Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (библиотека книг TXT) 📗
Он поразился, насколько непривычно и отчужденно показалось его присутствие посреди короткого праздника жизни. Впрочем, никто не давал гарантий, что этих несчастных людей не ждало неминуемое окаменение через пару дней, может, недель. В лучшем случае — пару лет. Ведь камень не ведал пощады…
========== 16. Искры света и прикосновения тьмы ==========
«Что ж, теперь я остался один на один с разросшимся льоратом Нармо на всем материке. Хитро он все обставил», — думал размеренно Раджед, когда прибыл в гнетущую тишину своей одинокой башни. Никто не топтал роскошных ковров, не крал мелкие предметы, не пачкал гобелены. Суета осталась где-то там, на другом материке вместе с единственными союзниками. Янтарный чародей намеренно самоустранился, чтобы не мешать, не нести странную печаль сомнений, которая навалилась на него после спасения Инаи. Что-то засело глубоко в подсознании.
Навязчиво мерцал далекий и бесконечно дорогой образ матери, все она шептала заветные слова, просила найти душу. Вот же! Вот он спас сначала Сарнибу, потом Олугда, теперь Инаи. И не ради какой-то особенной корысти. Но, похоже, душа Эйлиса покинула его навсегда, ушла в ничто, расколотая и черная, как убогие лачуги в деревнях ячеда.
Слепцы! Нет, не простой народ, а повелители мира, запершиеся на ледяных вершинах своих темниц-башен. И чем выше пьедестал, тем дольше падать, тем больше мыслей о смерти успеет пронестись в угасающем сознании под шум ветра. Впрочем, у этого мира еще оставалась надежда, где-то там, в малахитовой башне, Олугд воодушевленно твердил Инаи, как они вместе построят новый Эйлис. Два ребенка нескончаемой войны льоров, каменной чумы, заставшие в сознательном возрасте только умирание родины, но чистые сердцем, с прекрасной мечтой. Малахитовый льор, стареющий, усталый и брошенный любовью всей своей жизни, тем не менее, тоже сохранил доброту. Оказывалось, что в Эйлисе обитают еще неплохие люди. И был он… Раджед Икцинтус. Другой.
Янтарный льор пошатывался от усталости, вновь ненавидя Нармо и себя за то, что опять не успел на долю секунды. Вот насадить бы врага на все десять лезвий, как жука на иглу. Но нет, вечно в самый неподходящий момент открывался портал. Вновь продолжалась бесконечная борьба. А вместо боевого задора или ярости в душе воцарилась леденящая пустота, точно в ней не хватало важной детали, целого мозаичного панно, без которого совершенная картина выглядела бессмысленным хаосом.
Раджед оставил трость и запыленный камзол возле трона и, точно зачарованный неведомым зовом, двинулся к зеркалу. Он ни на что не надеялся, просто прильнул щекой и ладонями к ледяному стеклу, вслушиваясь в тихое колыхание ветра по ту сторону портала. Однако вскоре донеслись звуки другого мира. Далекий, но звонкий смех детей, гудки машин, голоса. Где-то там, очень близко и невыразимо далеко, жила она.
— София… — вздохнул Раджед, прикрывая глаза. — Мне так одиноко…
Только в разговорах с зеркалом он чувствовал себя рядом с людьми, вернее, безгранично важным ему человеком. Только она сумела бы отогнать тяжелую тень усталости и нелюдимости. Вся суета малахитовой башни скорее утомила, добавила новых сомнений. Почему он разрушитель Эйлиса? Когда возникли льоры? Зачем так давили и мучили ячед? Слишком много предположений. К тому же мучило предчувствие чего-то ужасного. Оно нависало черной паутиной, сочилось в воздухе тлетворной пылью, отлетавшей от бесполезного роскошного хлама. И только холодный немой прямоугольник зеркала светился успокоением и радостью. Впрочем, недостижимой.
И посреди бездны противоречий совершенно не к месту раздался насмешливый голос:
— Нет, ну что ты к ней прицепился? Были же симпатичные чародейки или другие дамочки. А тебе все мало что ли было?
