Дикие - Конран Ширли (книги .TXT) 📗
Днем Джонатан привел Сильвану в заброшенное селение, где Анни нашла то дерево. Он обнаружил банановое растение и хлебное дерево с круглыми плодами размером с кулак.
— Мы не сможем их есть, — сказала Сильвана с огорчением. — Кожура вся в зеленых шипах. — Они отделяются, если этот плод пожарить на тлеющих углях в течение получаса, — пояснил он. — Видишь эту виноградную лозу? Вот эти пупырчатые темно-розовые ягоды? Это — сладкий картофель. Поверь моему слову, сегодня вечером мы хорошо поедим.
Этим вечером, в первый раз с тех пор, как они отправились в джунгли, они наелись до отвала.
Когда на четвертое утро после того дня, когда Анни потеряла зрение, Сильвана принесла в хижину завтрак, Анни сонно взглянула и зевнула:
— Привет, Сильвана.
Сильвана выронила скорлупу кокосового ореха с пюре из плодов хлебного дерева и с такой любовью, какой она не проявляла с того момента, когда последний раз видела свою дочь, прижала к себе Анни, выкрикивая по-итальянски слова признательности святым.
Впервые за почти три недели все в этом маленьком отряде были здоровы.
В тот вечер, после того как остальные заснули, Джонатан и Пэтти сидели на корточках в лунном свете и держали наготове свои рогатки.
Джонатан попал в первую крысу, затем во вторую, но оба раза слишком сильно.
— Завтра будет «тушеный кролик», — сказала Пэтти, глядя на крысиные тушки.
Спустя десять минут Пэтти заметила еще одну крысу. Немного волнуясь, она вытянула руку, державшую рогатку, зарядила ее галькой и оттянула резинку назад.
Здоровенная черная крыса с лоснящейся шкурой издала вопль, подпрыгнула в воздух и осталась лежать неподвижно.
— Хорошая девушка, — одобрительно сказал Джонатан. Надев рыбацкие перчатки, чтобы защитить свои руки, он сунул эту обмякшую тушку в бамбуковую клетку, которую смастерил в тот день.
— Держись от нее подальше, — предупредил Джонатан. — Крысы царапаются и кусаются. Я не хочу, чтобы кого-нибудь укусила заразная крыса. Никто не должен испытывать жалость к этой твари и приручать ее. Пищу подавать через прутья клетки на длинной палке. Воду для питья лить с расстояния через пустотелую бамбуковую палку.
— Ты уверен, что она не сможет сбежать из этой клетки? — спросила Пэтти.
— Нет. Если сбежит, поймаем еще одну.
— Давай назовем его Синатрой.
Все эти женщины выглядели сейчас стройнее, и каждая из них потеряла достаточно веса. Синатра тоже процветал, хотя они держали его на скудном рационе, поэтому он был постоянно голоден. Любая пища, которую он отказывался есть, немедленно вычеркивалась из лагерного меню.
В лагуне Джонатан продолжал обучать женщин ловить рыбу.
— Секрет рыбной ловли состоит в том, чтобы хорошо знать место, в котором ты рыбачишь, и хорошо знать повадки рыбы, которую ты ловишь; поэтому можешь предполагать, что, вероятнее всего, она предпримет в следующий момент.
Пока он рассказывал, Пэтти вновь почувствовала, как по спине побежали мурашки. Предположим, что кто-то, кто знал эту местность, наблюдал за их привычками и мог догадываться, как они поступят дальше? Она пыталась подавить в себе чувство, что за их маленьким отрядом следят, и попыталась сосредоточиться на том, о чем сейчас говорил Джонатан.
— …Рыба кормится непосредственно перед восходом солнца, сразу после наступления темноты, непосредственно перед штормом и в ночь полнолуния или ущерба луны. Она хватает приманку, которую привыкла видеть вокруг себя.
Пэтти подавила свой страх и ничего не сказала.
После трех недель дождей эти женщины преодолели свою первоначальную депрессию и неудовлетворенность. Во время дождя они все играли в трик-трак на доске, которую Кэри нарисовала углем на парусине. Анни практиковалась в игре на своей флейте, а Сильвана аккомпанировала ей на наборе трубочек, которые она сделала из коротких бамбуковых палочек. Кэри трудилась над Мадонной, которую она вырезала из дерева для молельной рощи Анни. Сюзи делала украшения из скорлупы орехов, а Пэтти обучала всех йоге. Кроме того, они готовили овощи и приманку для рыб.
