Стая (СИ) - Сергеева Оксана (лучшие книги TXT) 📗
— Как ты себя чувствуешь? Я себе места не нахожу, — беспокойно говорил он.
— Нормально я себя чувствую, не переживай, — поспешила успокоить дочь. — Правда. Горло немножко першит, а так нормально. Я, кстати, почти закончила с твоими документами…
— Это подождет, даже не вздумай сейчас что-то делать.
— Поздно, я уже все сделала. Можешь кого-нибудь прислать? А то мне самой некогда заезжать. Вроде распланировала день, а все в тар-тарары.
— Пришлю, конечно.
— А ты как?
Отец усмехнулся:
— Порядок.
— Ну вот и славненько, вот и хорошо. Шли гонца, целую. Скоро увидимся.
Положив трубку, Юля некоторое время смотрела на телефон, словно ожидая, что он снова растревожит воздух пронзительным звуком. Но этого не случилось.
Принтер едва слышно жужжал, выдавая последние листы. Хотелось побыстрее покончить с делами. Горя внутри нетерпением, девушка сжала голову ладонями, слегка помассировав кожу, взъерошила волосы, встряхнула их — они пышной гривой накрыли плечи и спину. Пальцы ее тут же ловко свернули их в узел. Вместо шпильки пригодился карандаш.
— Ты же можешь вообще не работать, а жить в свое удовольствие и не напрягаться. Зачем тебе сидеть сутками над документами, практически не поднимая головы?
Юля вскинула глаза на сидящего напротив мужчину.
— Во-первых, не сутками. А во-вторых, чтобы не отупеть.
— И уж тем более, если ты неважно себя чувствуешь.
— От семьи не бывает выходных, отпусков и больничных.
— Не понимаю я этого.
— А мне твое понимание в этом вопросе не-нуж-но, — с милой улыбкой, но твердо сказала Юля. Потом отложила бумаги, покрутила авторучку, напустив на лицо задумчивость. — Когда теряешь близких, начинаешь по-другому смотреть на многие вещи. Я тебе этого от души не желаю. А сейчас, Славочка, пожалуйста, помолчи хотя бы пятнадцать минут, дай мне сосредоточиться и доделать работу.
Около года назад похоронили Юрия. Все очень тяжело переживали его смерть. Особенно отец. Наверное, больше всех переживал отец. У него случился инфаркт — еле спасли. Для Юли тогда в очередной раз мир перевернулся. Она никогда до этого времени не видела отца в таком беспомощном состоянии. Привыкла, что он несгибаем, непоколебим во мнении. Всегда сильный, а тут… И у самой сердце останавливалось и вся жизнь — перед глазами, когда представляла, что больше никогда не увидит его, не услышит, не поговорит, не скажет всего того, что очень хотела, но не могла из-за гордости. Много причин — из-за чего не могла.
Поневоле задумаешься, отчего так поздно приходит к людям понимание. Почему осознание и просветление наступает, только если рядом мелькнет смерть.
— Не злись, я не хотел тебя как-то обидеть. Меньше всего, — вздохнул Ярослав.
— Я знаю. И я не злюсь. Помнишь, как в КВН? — «А потому что тишина должна быть в библиотеке! Тихо я сказал, или я тихо сказал!?» Мои слова надо воспринимать буквально. Совсем ты в своем Лондоне русский язык забыл. Если я говорю, что мы не можем сегодня увидеться, значит, мы не можем. У меня все по часам распланировано. Вот столько, — отмерила пространство руками, — на работу. Вот столько — на встречу с Катюшей. А вечером я наглотаюсь таблеток, напьюсь сиропов, завалюсь в кровать и буду сутки спать.
— У меня тоже были сегодня дела, но я заехал, потому что беспокоюсь за тебя, — резковато проговорил он. Как и все целеустремленные люди, Славик был слегка самолюбив, и такое отношение его очень задевало.
— Да будь я хоть трижды мертвая… Так, все, — отмахнулась она, изобразив досаду и сосредоточенно уставившись в монитор. — Ладно, котик, — сказала мягче, — ты тоже не злись, сейчас я закончу, и мы с тобой пойдем пить кофе.
Чуть зашуршало белое кожаное покрытие дивана — Ярослав поднялся с места. Поправил голубой свитер, шевельнул широкими плечами. Замер у окна. В каждом его легком движении чувствовалась тщательно сдерживаемая энергия.
