Когда охотник становится жертвой (СИ) - Грэм Анна (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Проблемный ты, не добавляй ей ещё больше.
Раиса, эта хитрая, старая лисица, сутенерша с тридцатилетним стажем видит его насквозь. В её блеклых глазах не осталось ничего человеческого. Счётная машинка, переводящая похоть в денежный эквивалент. Это давно его не удивляет — оставшись человеком здесь почти невозможно выжить.
— Вы думаете, я хочу ей навредить?
— В том то и дело, что нет, — она, наконец, прикуривает и суёт сигарету в длинный чёрный мудштук. — В наше время любовь дорого обходится. Она хуже пули. Быстро, метко и насмерть. А смерть это, знаешь ли, навсегда.
У таких, как она, своя философия. У таких, как она, жизнь, хоть и криво, но сложилась, им, таким, есть, что рассказать. На это всё можно кивать головой и соглашаться, а можно спорить до хрипоты, потому что надежда — тварь неубиваемая, особенно в его случае.
— Разве оно того не стоит?
— Ты сам себя погубишь. И её, — Раиса проплывает мимо него, шурша юбкой. Она оставляет после себя душный запах табака, оседающий в лёгких тяжёлым камнем. Её страшные слова вторят его сомнениям. Его прошлое, вся его нынешняя жизнь — одно сплошное «не связывайся», а он пошёл на поводу у желаний и совсем забыл об этом. Кали Рейес из другого мира, и если бы не долги, вряд ли они вообще бы сошлись. Но сейчас слишком поздно отступать. Насмерть и навсегда — пусть так. Она нужна ему. Он понимает это, как только машина Кали выворачивает из-за угла и замирает у входа.
Кали видит его сразу. Она не спешит выходить из машины, не смотрит на него, медленно тянет руку, чтобы выключить мотор, медленно выключает ходовые огни, музыку, что-то собирает с сиденья, а потом, словно что-то решив, резко вытаскивает ключ из замка зажигания. Быстрым движением Кали вытирает лицо под глазами, распахивает дверь и прыгает на землю с подножки. На лице у неё свежая царапина. Глаза у неё опухшие, мокрые, а от улыбки нет и следа — две складочки от носа до уголков губ углубились, будто это скорбное выражение лица приклеилось к ней, как маска, будто она никогда не умела улыбаться. Кали не спешит захлопывать дверь, когда Кайл вскакивает ей навстречу. Дверь эта, как баррикада, за которой легко прятаться и которая так чудовищно разделяет их.
— Кали, в чём дело? — он почти кричит. Нервы сдают. Кали не Рита, с Кали молчать невозможно. С ней нет ни капли равнодушия, ни грамма спокойствия, с ней всё внутри наизнанку выворачивается.
— Мне звонил Гарсия.
— Понятно, — выдыхает он, устало прикрывая глаза.
Правда настигла его самым пакостным образом. Надо было быть готовым к этому. Гарсия найдёт миллион и один способ подосрать, раз уж разговор по-мужски закончился не в его пользу. Сначала Рита, теперь Кали. Если он её хоть пальцем тронет…
— Значит, ты в банде? — глухо спрашивает она. В её голосе слышится страх. Она словно надеется услышать «нет», словно надеется услышать вранье, которое устроило бы их обоих. Но выворачиваться бессмысленно, они дошли до черты — либо перейти, либо остановиться. Кайл поднимает, что у лжи нет будущего, придётся доставать язык из задницы и говорить. И надеяться, что Кали поймёт.
— Я в полиции. Теперь.
— Отлично, — зло припечатывает Кали, громко захлопывая дверь.
Но дело в том, что к таким разговорам нельзя быть готовым, лишь малодушно уповать на то, что правда не вылезет как можно дольше. Но правда вылезла. Как всегда — правда не любит долго сидеть в тени, как и закон подлости. Кайл крепко сжимает ладони в кулаки, едва затянувшаяся плёнка кожи на разбитых костяшках лопается снова. Всё это так блядски неправильно, так не вовремя, так ни к чему. От досады и злости хочется разбить кому-нибудь рожу, Кайл понимает, что заводится и так только пугает её ещё больше.
— И когда ты собирался мне об этом поведать?
— Никогда. Понимаешь? Никогда! — он срывается на крик и одним усилием воли заставляет себя вдохнуть, выдохнуть и сбавить тон. — Это не то, о чём хочется рассказывать, Кали. Ты мне про Малибу говорила, про мечты свои, а я что? Мне нечем гордиться и вспомнить нечего. Да, мой брат в банде, да я его покрываю, потому что он моя семья! Потому что я знаю, каково это, когда о колледже можно только мечтать, когда полдня таскаешь коробки на своём горбу, и тебе два доллара в час платят за это. Мы жрать хотели. Мы жить хотели. Ты сама видишь. У нас тут либо так, либо ты труп под мостом.
