Сыщица начала века - Арсеньева Елена (книга бесплатный формат .txt) 📗
О да – говорить было бы не о чем, когда бы мы обнаружили тело Самойловой дома, на квартире у ее любовника или у подруги, в театре, в городском саду, даже просто на улице! Однако труп ее нашли в сундуке, брошенном в Волгу и лишь чудом вынесенном на отмель. Почему, почему естественная кончина Самойловой показалась настолько опасной человеку, в присутствии которого ее смерть приключилась, что он счел необходимым не заявить в полицию, а спрятать тело? И считал, что сделал это совершенно надежно, был убежден, что труп не найдут.
Почему?!
Я не находила ответа. Смущала и простая холщовая сорочка, в которую была одета мертвая. Лешковский удивился, увидев ее. Сказал: «Дивлюсь… Наталья никогда бы такую не надела! Она обожала хорошие, дорогие вещи, тратила на них огромные деньги!»
Красильщиков выразился еще определеннее: у Натальи-де белье было, словно у парижской кокотки, сплошное кружево да ленты. Она и в деревенскую баню в такой грубой холстине не пошла бы.
Получалось что? Мало того, что Наталья Самойлова умерла неведомо где и неведомо отчего – кто-то еще и ограбил мертвую? А потом решил скрыть тело…
Может быть, она умерла от испуга? Может быть, ее кто-то напугал до смерти?
В нашем городе давно не случалось столь загадочных историй! А тут еще то, другое преступление, «Дело пятого вагона», как мы называли между собой историю с расчлененным трупом…
Вот я и вернулась к началу моей сегодняшней записи и к той слабости, которую чудом не проявила.
Я сейчас наедине со своим дневником. Даже Павла уже похрапывает в своей каморке около кухни. И слава богу! В дверцах книжного шкафа я вижу свое угрюмое отражение. До чего не хочется писать! До чего хочется отложить это до завтра, пойти и лечь спать!
Но, во-первых, никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, а во-вторых, я себя знаю. Завтра мне тоже не захочется вспоминать об этом страшном, отвратительном деле… Смешно! Как будто мне удастся о нем забыть! Как будто расследованием его не полны мои дни! Как будто именно к нему не сводится всякий разговор, затеваемый у нас, и в прокуратуре, и, конечно, в уголовной полиции, агенты которой просеивают город, словно сквозь сито! Обыватели о случившемся пока молчат, слухи не просочились в печать – по распоряжению самого господина градоначальника, которому об сем было доложено незамедлительно. И я считаю, что это правильно. Какое счастье, что мы живем хоть и в губернском, но относительно небольшом городе, где печатные издания находятся под неусыпным контролем властей! Уверена: управляться с газетчиками в Петрограде или Москве значительно труднее. А может быть, и вовсе невозможно. Непременно сыщется какой-нибудь пронырливый журналистишка, который пронюхает неприятную новость – и тотчас пожелает раздуть из нее сенсацию, заботясь лишь о себе, о собственном гонораре и мелкой, сиюминутной известности, совершенно не озаботясь тем, что из малой искры суетной публикации способен разгореться истинный пожар – опасный для спокойствия обывателя, нарушающий его уверенность в завтрашнем дне, подрывающий доверие к властям, кои не в силах найти и покарать злодея, содеявшего кровавое преступление.
С другой стороны… Вот же дурацкая моя натура! Я всегда четко знаю, что у палки – два конца, и должна видеть оба. Минуло уже два дня, а мы до сих пор не знаем, кто этот неизвестный, чья судьба так трагически сложилась. Стоило нам опубликовать приметы Натальи Самойловой, как тело ее было опознано. А этот несчастный так и остается неизвестным. С другой стороны… или это уже с третьей?! – какие приметы его мы могли бы предъявить вниманию читателей? Удалось установить только, что при жизни он был невысок, худощавого телосложения, молод – не более тридцати лет. Кожа его была усеяна частыми родинками, а также он, по вполне определенному признаку, принадлежал к числу мусульман или иудеев. Мы можем предположить, что волосы его были темно-русые, однако насчет цвета глаз, наличия усов или бороды сказать нечего. Просто потому, что голова его до сих пор так и не найдена…
Нет, положительно: нутро у следователя Ковалевской самое что ни на есть дамское, слабое и несовершенное. Не могу и не хочу писать больше ни слова! И не буду!
