Приманка для мужчин - Хоуг (Хоаг) Тэми (книги без сокращений TXT) 📗
От его близости Элизабет почему-то стало трудно дышать, и она сделала глубокий вдох. Он не пытался до нее дотронуться, но она все равно чувствовала его, как если бы он протянул к ней руку и погладил по плечу.
Она невольно отпрянула, но ударилась спиной о стол и поняла, что он поймал ее. Ощущение было не из приятных.
— Говорить правду — моя работа, шериф, — возразила она, стараясь не задыхаться слишком заметно.
— Неужели? Я думал, вы репортер.
— Шериф, вот салфетки.
Услышав строгий, осуждающий голос Лоррен, Дэн поднялся на ноги и взял у нее пачку салфеток.
— Спасибо, Лоррен.
— Тем, кто стоит на улице, я сказала, что вам нечего им сообщить, но они не уходят. Видимо, ждут ее, — заявила секретарша, окидывая Элизабет осуждающим взглядом.
Элизабет выпрямилась, поставила чашку на стол и уже открыла рот, чтобы ответить, но Дэн опередил ее:
— Ей тоже нечего им сообщить. Элизабет раздраженно прищурилась.
— Большое спасибо, но я предпочла бы ответить сама.
— Только не перед прессой.
— Вы не судья и не можете заткнуть мне рот.
— Нет, но, если вы меня вынудите, я могу соорудить кляп из салфетки. — И совсем другим, властным тоном обратился к Лоррен:
— Скажите Элстрому, пусть гонит их всех отсюда. Пресс-конференцию я проведу завтра утром.
Секретарша понимающе кивнула и отправилась выполнять приказ. Дэн бросил несколько салфеток на мокрое пятно на ковре и придавил их носком ботинка.
— К вашему сведению, — продолжала Элизабет, — я и сама не собиралась говорить с ними сегодня.
Она обняла себя левой рукой, а правую прижала к губам. Нервничает, конечно. Интересно, что она так дергается? Что видела? Что натворила? Почему смущена? Из-за электричества, звенящего в воздухе каждый раз, стоит только ему чуть приблизиться к ней? Нет, это вряд ли. На ней пробу ставить негде, привыкла вертеть мужиками как угодно, этим ее не проймешь. Разве что испугалась должностного лица.
— Чем объясняется ваше нежелание говорить с коллегами: профессиональной невежливостью или боязнью навредить себе?
— Чего я должна бояться? — вскинулась она. — Вы мне никаких обвинений не предъявили. Или вы таким образом тонко намекаете мне, что решили, будто Джарвиса убила я, а затем позвонила в полицию? — Элизабет скрестила руки на груди. — Прошу прощения, шериф, надеюсь, я не выгляжу идиоткой.
— Нет… нет, мисс Стюарт, вид у вас совсем не глупый, — протянул Дэн, садясь за стол.
Он точно знал, что это разозлит ее, и потому медленно смерил ее взглядом с головы до мокрого пятна от кофе на узких джинсах. Да, он ведет себя гнусно, но ничего не поделаешь. Такие женщины, как Элизабет Стюарт, будили в нем хама и наглеца. Красивые, честолюбивые, цепкие, способные на все, лишь бы добиться своего, готовые использовать любого человека в своих интересах. Он нарочно задержал взгляд на ее высокой груди.
— Ну что, теперь вы запомнили все в подробностях? подбоченившись, проронила Элизабет.
Он не извинился за грубость — вряд ли он вообще когда-либо извинялся, — и молча кивнул на стул напротив, приказывая ей сесть, сам же устроился в кресле, непринужденно откинулся на спинку, поставил локти на подлокотники и соединил пальцы домиком, не сводя колючих глаз с Элизабет.
— Присаживайтесь, миссис Стюарт.
— Мисс, — машинально поправила Элизабет, переложив фотоаппарат со стула на стопку папок на столе. Усевшись, она открыла сумку, чтобы найти сигарету.
— Вы развелись, но сохранили фамилию мужа. Это правильно?
— Мне все равно, правильно это или нет.
— Думаю, дело в том, что вашу девичью фамилию вы уже, вероятно, не помните.
