Антэрмония. Путь к Лагунье (СИ) - "Юрстэрки Кихохимэ" (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
Правда — не поверил ей.
Но ты боролся. Шёл до последнего, даже, когда уже казалось, что силы покинули, а немаловажная часть тела вот-вот перестанет слушаться. Готов был умереть, но жертвенность Ланы, её любовь и желание защитить пересилили всё, позволив оттолкнуть драгоценного супруга от края пропасти, падая в неё самой, утягивая злодея.
Спасение было неоправданным. Сломавшись, ты дошёл человеком до непонятного мира, где свои правила, законы, да и физика. Многое вызывает вопросы, а другое могло бы — восхищение, будь ты творческой личностью: мир, отличный от того, привычного, был иррационален. Мёртвые ходят? Говорят? О чём-то даже… даже мечтают! Расскажи кому-нибудь — и здравствуй путёвка в психиатрическую больницу. Правда, всё это — не твоего полёта дело. Цель, увидеть Лану, выполнена. Раз так, то, получается, больше тебя ничего здесь не держит. Пора уходить.
Тяжёлое состояние, разлука, с неохотой подступает. Надежда продолжает о себе заявлять: ещё можно спасти, как-то исправить ситуацию, вернуть Лану к жизни. Абсурдность превышает допустимые нормы, продолжая оставаться за чертой игнорируемого.
Песочные часы вот-вот начнут отсчёт — неспешно падая вниз, песчинки вернут былое состояние. Врата, не позволяющие обитателям этого мира выбраться наружу, скоро потеряют ценность для тебя, не позволив пройти их. В таком случае, захочешь ли? Лана окажется в недосягаемости, возможность увидеть вновь её светлый облик будет невозможной отныне.
Остаться тут. Дать сердцу остановиться. И вы… вместе. Так просто.
Мысль имеет нехорошую манеру воплощаться. Возможно, призыв, хотя скорее стечение обстоятельств позволяет пригласить опасность, от которой лучше бы на всех парах спасаться. Но видит Создатель этого мира, ты уже принял бесповоротное решение…
— Нашёл! — раздаётся торжеством голос. — Ты! Ты здесь!
Не поднимая головы, отрешённо смотришь вперёд, мысленно находясь «там», среди полицейских машин, выбегающих и что-то кричащих людей, у выгоревшего дома; нет более ярких красок — всё серо, а звук и то перестал существовать там.
— И вправду не такой, как мы, — оказавшись слишком близко к тебе, произносит поражённо мертвец, схватившись холодными пальцами за твоё горло — там жизнь, тепло, пульс, — и сразу же отпуская, отступив. — Да, человек! Тут! Это ж надо!
Эти слова такие настоящие, больший эффект от которых дало произнесённое «человек», пробудили тебя, застывшего, вернуться.
— Тебя это, мертвец, так удивляет?
— Да-да! Людям нет места тут! Это ж не ваш мир.
— Ты прав. Он — не мой, — с горечью произносишь ты, морщась, принимая чуждость, опасность и не предназначенность тем, чьи механизмы внутренние не сломались.
— Так честен. И не пугаешься! А ведь тут я, чтобы… чтобы убить тебя. Вот.
— Убивай.
— И даже, если ты не хочешь этого… Подожди, что?! Ты сказал — убивай?
— Ну да.
— Нет-нет! Ты не мог, человек, этого сказать! — считая, что ослышался, убеждённо выдаёт мертвец, качая головой. Видно, у него была своя правда и своё развитие событий.
— Почему же?
— Ты совсем глупый, что ли?
— Нет, но я не понимаю, почему моё желание расстаться с жизнью вызывает вопросы. Не ты ли хотел положить всему конец?
— Так-то оно так… Но подожди!
— К чему ожидание? А эта трата времени? Хочешь — сделай. Я сопротивляться уже не буду.
— Стой-стой!
— Нет! Начинай, — наседая, приказываешь, закрыв глаза, становясь ровно: руки по швам. «Так лучше!» — думаешь ты. — Ну же!
А мертвец сам застыл, не зная, как поступить. Что делать? С одной стороны — вот оно, беспроблемное решение: живой не сопротивляется и можно воплотить задуманное, но с другой — как-то неправильно. Не такую реакцию хотелось бы видеть. Вдруг тут есть какой-то подвох?
— Чего же ты ждёшь?
