Дом последней надежды (СИ) - Демина Карина (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Почти.
Так мне сказали много позже, когда вытащив из пыли и грязи, сунули в руки тьеринга. И Урлак, покачав головой, произнес:
— Женщина, почему ты не можешь вести себя тихо?
А я расплакалась.
И вцепилась в него… и выглядела в этот момент, наверняка, жалко, но мне было плевать. Я икала и размазывала слезы пополам с соплями по лицу, и держалась за руку единственного человека, которому могла верить. И…
— Бестолковая, — почти нежно сказал Урлак и, набросив на плечи горячую свою куртку, завернул в нее, а после передал Бьорну, который ворчанием подтвердил, что именно думает. И…
…эта ночь длилась так долго.
Я встречала рассвет, сидя на повозке, охраняемой сразу шестью стражниками, не способная отделаться от мысли, что они не столько берегут меня, сколько следят, чтобы не сбежала.
Урлак ушел.
Куртка осталась.
И пес под рукой тихо повизгивал. Ему явно хотелось туда, где над забором поднималось пламя… сомневаюсь, что матушка планировала сжечь свой дом дотла, но…
…все пошло иначе.
И я заплакала опять, а девочка-оннасю ладошками вытирала слезы. И зеленые глаза ее тускло светились во тьме… люди-чудовища… боги… кто бы знал, как я устала от всего этого. В какой-то момент я, кажется, уснула, хотя это было невозможно, и оказалась на уже знакомом берегу.
— Я жду тебя, — сказали мне, бросая камень в воду. И тот не пошел ко дну, но остался лежать на поверхности ее, медленно теряя цвет. В конце концов, он сделался белым, как кость.
— Я купила тебе погребальное кимоно… красивое… я принесу рисовых лепешек и еще сладостей. Ты любишь сладости?
Она что-то ответила, но это было неважно.
Мы сидели и бросали камни в море, а те не тонули, и это казалось правильным.
— Тебе пора, — сказала девочка-демон, — живым здесь нельзя оставаться надолго.
А я хотела ответить, что устала быть живой, когда мир изменился и я очутилась в храме. Здесь тоже было спокойно, но это спокойствие являлось иным, оно было наполнено жизнью и музыкой.
Гармонично.
Равновесно.
И пахло надеждой.
…разве я и вправду желаю закончить свой путь?
Я — нет?
А вот Иоко…
…она устала быть там, в мире яви, и пусть связь ее с телом ослабла, да и сама душа давно ушла дорогой мертвых, но что-то осталось.
Память?
Она дарит мне ее.
…из стены шагнула девушка, чье лицо мне было так хорошо знакомо. Разве что смерть стерла страх и неуверенность. Забрала морщинки в уголках глаз. И ту нервическую вечно виноватую улыбку, от которой у меня пока не выходит избавиться.
Иоко смотрела спокойно.
И с миром.
Она не сердится на меня за то, что я заняла ее тело. Она… она бы не справилась. И здесь, в месте, где пересекаются пути живых и мертвых, ей легко говорить.
Цветок вишни на ее руках — это дар.
Памяти.
И я беру его.
Спасибо.
За шанс, за… за все…
…и она благодарна, ведь я приняла не только ее имя, но и долги, которые мешали отправиться предначертанной дорогой. Но теперь она спокойна за всех…
Поцелуй в щеку.
Холодное касание губ… и храм качается. Не храм — повозка, колеса которой скрежещут и подпрыгивают на камнях. А я лежу, будто в колыбели, завернутая в одеяла, укрытая заботливо. И девочка-оннасю дремлет в ногах…
Солнце.
День.
Новый. Я жива и… и получилось? Я улыбаюсь солнцу, жмурясь, и от света слезы текут из глаз. Ничего… если я правильно поняла, Иоко ушла окончательно. А я плакать не умею.
Или…
Я улыбнулась солнцу.
Жизнь продолжается, а значит… значит, все у нас будет хорошо.
— Женщина, когда ты ворчишь, становишься старой и некрасивой, — Урлак нес меня легко, будто и вправду была я невесома. — Не ерзай…
— Я не ерзаю и не ворчу.
— Но споришь.
— Спорю, — согласилась я, пытаясь вывернуться и посмотреть, что делается за широкой его спиной. — И буду спорить, так что привыкай…
Горячая вода.