Раджед обернулся и оскалился, готовясь атаковать. Ему почудился слишком уж знакомый издевательский тон Нармо. Впрочем, таким же он сам разговаривал с Софией, выставляя ее глупой девчонкой, нежелающей покориться воле великого правителя. Однако даже ячед Эйлиса доказывал, что обладает характером, свободой воли. Ничем не отличается от льоров!
— А, это ты… Сумеречный, — протянул Раджед, меланхолично растекаясь на троне. Взгляд бесцельно блуждал по потолку, рябь в усталых глазах складывалась в сумрачной вышине в дополнительные узоры, придавая неуместные цвета каменным барельефам. На них тоже оседала нехорошая черная пыль, пока невидимая, как черная птица смерти. Впрочем, сдаваться без борьбы льор не намеревался; встрепенулся и вновь подошел к зеркалу, трепетно гладя стекло.
— Послушай, приятель, ты и сам знаешь, что мне четыреста лет, и в своей жизни мне хватило и чародеек, и дамочек с Земли… Но она… — Раджед запнулся, уставившись на отражение Эльфа, отвернувшись от него. — Она словно вынула душу… Исчезла, и вместе с ней исчезла моя душа.
Голос дрожал. После всего произошедшего что-то неуловимо сместилось в восприятии, в самом отношении к жизни, точно до этого он четыреста лет сидел в каменном саркофаге. Но вот вокруг него закружился рой событий, сводя с новыми людьми, заставляя узнать их с другой стороны. Не только София, и все же именно без нее сердце ныло и звало, ожидало невозможной встречи, точно и правда сама душа оторвалась от тела, устремилась следом за Софией в ее мир.
— Не боишься, что она станет потом одной из «дамочек с Земли»? — скептически протянул Эльф.
— Нет, поверь, я уже не мальчишка. Я могу различать. Я же ощущаю, как бьется это отсутствие души, — Раджед вздохнул, немного успокоившись.
Эльф терпеливо не уходил, пока хозяин башни приводил себя в порядок и менял одежду, сбрасывая вместе с ней неприятные думы. Внезапный порыв почти бесследно прошел. В конце концов, он просто слишком устал, а удручающий вид ячеда в остатках деревень пробудил самые мрачные мысли и предположения. А судорожное веселье остальных льоров не соотносилось с реальным спасением их мира. Они снова проиграли, уберегли от безвременной гибели Инаи, но потеряли целую башню. Владения Нармо разрастались с отвратительной скоростью.
Раджед неподвижно застыл подле стола, вертя в руках наливное красное яблоко. И вновь вспоминал о Софии, о тех неприятных уловках, к которым без зазрений совести прибегал, чтобы заполучить ее. Ныне они вызывали лишь неприязнь к самому себе. Кто же «заразил» его этой странной «болезнью», совестью? София? Сарнибу? Олугд? Эльф? Инаи? Или все сразу? Каждый по-своему, по капле вытесывали из цельной глыбы янтаря застывшего в нем человека. Но пока слетали камни и сыпалась драгоценная крошка, делалось больно, как и всякому существу, что переживает новое рождение. Вот только что-то вечно тянуло назад, наверное, именно это заставило не к месту бросить Сумеречному:
— Эльф… Вот ты мне все морали читаешь, — Раджед помедлил, но дурным видением вспыхнул яростный взгляд Нармо перед его побегом, поэтому льор продолжил. — Ответь лучше, что на самом деле случилось с Эйлисом?
Сумеречный, который до того спокойным призраком покачивался на воздухе, встрепенулся, точно пораженный молнией. Длинные пальцы дернулись и скрючились судорогой, точно когти хищной птицы. Что-то темное и неподвластное стражу всколыхнулось едва заметной рябью, которая предвещает цунами.
— Радж, я… — сорвался нервный голос Эльфа, губы его дрожали, шевелились беззвучно. В глазах застыла невыразимая боль при взгляде на Раджеда. Янтарный льор поразился случившейся перемене в поведении.