Это была не правда, но Элизабет не стала спорить. Ее отцом был ковбой Джей Си Шелдон, а мать умерла прежде, чем Элизабет научилась что-либо помнить. От Виктории Коллинз Шелдон остался только портрет в рамке, черно-белая карточка, с которой смотрело прекрасное молодое лицо. Джей Си берег фотографию, возил ее с собой повсюду, ставил у кровати — а кроватей было много, ибо они часто переезжали с фермы на ферму — и с душераздирающей тоской подолгу смотрел на нее, а Элизабет топталась где-нибудь поблизости, украдкой глядела на папу и гадала, почему он не любит ее так же сильно, как эту картинку. А он плакал над карточкой, когда выпивал лишнего. Элизабет, маленькая, тощенькая и одинокая, часами вглядывалась в лицо на фотографии, думая, будет ли она сама когда-нибудь такой красивой, и на небе ли теперь ее мамочка, и зачем ей было умирать.
Но все это слишком личное, чтобы рассказывать кому попало. Под маской циничной хищницы, которую Элизабет лепила много лет, пряталась ранимая, чувствительная душа, и надо быть круглой дурой, чтобы показать это Янсену, а быть дурой она уже давно перестала. Так что пусть себе думает что хочет, и весь его сарказм ее ничуть не заденет. Да, вот именно: ничуть.
— Я понимаю, что вы чувствовали, когда вам ничего не перепало от него после развода, и потому вы решили извлечь хоть какую-то выгоду из его имени, — не дождавшись ответа, продолжал он. — Для вас это обычное дело, не так ли?
— Я не стала менять фамилию, потому что моему сыну и так достаточно перемен в жизни, — теряя терпение, огрызнулась Элизабет. Зачем он глумится над нею, зачем насмехается над плоскими истинами, которыми она успокаивала себя еще несколько минут назад? Она подалась вперед, готовясь к бою, сжав пальцами сигарету, как нож. — Ему ни к чему лишний раз вспоминать, что Брок Стюарт отказался от него.
И мне тоже.
Несказанные слова висели в воздухе, усиливали напряжение. Дэну стало стыдно и неприятно, что его насмешки пробили защитный панцирь, и за ним оказалась слабая женщина, да еще с теми же бедами, что и у него самого. Теперь у них было что-то общее, и это тоже не нравилось Дэну, потому что он не желал иметь с нею ничего общего. До сих пор он видел в Элизабет Стюарт холодную, расчетливую золотоискательницу — он знает этот тип, его бывшая жена такая же — и, признаться честно, не хотел, чтобы она оказалась другой. Зачем ему знать, что у нее есть сын, о котором она беспокоится? Зачем знать, что ей легко причинить боль?
Элизабет расправила плечи, откинулась на спинку стула, немного встревоженная, испуганная тем, что проявила слабость. Куда девалась ее выдержка? Где ее хваленая, такими трудами достигнутая бесчувственность? Все пошло прахом под напором этого страшного вечера, и волнение проступило на коже большими красными пятнами. Чтобы скрыть растерянность, Элизабет сунула в рот сигарету и торопливо щелкнула зажигалкой, пока Янсен не заметил, что у нее дрожат руки.
— Я предпочел бы, чтобы вы не курили, — сказал он.
— А я предпочла бы, чтобы вы не были таким хамом. — Она картинно, глубоко затянулась, повернулась к Янсену в профиль и медленно выпустила в воздух струю дыма вместе со своей усталостью, остро взглянув на Дэна. — Похоже, нашим желаниям не суждено сбыться.
Он выдвинул ящик, достал пластмассовую сувенирную пепельницу из мемориала Маунт-Рашмор и подтолкнул через стол к Элизабет.
— Да вы, я вижу, джентльмен, — процедила она. Дэн еле заметно улыбнулся:
— Должны же вы посмотреть, чему меня учили на уроках обаяния.
— Обаяния? — фыркнула она, стряхивая столбик пепла на голову Тедди Рузвельта. — Спорю на доллар, вы это слово без ошибки не напишете.
Дэн скрипнул зубами. Один — ноль в пользу Стюарт.
— Расскажите мне, что случилось сегодня вечером на стройке, — тихо попросил он, чувствуя, как внутри закипает гнев. Гнев — это хорошо, гнев можно направить в цель, как острие меча. Сейчас гнев — то, что ему нужно.
Он достал из верхнего правого ящика стола диктофон и нажал кнопку записи.
— Это для протокола, — пояснил он с недоброй улыбкой, издевательски-учтиво кивнув ей. — Показания Элизабет Стюарт по поводу убийства Джералда Джарвиса.
Диктофон стоял на столе между ними. Элизабет посмотрела на него с подозрением. Забытая сигарета тлела в пепельнице, и дым поднимался вверх извилистыми серыми ленточками.
