Раздробленный свет (ЛП) - Кауфман Эми (читаем книги онлайн .txt) 📗
— Они уже начали? — спрашиваю я, пытаясь палочками достать лапшу из его миски. Его главный монитор, подключенный к каналу центральной сети, показывает аэросъёмку бурлящей толпы, собравшуюся на месте крушения «Дедала». Теперь это место обеспеченно структурными опорами и покрыто строительными лесами, пока идет восстановление слоев города. Гидеон прикрыл световые люки ставнями, поэтому цвета монитора яркие и четкие.
— По-моему, несколько минут назад. Муньос произносит речь… Сейчас включу звук. — Он щелкает пальцами перед монитором, и внезапно из динамиков доносится глухой рев толпы и голос президента.
— Мы не одни. — Беспилотный аппарат приближается к президенту Муньос, которая стоит за кафедрой и смотрит на толпу, пока разносится ее голос. — Слова, которые человечество воображало услышать веками, с тех самых пор, как первые древние народы взглянули на звезды и решили, что это Боги. Я стою здесь сегодня перед вами с нашим ответом: мы не одиноки, мы никогда не были одиноки. — Позади нее находится разлом, его золотое сияние видно даже при ярком полуденном солнце. С постоянно открытой дверью между Вселенными шепоты, официально называемые Коллективом, медленно исследуют наш мир за пределами машин Лару. Их встречают с подозрением, гневом, любопытством, почтением… и, в основном, с надеждой. Благодаря их помощи, восстановление города после крушения пошло в два раза быстрее, чем мы могли бы сделать это самостоятельно.
Президент Муньос делает паузу, вглядываясь в лица толпы.
— Теперь мы знаем, что интеллект, эмпатия и любопытство присущи не только человечеству. Нам нужно многому научить и многое постичь. Мы обогатим жизнь друг друга, построив фундамент доверия и надежды. Я знаю, что у многих из нас есть вопросы или даже страхи… я знаю, что многие находят, что в свете наших ужасных потерь, доверие особенно дается нелегко. Вот почему я создала новую должность, один голос, который держал бы ответ от имени Коллектива и перед Коллективом. В свете всего произошедшего некоторые из вас могут найти это решение удивительным. Но наш новый посол красноречив и уравновешен, и остается единственным человеком, который когда-либо присоединялся, пусть и ненадолго, к Коллективу по ту сторону разлома. И ни у кого нет причин усерднее работать на благо мира и восстановления. Прошу присоединиться ко мне в поздравлении посла Лару.
Президент делает шаг назад, чтобы дать возможность новому послу присоединиться к ней на трибуне.
— Вот она! — визжу я, тыча палочками в ногу Гидеона. — Святая корова, посмотри на это платье. Боже, она не шутила.
— Мне твое все равно больше нравится, — говорит Гидеон с набитым лапшой ртом. — То, что со светом и бахромой.
— То, которое было все разорвано и осталось в дырах, потому что я носила его во время крушения космического корабля? — Я искоса поглядываю на него. — По-моему, там мало что осталось от платья.
— Так почему, ты думаешь, оно мне нравится?
Я снова тычу в его колено палочками.
— Тише, я хочу послушать.
Когда Лили присягает президенту в новой должности, беспилотник камеры перемещается по делегациям с каждой планеты. Мои глаза пытаются найти кельтский узел и единственную звезду на гербе Эйвона, но первым я выделяю из толпы лицо Флинна. Я хватаю Гидеона за руку, но он уже ухмыляется. Джубили сидит рядом с Флинном, и ее платье насыщенного персикового цвета красиво смотрится на солнечном свете. Не думаю, что оно было бы заметно, если бы вы не искали его. Так же я замечаю, что Флинн смотрит на нее, а не на сцену у разлома.
Когда президент Муньос пожимает руку Лили и отступает к одному из мест на сцене, Лили подходит к микрофонам.
Несколько дней назад, когда мы вшестером собрались в гостиничном номере Флинна на ужин, Лили провела большую часть времени с пепельно-серым лицом в углу, что-то записывая, а потом разрывая записи. Тарвер предупредил нас, чтобы мы не поднимали вопрос о ее предстоящей речи на церемонии приведения к присяге.
