На одном дыхании! - Устинова Татьяна Витальевна (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Как?! Опять приперлась?!
А потом за шею втянет ее внутрь, целуя безостановочно и жарко, словно в последний раз, и она всем телом, от макушки до пяток, будет чувствовать его, такого сильного, такого безрассудного, храброго от желания!..
Такого юного.
Такого живого.
Такого любимого.
Такого отвратительного. Такого чужого. Ненавистного.
– Костенька, – сказала Марина почти своим голосом, и выпрямилась в кресле, и отшвырнула журнал. Журнал полетел в угол, муж проводил его глазами. – Костенька, не пора ли обедать?
В дверь вдруг опять постучали – что за наказанье! Или сегодня все забыли, что она «работает над ролью»?!
– Что, что такое?!
– Мариночка, – Вера остановилась у порога и постно сложила сухие руки, и глаза вперила в пол, – там пришли до вас и спрашивают.
– Вера, вы с ума сошли, – скороговоркой выпалил Костенька, косясь на Марину из-за половинчатых очочков. – Кто еще пришел?!
– Пришли Марк Анатольевич Волошин, – выговорила бабка отчетливым экзаменационным голосом. – И с ним новая вашего бывшего, ныне покойного. Вас спрашивают.
Муж ничего не понял, а Марина все поняла, конечно.
– Что-то случилось! – Она вскочила. – Неужели опять беда?..
Это уже не Островский, это, пожалуй, Бертольт Брехт.
– Да кто приехал-то, Вера?! – продолжал недоумевать муж. – Марина, что ты всполошилась?
Но она уже летела мимо него, мимо посторонившейся в дверях Веры, и тревога была у нее в глазах – почти настоящая.
Только Разлогов умел отличить настоящее от ненастоящего, когда она предлагала ему на выбор, но Разлогов умер.
Слава богу!..
– Глафира?! Что случилось, почему вы здесь? Марк, что такое?
– Здравствуйте, Марина Олеговна, – Волошин старался на нее не смотреть.
Марина знала совершенно точно, что бывшую жену Разлогова Волошин обожает, а настоящую терпеть не может, и это доставляло ей скромную женскую радость.
– Марк, что случилось?! Почему так неожиданно, без звонка?!
Волошин пожал плечами. Марине нравились его плечи – прямые и какие-то определенные под тонкой кожаной курткой. И вся его манера – суховатая, отстраненная – нравилась тоже. Марина даже слегка на него засмотрелась, позабыв, что она… «в роли».
– Марин, вы меня простите, – хрипло сказала Глафира, – это я попросила Марка заехать к вам. А позвонить не догадалась…
– Но ничего ужасного не случилось?
– Нет-нет!
– Да что же мы стоим?! – вдруг как будто спохватилась Марина. – Костенька, приглашай гостей! Вера Васильна, проводите! Может быть, обедать?..
Волошин моментально и категорически отказался, а та словно ничего не слышала.
Сопровождаемая суровой Верой, Глафира шла по коридору в сторону гостиной, и Марина проводила ее глазами.
– Марк, в самом деле ничего не случилось? – спросила она с беспокойством, когда Глафира скрылась. – Это так неожиданно!
– Я заехал на дачу, – сказал Волошин, – и Глафира Сергеевна попросила меня завезти ее к вам. О причинах она не сообщала, и я, признаться, не спрашивал.
– Но с ней все в порядке?..
– Кажется, она упала, – морщась, сообщил Волошин, – я ничего не понял, но она была без сознания, когда я приехал. Потом пришла в себя и попросилась к вам.
– Мне всегда казалось, что она не в себе, – вступил Маринин муж, – странная девушка, ей-богу!
– Упала? – задумчиво переспросила Марина. – Молодая, здоровая, с чего бы ей…
Глафира Разлогова в гостиной разматывала с шеи шарф. Старуха-домработница караулила каждое ее движение, а ей так хотелось послушать, о чем там они говорят негромкими, встревоженными голосами.
Ей необходимо было послушать!
Глафира стянула с плеч куртчонку и вместе с шарфом сунула старухе в руки, в надежде, что та уйдет, но она, приняв вещи, продолжала стоять.
Сфинкс в египетской пустыне. Только очень недовольный сфинкс!..
Ну ладно.
Глафира огляделась, подошла к камину, в котором весело пылали березовые поленья, и протянула руки.