Когда не было дождя, они занимались поисками пищи — охотились или ловили рыбу, всегда прислушиваясь к советам Джонатана. Они стали полагаться на него во всем, доверяя его выносливости, его тщательно скрываемой доброжелательности. Все эти женщины чувствовали, что он был хорошим человеком. К нему они испытывали чувства признательности и любви и слушались его во всем.
Отвергнутая Сюзи испытывала к Джонатану что-то еще.
В одну из ночей Сюзи слезла с наблюдательного дерева, потянулась и зевнула. Потом заметила, что Джонатан не спит, а сидит один около тлеющего костра. Это было необычно, поскольку вскоре после захода солнца они все обычно отправлялись спать.
Она посмотрела на заостренный профиль Джонатана, смотревшего на костер. Мерцавшие языки огня играли на его крепком, худощавом теле, а его русые волосы на груди отливали золотом на фоне черноты этой тропической ночи.
Импульсивно Сюзи сняла неуклюжие брюки, которые Анни сшила ей из рубашки, и подошла к костру; вместо того чтобы сесть на корточки, она разложила свои брюки на земле и села на них, при этом ее длинная разодранная рубашка задралась над коленями.
— Иногда мне так одиноко, — жалостливо сказала она. Джонатан посмотрел на костер и сказал:
— Сюзи, тебе в голову пришла не самая хорошая мысль.
— Никто не узнает.
— Ты не перестанешь любить человека просто потому, что он умер.
— Я сойду с ума, если не почувствую, что чьи-то руки обнимают меня. — Сюзи чуть пододвинулась к костру и к этому мужчине. — Тебе не хочется? А я так хочу этого, все время. — Она вздохнула. — Такое у меня тело. Ничего не могу с собой поделать. — Она вытянула один палец и коснулась русых волос на его запястье. — Я просто… хочу вот и все. — Ее указательный палец двинулся вверх по его предплечью, чувствуя силу мускулов под кожей.
Джонатан посмотрел на нее своими голубыми глазами. Она казалась такой маленькой и беззащитной, с ее изящными маленькими ушками, торчавшими на остриженной головке. В чем-то она стала даже более красивой и соблазнительной, чем раньше. Потом он подумал о Луизе и покачал головой.
— Нет, это не самая лучшая мысль, — сказал он и отвернулся, когда она заплакала.
У них оставалось всего несколько спичек, но никто еще не пытался разжечь костер без них. Они все читали о том, что для разведения огня надо потереть вместе две палочки, но никто толком не знал, как практически это делается, а Джонатан до этого слышал, что это было чертовски трудно, гораздо труднее, чем казалось.
Когда в тот вечер они сидели вокруг теперь ставшего еще более ценным лагерного костра, огни пламени подсвечивали снизу лицо Джонатана, отбрасывая черные тени на его исхудалые щеки.
— Когда мне было восемь лет, — вспоминал он, — мы жили в Брисбене и по воскресеньям обычно ходили в Ботанический сад. Мне там было ужасно скучно. Мои родители просто сидели там на одной из лавочек, и все. Мать надевала лучшее выходное платье из ярко-голубого шелка. Она очень гордилась им. Однажды на Рождество мне подарили увеличительное стекло с ручкой — похожее на то, каким пользовался Шерлок Холмс. В одно из воскресений я играл с ним и вдруг обнаружил, что могу собирать солнечные лучи на каком-то месте маминого платья и сфокусировать на нем прожигающую точку яркого света, в результате чего голубое превращалось в маленький коричневый кружок. Я сидел рядом с мамой счастливый и спокойный, выжигая коричневые точки на ее лучшем платье. Потом мне влетело от отца. — Он обвел взглядом женщин. — Думаю, что вряд ли в своих сумочках вы держите лупы?
Они все покачала головами.
Джонатан сказал задумчиво:
— На борту «Луизы» у меня была пара хороших биноклей, но мы не смогли взять с собой абсолютно все… Никто из вас не носит очки для чтения?