— Я не могу так быстро. Точнее, могу, конечно, это сделать, но вот чтобы прям как-то… вот прям вот так… и чтобы прям всё… ну как-то это даже… по идее, конечно, возможно… вот только… — начал он бессвязные лепетания, от слушания которых уши завянуть могут, ну, ей-боги, неужели так непросто это сделать — оборвать чью-то жизнь?
— Перестань! — теряя терпение, повышаешь голос ты, взмахнув руками, при этом угрожающе добавив: — Либо ты сейчас что-то предпримешь, либо я сам.
Покойник, видно, попался не слишком отважный. Наверное, в прошлой своей жизни он не был убийцей, а сидел в каком-нибудь душном офисе, заполняя отчёты или сшивая документы. Да делал, поди, так хорошо, что о повышении мечтать боялся. Но заслуживал.
— Нет, всё будет! Только… дай мне пару секунд.
Ничего не сказав, ты вновь принялся ждать, мечтая о скорейшем завершении пути и становлении на одну линию с Ланой. Больше нечему будет вас разделять.
— Я готов!
Неживой, если можно так сказать, воодушевился, подойдя к тебе и, схватившись за горло (думая, что удушение — лучший вариант), перекрыл воздух.
Долго ли, коротко ли, как говорилось в старину, но продлилась нехватка воздуха недолго. Увы, ты не умер, точнее — тебе не дали этого сделать, придя на помощь.
— А-а-а! — падая на землю, издал, подобно раненому зверю, вой душитель. И вырубился.
— Что теперь? — открыв глаза, с неудовольствием поинтересовался ты, замерев. — Лана?!
Супруга держала в руках толстую ветку — видно, это и послужило падению покойника. Но зачем было это делать? Не понятно ли ей, что так можно быть вместе, позволив остановиться биофизическим процессам.
— Ты! Не стоило меня спасать…
— Не стоило?.. Почему ты так говоришь?!
— Я вспомнил всё. Тот день. Твою смерть. И свою вину.
— А-а…
— Я не заслуживаю жизнь. Не ты должна была сюда попасть, а я… — Душевная боль, мерзкая особа, каблучком начинает надавливать на сердце; на глаза наворачиваются слёзы, а пальцы, дрожа, закрывают лицо. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, не сумевшего ничего сделать? Как же я ненавижу себя…!
Женщина выпускает из рук палку. Она смотрит на тебя, но в янтарных глазах нет жалости — пустота. Одно верно — ненависть к тебе не испытывает, а по-прежнему, если бы могла и не была лишена чувств, любит. То, что произошло в прошлом — дело случая. Одним везёт, другие борются, третьи погибают. Такова реальность.
— Ненавидишь? О, перестань. Есть ли повод оборачиваться назад? Причинять ещё большие страдания? Это ведь так просто — отпустить меня, начиная всё с новой страницы.
— Я не могу. Как мне забыть тебя? Ты была всем для меня! Что я без тебя? Кто, если нет тебя? Смысл мне существовать, если в итоге я буду по-прежнему вспоминать твой образ!
Призадумавшись, Лана с обречённостью выдаёт, по-холодному улыбнувшись:
— Люди слабы. Они привязываются к одному единственному человеку, а стоит ему уйти — ломаются. — Останавливается, позволяя тебе осмыслить мысль, но ненадолго: — Несмотря на это, некоторые из них способны стать ещё сильнее, склеивая себя по кусочкам. — Оторвав руки от лица, ты, чуть дыша, смотришь на супругу, не до конца понимая, что она хочет тем самым сказать. Но её слова, как ни странно, способствуют поднятию какой-то сокрытой на глубине силы — то ли согласию, то ли готовности доказать на собственном примере это, то ли не угасшей воли к жизни. — Они, фениксы с ярким пламенем, доказывают это: человек — сильное существо и, под тяготой выпавших испытаний, преодолевая всё, заново восстанавливают себя — ничто иное, как борьба с самим собой. Это и есть спасение.
— Другими словами, ты хочешь, чтобы я не только принял правду, но и поборол чувства, ставшие грузом?
— Верно! Ты сам должен понимать — ни к чему хорошему нас это не приведёт.
— А что если…
— Смерть? — Запрокинув назад голову, Лана смотрит в застывшее небо. Поднимает руку, будто пытается до него дотянуться, хотя знает — этому не быть. — Думаешь, выход? Для кого?
— Для нас!
— Где гарантия, что ты по-прежнему будешь испытывать то, что сейчас?
— У меня её нет, но это лучше, чем…
— Чем что? Быть человеком? Жить, чувствовать, идти к успеху, падать, вставать, наслаждаться моментами?
