься включить поправку в реконструкцию? - хмыкнул капитан. Дуся предположения не подтвердила, и Ханькин серьезно продолжил: - Звонок последовал без пятнадцати шесть. Через полчаса после того, как Канипалова толкнула речь. Приблизительно за час до убийства.
Евдокия закусила губу, оглядела мужиков, подумала немного.
- Значит... - сказала тихо, - теперь вы полностью уверены, что убийца Эммы и, вероятно, Котова сидел в гостиной Таты. Если никто не сознался в том, что разговаривал с убитой секретаршей по телефону, а... никакой наемный убийца не мог проникнуть в квартиру и позвонить Эмме...
