Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
тарелку овсянки, а затем отсылает спать.
— Доброе утро, Айзек.
— Спокойной ночи, Сенна.
Я не сплю. Могу безбожное количество
времени находиться без сна. Вместо этого, я
подтаскиваю стул к окну прямо над кухней и смотрю
на снег вместе с ним.
Теперь, спустя неделю, я просыпаюсь с
ясностью, острой и холодной, как снег за окном.
Иногда, когда я пишу книгу, то ложусь спать с
брешью в своей истории, которую не знаю, как
исправить. Когда просыпаюсь, то у меня есть ответ.
Это как если бы оно было там всё время, а мне
просто нужен был правильный сон, чтобы найти
ответ.
Я мгновенно поднимаюсь на ноги, распахиваю
люк и босиком сбегаю вниз по лестнице, прежде чем
достигаю последней ступени. Я скачу через две
ступеньки за раз и торможу в дверях кухни. Айзек
сидит за столом, обхватив голову руками. Его волосы
торчат вверх, как если бы он всю ночь проводил по
ним руками. Я наблюдаю, как под столом с
кроличьей скоростью дёргается мужское колено . Он
переживает
семь
стадий
горя,
по
версии
похищенного. Судя по его налитым кровью глазам, я
бы
сказала,
что доктор находится на стадии
« Принятия».
— Айзек.
Он смотрит на меня. Несмотря на моё желание
знать, что он чувствует, я отвожу взгляд. Я давно
потеряла привилегию знать его мысли. Мои ноги
мёрзнут, я жалею, что не надела носки. Иду к окну и
указываю на снег.
— Окна в этом доме, — говорю я, — все они
выходят на одну сторону.
Туман
в
его
глазах,
кажется,
немного
рассеивается. Айзек отодвигается от стола и встаёт
рядом со мной.
— Да… — говорит он. Конечно, доктор тоже
э т о знал. Только потому, что я была в тумане, не
означает, что и он был.
Он обросший, больше, чем я когда-либо видела.
Отрываю глаза от него, и мы вместе смотрим на снег.
Мы так близко, что достаточно протянуть мизинец, и
я коснусь его руки.
— Что за домом? — спрашивает Айзек.
Между нами опускается тишина, прежде чем я
произношу:
— Генератор...
— Ты думаешь?
— Да, думаю.
Мы смотрим друг на друга. У меня по рукам
бегут мурашки.
— Он может заправлять его, — говорю я. —
Думаю, что до тех пор, пока мы остаёмся здесь, он
будет пополнять генератор. Если мы выясним код и
выйдем, то потеряем электричество и замёрзнем.
Айзек надолго и глубоко задумывается над
э тим . Всё звучит логично. Для меня, по крайней
мере.
— Почему? — спрашивает Айзек. — Почему ты
так думаешь?
— Это из Библии, — отвечаю я, а затем
автоматически вздрагиваю.
— Тебе придётся объяснить мне, почему ты так
считаешь, Сенна, — говорит он, хмурясь. Его голос
резок. Айзек теряет со мной терпение, что не совсем
справедливо, так как мы оба в одной лодке.
— Ты видел картину, которая висит рядом с
дверью? — мужчина кивает. Конечно. Как он мог
пропустить? На стенах этого дома висят семь
репродукций. Когда вы проводите шесть недель
где-то
взаперти, то проводите много времени,
рассматривая произведения искусства на стенах.
— Это картина Ф. Кэли ( Прим. ред.: Фредерик Кейли
Робинсон (англ.
Frederick Cayley Robinson)1862
-1927
, британский художник
, представитель символизма
и викторианской сказочной живописи
). Это должны быть Адам и Ева, когда они
обнаружили, что должны покинуть Эдем.
Айзек качает головой.
— Я думал, что это просто два очень депрессивных
человека на пляже.
Я улыбаюсь.
— Мы как первые люди, — произношу я.
— Адам и Ева? — он уже полон неверия, что я
даже не хочу рассказывать ему остальное. Пожимаю
плечами.
— Конечно.