Травы.
И обожженные руки. Боль возвращается постепенно. Сперва напоминают о себе ребра, и дыхание мое сбивается. Я сдерживаю стон, однако Урлака не обмануть. Он замирает, потом встряхивает головой и ворчит:
— Надеюсь, оно того стоило…
…спустя час я оказываюсь в постели, укутанная меховым одеялом по самые уши. Повязка туго стягивает грудь, и дышать получается с трудом, но с лекарями не спорят. Господин Нерако недоволен.
И не тем, что его на рассвете выдернули из постели.
Нет.
Как может женщина вести себя настолько безответственно?
…не знаю.
Пузырь со льдом на голове.
Грелка в ногах.
Корка вонючей мази, покрывавшая лицо. И ощущение, что запах ее, отнюдь не травяной, проникает в кожу. Мне становится жарко.
И холодно.
…и я проваливаюсь в сон.
Выбираюсь лишь затем, чтобы выпить горькое зелье…
— Она еще не способна говорить… — голос Урлака гремит, что водопад горы Тэндзю. И грохот этот меня не пугает. Камни? Вода… пускай. Вода тоже бывает живой.
И прохладной.
Сон.
Прерывистый.
Мне так и не удается побывать на берегу, зато я вижу черное солнце, которое встает из неба, чтобы утонуть в земле. Оно клокочет и выплевывает черные протуберанцы, и море закипает, выпуская сонмы разгневанных душ.
Мир странен.
Страшен.
Но… я смотрю в глаза черного бога и нахожу в себе силы выдержать взгляд.
…и у богов есть дети.
Давным-давно, когда мир нынешний был еще мягок и податлив, боги гуляли меж людей, а порой и становились людьми, чтобы в хрупкой шкуре их сыграть в настоящую жизнь.
…боги рождались.
И жили.
…и он тоже не исключение. Он выбрал женщину, чья жизнь была коротка, как полет лепестка сливы. Он дал ей сил… и все равно, даже столетие пред вечностью лишь миг. И пожалуй, та женщина ничем-то не отличалась от прочих.
Разве что смеялась звонко.
И глаза ее были ярки.
И смотрела она на темного бога так, как никто и никогда больше… у нее родился сын, а у того сына — другой… и дочь… и он потерял нити крови, хотя порой и встречал тех, кого мог бы назвать своим ребенком. Их было не так и много, а со временем становилось все меньше и меньше. Обрывались нити судеб, и полотно мира освобождалось от сомнительного дара проклятий.
…потому, когда в один из храмов, в которые люди без нужды заглядывать опасались, подбросили младенца, бог, пожалуй, удивился.
Да.
И заглянул в синие глаза.
Узнал.
Принял. Благословил, как умел, но… что еще он мог сделать? Забрать дитя в нижний мир, вырастить средь демонов-ону и заблудших душ, которые слишком прогнили, чтобы выдержал их Радужный мост? Научить срывать жизни?
Нет.
Он дал силы выжить. И приглядывал. И защищал, как умел, ибо даже жрецы его оказались не чужды страха и отвращения.
Ребенок рос.
И выглянул в мир. И сумел в мире зацепиться. Он был подобен колючему семени репейника, и порой совершал поступки, которые и у мертвого бога вызывали неодобрение, но…
…рос.
…и обзаводился знакомыми. И женщина, принявшая его, — она пришла в храм просить о смерти мужа — действительно позаботилась о мальчишке. Она поселила его в настоящем доме.
Наняла учителей.
И сама появлялась достаточно часто, чтобы мальчик привязался. Проклятым детям тоже нужно кого-то любить…
…я не могу спрашивать.
Я лишь смотрю на кроваво-красные поля, по которым бродят чудовища вида самого удивительного. Некоторые длинноруки, но при том лишены ног, что не мешает им споро перемещаться, ловить ускользающие обрюзгшие души. Другие подобны змеям. Третьи… я вовсе не желаю запоминать их внешний вид.
…или попадать в мир, который прокляли сами боги.
А еще я знаю, кем была та женщина.
И зачем она взяла мальчишку.
И наверное, одно время он полагал себя ее сыном. Как я называла себя дочерью. Это… судьба? Дорога? Я не знаю. Знаю лишь, что когда она принесла ему свитки, написанные не на шелке, но на коже, он принял их с благодарностью.
