Сейчас или никогда - Адлер Элизабет (книги онлайн txt) 📗
Гарри взял поводок и вывел Сквиза под проливной дождь.
— Сегодня тебе не удастся побегать вволю, дружище, — тихо пробормотал он. — И прости меня за то, что не взял тебя с собой сегодня вечером. Мне нужно было побыть одному.
Он улыбнулся, поймав себя на мысли, что извиняется перед собакой так, как раньше, бывало, извинялся перед женой.
— Какого черта, Сквиз! — вдруг воскликнул он. — Хватит грустить и скулить. Мне сейчас не помешала бы рюмка виски, а тебе, дружище, вкусная кость.
Джордан потянул на себя поводок и повернул обратно, таща за собой вяло упирающуюся собаку. Дома он бросил ей огромную кость, себе налил виски, положив в стакан пару кусочков льда, и, войдя в гостиную, поставил диск Нейла Янга, а потом уселся в мягкое кожаное кресло. Комната наполнилась мелодичными звуками. Гарри всегда ставил эту песню, когда ему было грустно. Она напоминала ему о том счастливом времени, когда он впервые познакомился со своей бывшей женой. Сколько раз он говорил себе, что пора покончить с бесполезными воспоминаниями, но песня напоминала о том, как ему казалось, счастье, которое он испытывал в то время.
Сквиз явно не хотел оставаться один на кухне и, притащив кость в гостиную и положив ее на старинный ковер восемнадцатого века, уселся у ног хозяина и стал неторопливо грызть ее, иногда заглядывая Гарри в глаза. Этот ковер когда-то принадлежал его бабушке, и Гарри обычно не позволял собаке есть на нем, но сегодня махнул рукой на все условности.
— Черт с ним, Сквиз, — потрепал он пса по голове, — это всего лишь ковер. Он для того и создан, чтобы им пользоваться, не так ли? Еще до того, как он стал антикварной вещью, на него писали несколько поколений детишек, собак и кошек. Так что ничего страшного мы с тобой не совершаем.
Неожиданно его мысли вновь переключились на Мэллори Мэлоун. Весь свой разговор с ней он прокрутил в голове, как кинопленку, стараясь не упустить самых мелких деталей. Поначалу все было нормально, она проявила заметный интерес к его рассказу о ходе расследования и даже высказала свои соображения относительно сбора улик, а потом… потом вдруг произошло что-то странное. Она как-то изменилась, как будто чего-то испугалась. Что же случилось, черт возьми? И когда именно?
Гарри глубоко вздохнул и посмотрел на Сквиза.
— Вот так-то, дружок. Оказывается, Мэллори Мэлоун — штучка с большим секретом. Во всяком случае, она знает гораздо больше, чем говорит. И я намерен во что бы то ни стало докопаться до этой тайны.
Сквиз поднял голову, посмотрел хозяину в глаза, приветливо вильнул хвостом, а потом снова вернулся к своей кости.
— Любишь меня — люби мою собаку, — повторил Гарри слова Россетти и улыбнулся. Посмотрев на часы, он решил непременно позвонить ей утром. А сейчас надо хотя бы пару часов поспать.
Глава 10
Человек в «вольво» цвета металлик медленно подъехал к перекрестку и повернул за угол. Сегодня он поздно возвращался домой, и уже одно это испортило ему настроение. Он не любил запаздывать, но бывали случаи, когда по-другому не получалось, например, как сегодня.
Улица была пустынной и очень красивой в этот поздний час. По обе стороны дороги росли высокие деревья, а за ними виднелись небольшие, тщательно ухоженные лужайки и красивые домики из красного кирпича. Перед ними стояли дорогие автомобили, что уже само по себе свидетельствовало о благополучии жителей этого района.
Его дом находился в самом конце улицы, напротив пустой автостоянки. Он был небольшой, тоже красивый и, что самое главное, хорошо скрыт от любопытных соседей за часто растущими деревьями и густым кустарником. Ему не нравились эти густые кусты, но вырубить их он не мог, так как только они укрывали его дом и внутренний дворик, где он любил отдыхать, от посторонних взглядов. Он проводил в нем много времени, ухаживая за цветами — поливал их, подрезал.