Дыхание перехватило, когда краем глаза Юля заметила его движение. Но это мимолетное смущение сковывало ее только до тех пор, пока она не поднимала взгляд и не охватывала его глазами целиком. Пока его смутный абрис не приобретал четкие очертания…
— Если хочешь, посмотри пока телевизор в гостиной, — предложила Юля.
— Нет, — уверенно проговорил он и обратил неспешный взгляд к стеллажу с книгами и фоторамками.
Через некоторое время с расчетами было покончено; кофе сварен. Едва белые чашки наполнились темным ароматным напитком, в дверь позвонили.
Как и предполагала Юля, это отец прислал «гонца» за документами.
— Привет, — растянулся в широкой улыбке Лёня. — Ты, говорят, болеть вздумала? А если ремня для профилактики?
Юлька рассмеялась.
— Мороженого, наверное, на радостях объелась.
— Интересно мне — на каких таких радостях? — Заметил в прихожей мужскую обувь.
— На обычных, Лёня, житейских, других у меня не бывает. Кофе хочешь? Я только сварила, — предложила Юля.
— Да, с огромным удовольствием. Ношусь с утра, как савраска.
— Заметно, — улыбнулась Юля, бросив на него взгляд: черный пиджак небрежно распахнут, синий галстук на белой рубашке схвачен косоватым узлом.
Войдя на кухню, Лёня пожал руку Ярославу:
— Я смотрю, ты надолго в наших краях.
— Да, еще около месяца пробуду.
Мужчины уже сталкивались несколько раз, и хотя внешне ни тот, ни другой никак не выказывал свое напряжение, Юля знала: особой симпатии они друг к другу не испытывают. Что неудивительно, ибо Ярослав ревновал, а Лёня… Лёне просто положено быть недовольным.
— Вот почему я не Ален Делон? А то я б на тебе, Очаровашка, женился. Спортсменка, комсомолка и просто красавица! И кофе варить умеешь. Что еще для счастья надо?
— Машку за ляжку и козу на возу, — сказала Юля одними губами, и Вуич грохнулся от смеха. Юля подхватив волну, залилась открытым звонким смехом. Только Ярослав сдержанно усмехнулся и указал глазами в сторону прихожей. Юля притихла и с готовностью соскочила с места.
— Мне пора, — Слава качнул темноволосой головой, кивая Вуичу, и потянул Юлю за собой, обхватив рукой за талию. — Проводи.
— Провожу…
— Машку за ляжку, — проворчал Слава шутливо, — где ваша субординация?
— О чем ты говоришь, я с шестнадцати лет его знаю, он меня учил водку пить. Какая субординация?..
Ярослав вынул карандаш из узла волос.
— Ты с этим поаккуратнее, голову береги.
Хотел запустить руки в шелковистые пряди, но Юля отклонившись, скривилась:
— Не надо, у меня голова болит. Не люблю, когда трогают, ты же знаешь.
Слава раздраженно выдохнул, напряг губы и щёки. Но потом расслабился и обнял ее. Прижался губами к щеке, скользнул к уху.
— Вот что ты меня мучаешь?
— Я? — слегка усмехнулась Юля. — Ты сам Герасим — на все согласен. Нет! — воспротивилась поцелую. — Я же болею, заразишься еще!
— Ты не представляешь, насколько у меня стойкий иммунитет.
Все равно приник к губам. Мягко и нежно, умело. Но его поцелуи всегда казались холодными. Как тот, самый первый, на крыльце кинотеатра много лет назад.
— Слушай, Очаровашка, — назидательно сказал Лёня, когда Юля вернулась на кухню, — ты давай заканчивай свои игрульки. А то приедет Большой Брат и снимет скальп с этого иноземца.
— Лёня не лезь не в свое дело, пожалуйста, — в эту минуту ее лицо стало начальственно гордым. — А то как бы тебе самому не досталось.
— Вот только не надо… — погрозил пальцем, — не надо портить нашу сердечную дружбу таким грубым и наглым шантажом.
— Даже не пытаюсь, но мы с тобой договорились о неприкосновенности территорий, ты помнишь?
— Если б я нарушил нашу договоренность, я бы этому… дяде с большими ушами, уши то пооткрутил.
— Ты-то за что? — весело уставилась на него серо-зелеными глазами.
— А просто так.
Юля проводила Лёню и тяжело опустилась на диван.
— Все, Паша, поехали, — сказал Вуич, усаживаясь в машину.
— А что реально Монаха подвинуть собираются? — вдруг спросил Хромов.