Он поздно понимает, что взгляд у неё плывёт не от злости, в глазах у неё стоят слёзы. Кали поднимает руку в попытке слёзы эти стереть, но одергивает себя, чтобы виду не подать. Как же хочется это чёртово тяжелейшее объяснение перемотать на конец, чтобы понять, что же там будет дальше. Кайл мечется, топчется на месте, дёргается, потому что рвануть вперёд, взять её за эту самую руку и утащить домой против её воли он не может.
— Мне не важно. Не важно, кем ты был, — она поднимает на него взгляд, непроницаемо-чёрный, по которому Кайл снова ничего не может прочесть. По её щекам скатываются две слезинки, Кали быстро смахивает их ребром ладони. Эти слезинки для него, как нож по горлу. Она плачет из-за него. За это самому себе хочется шею свернуть. — Ты солгал мне.
— О чём я должен был сказать?! О том, что я сын проститутки? Что мой брат кто-то вроде Гарсии? Или доказывать тебе, что «Хантеры» лучше «Кобрас», потому что у нас женщины под защитой? Не всё ли дерьмо одинаково?! Или тебе рассказать, что нас с братом зачали насильно? У матери просто денег на аборт не было, она надеялась, мы сами выкинемся. Или рассказать тебе интересную теорию о том, что трахаясь с двумя разными мужиками можно залететь от обоих? Говорят, поэтому мы с братом не похожи.
— О том, что ты собираешься за меня платить. Ты не должен.
Кайл чувствует, что у него дерёт горло от крика. Кали же спокойна, только глаза наливаются ещё сильнее, а лицо покрывается красными пятнами. Она не должна была слышать всё это, ей не надо всё это знать, она и так дерьма повидала, зачем ещё своё на неё вываливать? Кайл словно не жизнь свою ей пересказал, а выблевал перед ней из себя остатки зверского похмелья, от которого только сдохнуть.
Становится легче. Он сказал больше, чем собирался. Груз недосказанности рухнул с плеч, оставив мерзкое ощущение сквозной пустоты. Внутри больше не пылает, скорее холодит, будто он под её взглядом голый, а на улице холодная ночь и ветер с океана дует.
— Не должен, — Кайл приходит в себя, его голос приобретает былую уверенность и спокойствие. Он делает один маленький шаг навстречу к ней. Кали назад не отступает. — Но хочу. Сколько бы ты ни сопротивлялась, я не отступлюсь. Я уже всё решил для себя. Ты и брат — самое дорогое, что есть у меня. Я за вас жизнь отдам и это не пустые слова.
Крыть больше нечем. Он вывернул себя наизнанку, душу до самого дна перед ней раскрыл, теперь только ждать очередного тычка или обвинения, мол, мог да не захотел. Не мог. Не захотел. Хотел, как лучше, и пусть это самое «как лучше» для него и Кали звучит по-разному.
— Ты не заслуживаешь этого. Тех проблем, что пытаешься взвалить на себя…
Но, как ни странно, Кали его не обвиняет. Она его защищает, снова защищает от своих же проблем, будто всё, что он сказал, не имеет для неё смысла. Будто это ничего не изменило в её отношении к нему.
— Ты тоже. Но вместе лучше, чем по одному. Ты — моя семья, мы справимся, — он делает ещё один шаг вперёд. В глазах Кали больше нет ужаса, лишь мучительный выбор — верить или нет, дать или не дать второй шанс. Ведь она тоже это чувствует — он уверен, что чувствует — что ей так же, плохо без него, как и ему без неё. — Поехали домой, Кали.
Он протягивает ей руку.
— Расскажешь мне всё, — твёрдо заявляет она, вскинув подбородок. — Я хочу знать всё о тебе. Ты хочешь, чтобы я тебе доверяла, а сам?!
— Всё. Всё, что захочешь, — клянётся Кайл, глядя ей прямо в глаза. Больше никаких глупостей. Такую, как Кали, нельзя потерять.
Она протягивает ему руку в ответ. Они разговаривают весь день: она много спрашивает, Кайл много говорит, пожалуй, больше, чем за всю свою жизнь. Иногда Кали плачет, слушая очередной эпизод, который самому Кайлу кажется вполне обычным, иногда молчит и много думает. После она готовит ужин и варит кофе в полной тишине — у обоих уже мозоли на языках. Кайл понимает, что от этих разговоров устал не меньше, чем за смену.