Но сейчас, глядя на нее, этого не скажешь. Улыбка, знакомая большинству людей по рекламным билбордам косметики и модным журналам, не дрожит… ее руки не дрожат. На ней зеленое платье, сшитое по моде нескольких лет назад, но оно ей идет. Тарвер стоит неподалеку с отрешенным лицом, глаза устремлены на нее. Лишь ветер колышет ткань.
— Мой отец, — начинает Лили, и ее голос эхом отдается в толпе, — выдающийся человек. Взрослея, я верила, что он не может ошибаться. Я представляла его себе одним из древних Богов, о которых говорила президент, подходящим спутником для звезд.
Она оглядывает толпу, умолкая, чтобы перевести дыхание.
— Но звезды не Боги, и мой отец тоже. Он был… является… человеком. Все, что он делал, каждый путь, который он избрал, он считал правильным. Его ошибкой была не жажда власти, славы или богатства. Это не была гордыня или высокомерие, даже не покорение целого вида.
Позади нее мерцает сияние разлома. Несколько шепчущихся золотых нитей вылетают из него, вьются в волосах Лили и оседают вокруг сцены. Коллектив тоже прислушивается к тому, что она говорит.
— Ошибка Родерика Лару заключалась в том, что он считал, что имеет право принимать решения за нас. Вера в то, что бремя выбора было возложено на него, и только на него, в конечном счете, погубила его. Однажды он назвал корабль «Икар»… и стоял потрясенный вместе с остальной Галактикой, когда тот в огне упал с неба. — Она оглядывается, камера направляется на Тарвера, чье бесстрастное лицо только улучшилось за последние несколько недель освещения в СМИ. — Но свобода воли — это то, что значит быть человеком, и никто не может определить путь, по которому вы пройдете через эту Вселенную. Выбор — это наше величайшее право, наш величайший дар… и наша величайшая ответственность.
Лили опускает глаза, хотя аэросъемка показывает, что у нее нет записей. Она молчит так долго, что я смотрю на Гидеона, беспокоясь, не забыла ли она остальную часть своей речи. Я больше не слышу толпу через микрофоны, настолько полна тишина. Как будто весь Коринф, вся Галактика, смотрящая на это по каналу через гиперпространство, затаила дыхание.
Но затем она поднимает голову, и актриса во мне распознает в ней мастерство. Она оратор. Никто не знал, что ее самообладание может быть настолько развитым.
— Так что теперь, здесь, сегодня, у всех нас есть выбор. — Голос Лили повышается, страсть слышна даже сквозь искажение динамиков. — Мир навсегда изменился теперь, когда разлом открыт для добра. Мы никогда больше не будем одни в необъятности этой Вселенной. Поэтому мы можем приветствовать этих новых существ с подозрением и недоверием, с виной и гневом, или мы можем показать им, почему человечество стоит знать, стоит к нему присоединиться, стоит спасти.
Она делает паузу, словно ожидая, что от своих слушателей… от сотни тысяч людей, собравшихся на улицах Коринфа, от миллиардов, наблюдающих за происходящим на экранах по всей Галактике, от меня, лежащей на этом потрепанном матрасе, обнимаемой Гидеоном… что мы сами сделаем свой выбор.
— Я, например, сделала свой выбор. — Лили поднимает голову, окидывая взглядом леса, образующие каркас здания штаба, перестраиваемого для разлома. — Вот почему мы супругом возглавили «Компанию Лару» и направляем ее значительные ресурсы на восстановление нашего города и на изучение всего, чем могут поделиться с нами наши новые соседи. Новая штаб-квартира, которую вы сейчас видите строящейся, станет местом для всех, для людей или нет, куда можно будет прийти, поделиться историями и воспоминаниями, и узнать о том, что значит быть человеком. Они хотят знать все… хорошее, плохое, тьму и свет. Они хотят, чтобы вы принесли свои истории.
Лили снова опускает глаза на толпу, и ее заразительная, знаменитая улыбка возвращается.
— «Икар» был назван с высокомерием. Теперь мы обращаем эту традицию имен к чему-то хорошему, к чему-то обнадеживающему. Новый проект будет называться «Эос» — в честь древней богини рассвета, в честь нового мира, в котором мы оказались. Я надеюсь, что когда этот новый день настанет на планетах по всей Галактике, мы все сможем разглядеть надежду в рассвете.
