Бар «Безнадега» (СИ) - Вольная Мира (читать бесплатно полные книги txt) 📗

На его шее сходит с ума вена, руки напряжены, натянуты мышцы. Я не могу оторвать от него взгляда, не могу перестать смотреть. Лицо хищное, жесткое, черты еще резче. И такие же острые, прошивающие, нетерпеливые движения.

Я хочу Аарона так, как будто несколько часов назад ничего не было, я хочу Аарона так, как будто он задолжал мне тысячу ночей. Желание простреливает и скручивает. Воздух в легких кажется раскаленным куском металла, кожа плавится.

Я тянусь к нему, я извиваюсь и корчусь от прикосновений, от каждого движения языка в моем рту, от шумного дыхания и запаха греха.

От простого, мать его, поцелуя.

Штормит как при девятом вале, растекается по венам яд темного, как бездна, желания. Я кажусь себе неумелой и неловкой, сбитой с толку, абсолютно покорной этому мужчине.

Меня тянет к нему магнитами, гравитацией, черт знает, чем еще. Гудят гулко и низко натянутые стальные канаты между нами, прошивают лопатки, вдоль позвоночника, через грудь и голову прямо навылет.

Он нужен мне.

Сейчас же. Немедленно.

Я стаскиваю его футболку через голову, отшвыриваю куда-то за спину, не глядя, с хриплым выдохом провожу по плечам и рукам, обнаженной груди, не отрывая собственных губ от его, жестких и твердых. Под моими пальцами горит его кожа, опаляет пламенем чернее тьмы.

- Лис. Наказание, - хриплый выдох, укус в шею. Он трется носом о жилку на изгибе, зарывается носом в волосы, гладит подрагивающее, голодное из-за него тело, от бедер к груди, сквозь кучу раздражающей сейчас одежды.

Отстраняется от меня, упирается руками в стол по обе стороны от моей головы. Дыхание, как у загнанного зверя.

- Аарон…

- Дашка скоро проснется, - кривится Зарецкий, подхватывает под спину и помогает сесть, но рук не убирает, упирается лбом в мой. – Наваждение. Наказание, - шепчет в губы, хмурится, кривится, как от боли. На лбу проступает вена.

И пальцы сами касаются этой вены, убирают волосы, скользят по скулам, носу, очерчивают губы. Я не могу говорить. Думать тоже получается хреново, могу только прикасаться к нему. Кивнуть еще могу, правда драно.

- Ночью, - обещает он.

- Уже ночь, Аарон, - улыбаюсь я, указывая глазами на часы на духовке. Они показывают десять. Зарецкий не смотрит, закрывает глаза, снова наклоняется к моей шее, опять проводит носом, сжимает кулаки.

Я продолжаю путать пальцы в жестких темных волосах, ничего не могу с этим поделать. Оно сильнее меня.

Мы так и стоим, когда в кармане его брюк звонит телефон. Звонит настойчиво и раздраженно, попытки игнорировать звонок проваливаются.

Аарон нехотя подносит трубку к уху, не глядя принимая входящий, все еще шумно дышит мне в шею, трется, как кот.

- Да, - голос тягучий и ленивый, с хриплым привкусом желания.

- Зарецкий, мать твою, ублюдок чертов! – орет трубка голосом главы совета. – Какого хрена, ты думаешь, ты делаешь?!

Аарон морщится немного подается назад, переставая обдавать жарким дыханием кожу, губы кривятся в издевательской улыбке.

- Что-то ты поздно звонишь, - качает он головой, коротко целует меня и отстраняется полностью, убирает руку, показывает глазами на плиту.

Я спрыгиваю со стола, выключаю конфорки под пастой, краем уха слышу, как матерится Саныч.

- Ты думаешь, это смешно?! Ты…

- Они напали на Дашку, - холодно обрывает Аарон мужика. – И больше мне сказать тебе нечего. Учителя ей я, кстати, тоже нашел. Можешь не дергаться.

- Зарецкий!

- Спокойной ночи, Саныч, - Аарон стоит ко мне спиной, и я не вижу его лица, но слышу ехидные нотки в голосе, ощущаю его раздражение. Он убирает телефон в карман, поворачивается, проводя рукой по волосам.

- Ты сегодня…

- Да, Лис, - кивает хозяин «Безнадеги» - Я был у них, когда ты оставила первое сообщение, - и отводит взгляд.

Я… Мне требуется какое-то время, чтобы разобраться. Несколько секунд, которые чуть не становятся полным провалом, два шага до «мы все просрали».

