Помощница капитана. Книга вторая (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein" (электронная книга .txt, .fb2) 📗
– Вы всё ещё здесь! Никак не мог вас отыскать!
Ксения с лёгким удивлением оглянулась. Перед ней стоял звеньевой эскадрильи Крылатых.
– Господа собираются в кабак, отметить прилёт. Вы с нами или планируете что-то ещё?
– Да, – Ксения быстро шагнула назад, посмотрела на Орлова, потом снова на Ростова и выдавила из себя улыбку. – Благодарю за предложение, но боюсь, у меня дела.
Она шагнула было прочь, когда рука Орлова коснулась её плеча, и, обернувшись на графа, Ксения поймала пронзительный взгляд, глядевший прямо ей в глаза.
– Оно остаётся в силе, Ксения. Здесь – или когда мы вернёмся в Шлиссельбург. Я буду рад увидеть вас в своём доме.
– Благодарю и прошу меня простить, – выпалила Ксения и бросилась следом за звеньевым. Кровь стучала в висках, ей хотелось то ли выть, то ли крушить всё в прах.
Конец ознакомительного фрагмента
Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна - то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.
Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.
В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») — идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»
ГЛАВА 29
Шлиссельбург строился прежде всего как военная база и гавань для морских, речных и — тогда ещё — космических кораблей. Но Ветра не сверкали в небе над городом, как это бывало в некоторых других городах.
Вся жизнь в Шлиссельбурге в течение двухсот лет была связана с рекой. Дворцы и трущобы вырастали прежде всего по её берегам. Ладога занимала первое место в жизни города всегда.
Наземный транспорт в Шлиссельбурге находился с трудом. Вся транспортные артерии пролегали по рекам и каналам, а затем вливались в залив. Даже в снежную пору жизнь на Ладоге затихала немного, но не останавливалась — здесь зимовали и становились на ремонт в доки парусники и тяжёлые бронированные суда, барки, плавучие краны и грузовые баржи. В основном они бросали якорь вблизи верфей и судоремонтных заводов, в Медвежьем протоке, у правого берега Синей Ладоги, между Акцизным и Облачным мостами. Зимняя стоянка находилась и у Пушечного острова.
Кое-где вверх по течению Верхняя и Межевая Ладожки оказывались под завязку заставленными баржами — так как баржи делались из сосны и нуждались в плотницком ремонте и просмолке, для них поблизости не требовалось ни доков, ни верфей. Баржи, доставлявшие в Шлисельбург топливо для каминов и печек-чернушек, и вовсе строились с расчетом «на одну воду» — а затем сразу шли на лес, который, впрочем, ценился не очень высоко, потому что был мокр и полон дыр.
По давней традиции матросы — будь то матросы парусного, моторного или космического флота — на зиму отпускались домой. Ремонтом больших и средних кораблей занимались рабочие из мастерских, команда же лишь мешалась у них под рукой.
Это открытие стало для Ксении весьма неприятным — потому что Крылатые зимовали в казармах и худо-бедно до наступления весны или приказа отправиться в бой имели крышу над головой.
Возвращаться домой Ксения не хотела. Она скучала по усадьбе, по матушке и по отцу. Но там была Серёжа, и Ксения отлично представляла, какой разговор с порога навяжет мать.
Как она может видеться с Серёжей сейчас — Ксения не представляла.
В первые свои недели в Шлиссельбурге она не хотела вообще ничего. Мечта её увидеть дальние миры осуществилась — и перестала быть мечтой. Вместе с ней она потеряла службу в любимом полку, друзей, которых знала не первый год, и человека, ради которого готова была отдать всё.
Ксения чувствовала себя забытой и одинокой как никогда.
Жалование, которое она получила по возвращении в порт, было достаточно велико, чтобы не только расплатиться с долгами, но и снять квартиру на самом берегу. Оно составило чуть больше четырёхсот рублей. Раздав долги, она всё ещё имела в своём распоряжении двести, так что Ксения купила матушке колье, отправив его с почтой, и ей хватило и на жильё. Маленькая квартирка в доходном доме у самой пристани стоила всего лишь тридцать пять рублей в месяц.
Какое-то время она поднималась с постели лишь для того, чтобы выглянуть в окно и часами смотреть на примостившиеся у самого дебаркадера живорыбные садки, находившиеся здесь в любое время года, и жили, размеренной, бесконечной и, наверняка, однообразной жизнью, какой ещё совсем недавно Ксения перенести бы не смогла.
У садков стояли на якоре суденышки, в просторных трюмах которых разместились чаны с щукой, лещом, сигой, миногой и ершом. В бочках хранилась солёная рыба, а рядом в глубоких глиняных мисках — икра всех видов. На потолке были закреплены огромные промысловые весы для оптовых покупателей.
Такие садки находились в городе у трёх причалов. Они славились высоким качеством и многообразием ассортимента — правда, цены не были низкими, но и покупатели заходили сюда не из бедных. Вокруг садков всегда толпился народ, который Ксении в эти дни казался безликой бездушной и шумной толпой.
Изредка по каналам скользили контуры двухмачтовых лайб — небольших парусных шхун. Из городов по побережью доставлялись на лайбах в Шлиссельбург лес для разных целей, песок, овощи и фрукты из пригородных садов. Эти лайбы, под командованием опытных кормчих, полные так, что почти целиком сидели в воде, ходили по морю и притокам Ладоги в любую погоду, даже во время бурь. Они вставали на якоря, не заходя в устье Ладоги и Ладожек, у Блаугюйской отмели, поднимали синий вымпел, давая знак буксиру для вывода их к пристаням.
Если вглядеться в даль, туда, где меж высоких каменных стен город разделял канал, можно было увидеть густой лес мачт с переплетёнными снастями. Бушприты лайб прямо лежали на гранитной облицовке набережных, заполненных привезенным грузом. Ничего из привезенного не залёживалось — его закупали и везли прочь, лишь бы повыгоднее сбыть.
Вокруг лайб и барж крутились на утлых лодках или таскались по набережной недобрые люди различных мастей: «пираты», скободёры и пикальщики.
Пираты хватали все, за чем не уследил хозяин, или выуживали со дна специальными щипцами то, что упало с судов и утонуло.
Пикальщики бродили вдоль набережной с багром и вытягивали на берег дрова и доски из реки. Это был способ заготовки дров.
Развлекались пикалением и богатые юнцы — но они не брали себе улов, а отдавали его другим.
Скободёры же выдирали из барж скобы, петли, барочные гвозди.
Город с чёрного хода был уныл и сер. Яркое приморское солнце не могло прогреть его костей, а ледяной ветер, дувший с воды, заставлял Ксению ёжиться и кутаться в плед. Здесь, в Шлиссельбурге, не было ничего для неё.
И всё же день за днём она выходила к окну и смотрела, что делают эти люди, чуждые и непонятные — потому что больше не хотела ничего.
Иногда она вспоминала город, в котором родилась и в котором сейчас остались её родители, и думала о том, как он отличался от того, что происходило здесь. Там жители, казалось, вообще не знали, что такое мода. Одежда их и этикет диктовались привычками, максимальным удобством и собственными вкусами. Все знали всех. Наиболее забывшихся приглашал к себе и отечески наставлял генерал-губернатор — сам. В Троицке ненавидели формальности, но одновременно почитали власть и положение в обществе — от генерал-губернаторской власти до власти родителей, от власти господина над прислугой до власти хозяина над мастеровыми.