Нижний Новгород. Наши дни
Только вывернулись из глубины дворов и оставался какой-то десяток метров до проспекта, как вдруг шофер резко ударил по тормозам: мимо с ревом и воем промчалась машина ГАИ:
– Внимание! Пропустите автоколонну! Пропустите автоколонну!
Машины прижались к обочинам, проспект опустел.
– К нам кто-то прилетел? – спросила Света, поворачиваясь в салон. Дорога вела из аэропорта, так что вопрос был закономерен.
– Представления не имею, – пожала плечами Алена.
– Чупа-чупс сегодня возвращается из Москвы, – сообщил Пак и постучал пальцем по свернутой газете, которая лежала на приборном щитке.
– Чупа-чупс! Да гори он огнем! Еще будем мы из-за этого червяка стоять, – фыркнула Света. – Врубай сирену, Пак! Поехали!
На маленьком, узкоглазом, тонкогубом личике отразился откровенный испуг:
– Так ведь милиция…
– А у нас, может быть, человек умирает! Поехали! – выкрикнула Света, краснея от злости.
Алена не без любопытства наблюдала эту жанровую сценку. Новое проявление бурной народной любови к Чупа-чупсу, он же – полномочник, он же – нефтяник, он же – комсомольская давалка, он же – лохотронщик, он же – родный папа пенсионеров, он же – умный мальчик, полтинник, хаббардист-сайентолог, маменькин сынок, младореформатор, политический попугай… Вообще-то фамилия у него была самая простая – Сухаренко, но прозвищ этому представителю верховной власти в Нижегородчине народ придумал немало, причем были среди них и такие, какие в приличном обществе не выговоришь. И каждое имело четкое обоснование. «Маменькиным сынком», к примеру, Сухаренко именовался оттого, что накануне окончания школы взял фамилию матери. Правда, как раз в это время родители разошлись, мальчонка остался с мамой, вроде бы все объяснимо, но поговаривали, что родители расстались нарочно, дабы «пятая графа» папиной анкеты не портила карьеру сыну, которому его отец, человек редкостных тактических и стратегических талантов, пророчил блистательное политическое будущее. Ну что ж, папа и впрямь оказался провидцем. Другое дело, что народу – русскому народу – это обошлось очень дорого. Но какое дело вышеупомянутому папе было до блага русского народа? Совершенно наоборот! Впрочем, среди знакомых Алены немало было людей, которые относились к «умному мальчику» неплохо, даже хорошо. Это были в основном постперестроечные богатеи, которые в свое время немало разжились на дружбе с бывшим губернатором Чужаниным, получив за бесценок, а то и бесплатно и дома, и земельные участки в центре города, а теперь со страшной силой поддерживали «Верную силу», среди лидеров которой значились и Чужанин, и Чупа-чупс, и еще пара-тройка киборгов. Знала Алена и бойких ребяток, которые в роковом августе заранее были предупреждены Чужаниным и Чупа-чупсом о готовящемся дефолте, а потому сделали на нем поистине фантастические состояния. Именно они мечтали о выборах 2008-го, а то и 2004 года, на которых Чупа-чупс будет непременно баллотироваться в президенты.
И вот тут-то и придет нам всем полный песец…
– Костя, пересядь-ка на мое место, – вдруг сказала Света, распахивая переднюю дверцу и выскакивая из кабины.
Фельдшер, уютненько прикорнувший на пустых носилках, выполз с таким недовольным видом, словно он был улиткой, которую враждебные обстоятельства вынудили навеки покинуть обжитую скорлупу. Света как раз успела запрыгнуть в салон, когда мимо пролетела последняя машина ГАИ и проспект открылся для движения.
– Поехали! Поехали! – велела Света и повернулась к Алене: – Помнишь, мы говорили о периодизации истории с точки зрения врача «Скорой помощи»?
– Еще бы, – кивнула Алена. – Я как раз хотела попросить тебя рассказать, какой период был следующий за пьющими дамами.