Она терпеть не могла эту квартиру, просто ненавидела. Разлогов отлично об этом знал и привозил ее сюда за всю совместную жизнь всего пару раз – когда-то очень давно, и вот, совсем недавно, можно сказать, на днях! Впрочем, их совместная жизнь была не слишком длинной – шесть лет, чего там! Квартиру купил, ясное дело, Разлогов, и она в точности соответствовала положению его бывшей жены.
Великая русская актриса.
Натура тонкая и противоречивая. Гениальная и страстная. Глубоко русская внутри – Чехов, Достоевский, Гоголь, а также Шишкин, Нестеров и Левитан, конечно же, конечно!.. Чуть призападненная снаружи – ровно настолько, насколько нужно, чтобы нравиться концептуальным иностранным театралам.
От каминного тепла у Глафиры заломило затылок – все-таки ее стукнули довольно сильно! Ранка небольшая, только кожа содрана – Глафира старательно изучила свою голову в большом зеркале с помощью второго зеркальца, – а все равно больно.
Старуха-сфинкс переступила с ноги на ногу и опять замерла недовольно.
Глафира стала рассматривать сначала штучки на камине, потом фигурки на комоде, потом перешла к картинам.
Вся обстановка здесь напоминала старый фильм или спектакль «из прошлой жизни». Бронзовые зеркала, подсвечники, бисквитный фарфор за стеклом горки. Портьеры с бомбошками, шахматный столик с наборной крышкой, пейзажи старой Венеции, но видно, что писаны русским живописцем. Набор курительных трубок в отдельной витрине – дань англоманству нынешнего Марининого мужа. Круглый стол, огромный, на слоновьих ногах, но в этой комнате вполне уместен. На столе, конечно, самовар с начищенными медными ручками, самодовольно и сыто сияет даже хмурым осенним вечером.
Попав первый раз в эту квартиру, Глафира долго прикидывала, спросить или не спросить, а потом все же спросила.
– Скажи мне, Разлогов, – сказала она, когда они сели в машину, – ты вправду там жил?!
– Почти нет, – ответил Разлогов, выворачивая на набережную. Легко ответил, без раздумий. – Когда я понял, что здесь предполагаются… инсталляции на тему русской дворянской жизни, мне уже было все равно.
– Инсталляции? – задумчиво переспросила Глафира. – По-моему, это как-то по-другому называется!..
– Какая, на хрен, разница, как это называется! – огрызнулся Разлогов вяло. – Ко мне это не имеет никакого отношения. Я на работу ходил, понимаешь? И там работал, на работе-то! Понимаешь?
Тогда она ничего не поняла, но сейчас, пожалуй, уже понимает.
Это не имеет ко мне отношения, и точка. В этом весь Владимир Разлогов! Как только он понимал, что человек, или событие, или что угодно «не имеет к нему отношения», его невозможно было ни остановить, ни удержать. Он делался равнодушен и скучен, и казалось, проще умереть, чем вернуть его интерес и внимание.
Только вперед, всегда вперед, а события, вещи, люди – просто отработанный материал. Было и прошло.
– Очень чаю хочется, – пробормотала Глафира и глянула в сторону старухи-сфинкса. Старуха пожевала губами и ничего не ответила.
Глафира вздохнула.
Интересно, как Разлогов жил – с ними обеими, со старухой и актрисой? Как он тут ел, спал, просыпался, курил? Где лежали его вещи и спала его собака?
У Разлогова всегда были собаки. Бразильский мастиф Димка, названный так в честь поэта и писателя Дмитрия Горина, с которым Разлогов дружил, пропал из дома, когда хозяина не стало.
Глафира была твердо убеждена, что мастифа убили.
Живой мастиф никогда и никого не подпустил бы к живому Разлогову, и в этом состояла одна из самых трудных загадок, которые Глафире предстоит разгадать!..
– Принесите мне чаю! – громко сказала она старухе. Сейчас нельзя думать о Димке и о Разлогове, никак нельзя! – Слышите?..
Старуха посмотрела сначала на Глафиру, а потом на ее вещички, которые держала в руках.
– Вот Марина Олеговна распорядится…
Двустворчатые двери с льняными занавесками на латунных растяжках – ничего общего с дверьми в разлоговском доме! – распахнулись, и на пороге показалась Марина. Щеки пылали лихорадочным румянцем, аристократическая рука придерживала у горла белую пуховую шаль. В другой руке она почему-то держала журнал.