— Продолжай, — говорит он.
— Бог поселил их в райском саду и сказал не
есть запретный плод, помнишь?
Теперь настала очередь Айзека пожимать
плечами.
— Да, полагаю. Воскресная школа, базовые
знания.
— После того, как они были искушены и съели
плод, то остались сами по себе, изгнаны из божьего
места, которое он создал для них, лишены его
защиты. — Когда Айзек ничего не говорит, я
продолжаю: — Они покидают абсолютный рай и
теперь
должны заботиться о себе: охотиться,
возделывать землю, познать холод, смерть и роды.
Когда последнее слово покидает мой рот, я
краснею. Было глупо с моей стороны упоминать
роды, учитывая Дафни и их ещё не родившегося
ребенка. Но Айзека это не останавливает.
— Так ты считаешь, — говорит он, сдвинув
брови вместе, — что пока мы остаёмся здесь — в
месте, которое наш похититель обустроил для нас —
мы будем в безопасности, и он будет поддерживать
тепло и пополнять запасы еды?
— Это просто моё предположение, Айзек. Я не
знаю.
— Что за запретный плод?
Я стучу пальцем по столу.
— Клавиатура, может быть...
— Это маразм, — отвечает он. — И если одна
картина означает так много, что ещё здесь скрыто?
Я не хочу думать об этом.
— Сегодня вечером я приготовлю ужин, —
произношу в ответ.
Я смотрю в окно, пока чищу картошку над
раковиной.
Потом
смотрю
вниз
на
кожуру,
сваленную в противную кучу. Мы должны это съесть.
Скоро мы, вероятно, будем голодать, мечтая о
кусочке картофельной кожуры. Я сгребаю кожурки и
держу их в ладони, не уверенная, что с ними делать.
Я посчитала картофель, прежде чем выбрать из них
четыре самых маленьких, из пятидесяти фунтового
мешка. Семьдесят картофелин. Насколько мы могли
бы их растянуть? И муку, рис и овсянку? Казалось бы,
много, но мы понятия не имели, как долго будем
заключены здесь.
Заключены. Здесь.
Я ем кожуру. По крайней мере, таким образом,
она не пропадёт.
Боже. Я морщусь и сжимаю картофельную
кожуру, когда бросаю картофель, который держала, в
раковину и прижимаю ладонь ко лбу. Я должна
сосредоточиться. Оставаться позитивной. Я не могу
позволить себе погрузиться в темноту. Мой психолог
пыталась научить меня технике, как справиться с
эмоциональной перегрузкой. Почему я не слушала?
Помню, что-то о саде... гулять по нему и касаться
цветов. Было что-то, о чём она говорила? Сейчас я
стараюсь представить себе сад, но всё, что вижу —
тени, отбрасываемые деревьями, и вероятность того,
что кто-то прячется за живой изгородью. Я так
облажалась.
— Нужна помощь?
Смотрю через плечо и вижу Айзека. Я
отправляла его наверх вздремнуть. Он выглядит
отдохнувшим. Хирурги привыкли к отсутствию сна.
Мужчина принял душ, и его волосы ещё влажные.
— Конечно. — Я указываю на оставшийся
картофель, и он берёт нож.
— Прямо как в старые времена, — слегка
улыбаюсь. — За исключением того, что я не в
ступоре, и у тебя нет постоянно обеспокоенного
взгляда на лице.
— Неужели? Эта ситуация довольно таки
тяжёлая.
Я кладу нож.
— Нет, на самом деле. Ты выглядишь
спокойным. С чего бы?
— Принятие. Смирение с неотвратимым.
— В самом деле?
Я чувствую его улыбку. Через два фута воздуха
между нами и раковиной, заваленной свежей
кожурой. На минуту моя грудь сжимается, но чистка
заканчивается, и он уходит, забирая с собой запах
своего мыла.
Я
должна знать, где всё время в комнате
находится этот человек. Слышу его у холодильника,
он пересекает комнату, садится за стол. По шуму,
который мужчина создаёт, могу сказать, что у него