Он повернул во двор, подождал, когда поднимутся ворота гаража, въехал внутрь, выключил двигатель и, взяв с соседнего сиденья небольшую красную коробку, вышел из машины. Замки на задней двери дома тоже являлись его гордостью. Не так-то просто было открыть эти дорогие и весьма сложные механизмы. Он достал связку ключей, открыл первый замок, потом второй, вошел в дом и запер за собой дверь на эти два замка и задвинул еще пару огромных засовов. После этого он медленно прошел на кухню, пристально осматривая каждую деталь в прихожей и гостиной. Кажется, все нормально. Во всяком случае, он не заметил никаких признаков пребывания в доме посторонних людей. Все вещи лежали там, где он их оставил.
Удовлетворившись беглым осмотром комнат, он направился в кабинет с деревянными стеллажами до потолка и положил на письменный стол красную коробку. Хотел было уйти, но потом вернулся и с нескрываемым раздражением подровнял стопку книг на столе, которые уже давно собирался прочесть. Заодно привел в порядок лежавшие на столе ручки и карандаши, разложив их строго по цветам — красные, синие, черные. Он терпеть не мог беспорядка на столе, как, впрочем, и во всем доме, и не мог приступить к работе до тех пор, пока все не было разложено по своим строго определенным местам. Соблюдать «морской порядок», как часто повторял его отец, морской офицер, он был приучен с детства.
Откровенно говоря, назвать отца морским офицером можно было лишь отчасти. У него еще в молодые годы, когда он был лейтенантом, появилась вредная привычка — пристрастие к алкоголю. Он довольно часто напивался во время несения службы, дебоширил на судне, дрался в портах, куда заходил корабль, а иногда пьянствовал так, что не мог добраться до каюты без посторонней помощи. Разумеется, сначала его предупреждали, уговаривали, грозили наказаниями, а потом просто уволили из флота, когда он до полусмерти избил какую-то проститутку в порту Сан-Диего.
Сыну в ту пору было не больше шести. Он еще, ничего не понимал, и только много лет спустя мать рассказала ему эту грустную историю и строго-настрого приказала держать язык за зубами и не болтать лишнего о своем отце. При этом она постоянно напоминала ему, что это их секрет, который не должен стать достоянием общественности. А отец тем временем болтался по ресторанам, переходил с одной работы на другую, но нигде больше месяца не задерживался.
Эта их с матерью тайна, к сожалению, была не единственной. Сын с самых первых дней спал с матерью в одной постели, а когда вырос из пеленок и перестал сосать грудь, мать по-прежнему укладывала его с собой и требовала от него определенных ласк. Он ненавидел ее в такие минуты, но ничего поделать не мог, так как очень боялся ее. Она была строгой женщиной и приучала его к порядку в семье, а порядок этот подразумевал прежде всего беспрекословное подчинение ее воле.
Однажды она потребовала от него сосать грудь, даже когда в этом уже не было никакой необходимости.
— Ну давай же, давай, — шипела она, настырно подсовывая ему огромную грудь с толстыми коричневыми сосками. — Освободи меня от этого проклятого молока. Ты же сам виноват во всем. Если бы не ты, я не превратилась бы в толстую корову с гигантскими сиськами. Да и твой папаша тоже хорош. Пропивает все на свете и уже не способен даже переспать со мной. Так что давай, мой мальчик, забери у меня этот груз.
При этом она стонала, дрожала всем телом и постоянно елозила рукой в нижней части живота. Он до сих пор не мог забыть терпковатый запах пота и женского естества, который исходил от нее в такие минуты.
— Что ты делаешь, мама? — спрашивал он, отрываясь от ее груди, но она еще крепче прижимала к соску его голову и продолжала томно стонать.
— Ничего, сынок, делай, что тебе говорят, иначе мне придется лишить тебя невинности.
А потом произошло неизбежное. Когда он подрос, она уже не могла удовлетвориться его пассивной ролью сосущего грудь ребенка и стала приучать его к половой жизни.
Но сейчас он не хотел даже вспоминать об этом.
В его спальне царила стерильная чистота, как и во всем доме. На полу лежал коврик бежевого цвета, все стулья аккуратно стояли вдоль стены, кровать была односпальной, так как сама мысль том, что рядом с ним может находиться кто-то другой, приводила его в бешенство, постель сверкала белизной.