Но я все-таки огибаю остров, подхожу к нему, подхватывая с пола мной же стянутую футболку, обнимаю сильную шею, привставая на цыпочки…

Моя очередь, видимо, говорить, что я рядом.

…коротко целую.

- Ты все сделал правильно, - улыбаюсь, отстраняясь. – Одевайся и пошли накрывать на стол. Сам сказал, что Дашка скоро проснется.

Он смотрит удивленно и потерянно первые мгновения, потом моргает медленно и осторожно кивает.

Не только у меня тут проблемы с ответственностью и восприятием окружающего, да?

Дашка спускается, когда мы только начинаем накрывать на стол, замирает в проеме, смотрит на меня своими огромными глазами. Они с Аароном даже похожи: одинаково острые лица, разрез глаз и тонкие губы. Девчонка бледная, очень худая и, кажется, перепуганная.

- Привет, - тихо тянет, делая неуверенный шаг внутрь.

И Зарецкий, снимающий с плиты кастрюлю, застывает, напрягается, возвращает пасту на место.

- Дашка, - он поворачивается к девчонке, улыбается, но улыбка естественной не выглядит. – Привет, мелкая. Как ты?

- Чуть лучше, чем хреново, - юная ведьма улыбается так же натянуто, как и Аарон, нервно натягивает рукава кофты до самых кончиков пальцев, все так же осторожно садится за стол. Она похожа на зверька. Взгляд загнанный, растерянный.

- Болит что-то? – хмурится Аарон.

Девчонка отрицательно качает головой, и темные пряди рассыпаются по плечам обсидиановым веером.

- Просто слабая.

Зарецкий сверлит ее взглядом какое-то время, мелкая не отводит от него своих глаз. И в этих взглядах сейчас больше, чем в любых словах. А еще мне кажется, что я тут сейчас лишняя, поэтому стараюсь слиться со стеной и улизнуть из кухни.

И у меня получается. К моему же облегчению. С детьми я, пожалуй, чувствую себя еще неувереннее, чем с животными. А с учетом того, что случилось этой ночью…

Не знаю, много ли помнит Дашка, видела ли меня и какие выводы сделала. Что-то подсказывает, что все ответы будут не в мою пользу.

Я помню, как гнала ее, помню, как пыталась наброситься. Там, на грани, между тем миром и этим, пес сильнее. Там – он главный, иначе не выжить.

Я поднимаюсь наверх за мобильником, чтобы еще раз проверить список, за мной следом, с трудом взбираясь на высокие ступеньки, карабкается Вискарь.

«Мя», - говорит кот, словно упрекая, когда я опускаюсь на кровать и смотрю на ворох пропущенных от Доронина и Ковалевского. За последние несколько часов их стало больше. Больше стало и сообщений. Но отвечать на них я не хочу. Судя по тому, что я видела, судя по тому, что ощущаю, Сэм предупредил обоих о том, что со мной и где я.

- Не хочу, - мотаю головой. – Не сегодня.

«Мя», - подползает чудовище ближе ко мне. Глаза мерцают зеленым.

Я проверяю список, убеждаюсь, что новых душ нет, все еще вижу в нем имена Карины и Марии, сжимаю руки в кулаки.

«Мя-мя», - снова хрипит монстр у ног и нагло запрыгивает на кровать, бьет меня лапой по руке, бодает башкой.

- Что?

«Мя-я-я», - настаивает на чем-то непонятном наглая летучая мышь.

- Ты совесть моя, что ли? – выгибаю я бровь и все-таки нажимаю на вызов напротив пропущенного от Доронина. Гудки звучат в трубке слишком долго, чтобы я могла к этому спокойно относиться, сбросить вызов хочется до зуда. В голове начинают крутиться мысли, все какие-то поганые. Возвращается мерзкое тянущее чувство, зудит мошкой на подкорке. 

- Громова! – вместо Доронина на другом конце провода Ковалевский. – Где ты, мать твою?

Он рычит, злится, кажется слишком раздраженным, и вопрос этот напрягает. Надо было все-таки задвинуть на свои благостные намерения и положить трубку. Но…

- Я звоню, чтобы рассказать о том, что случилось, Миш. Где Глеб?

Вискарь играет с моими пальцами. В голову лезет совершенно неуместная мысль о том, что с котами играть руками нельзя, но я не спешу останавливать кота.

- То есть на мой вопрос ты отвечать не собираешься? – сдерживаться у Ковалевского совершенно не получается. На самом деле, не получалось никогда, светлый, как ребенок: все всегда на лице и в голосе.