Веридор. Одержимый принц (СИ) - Литвинова Ирина А. (полная версия книги txt) 📗
Джанго умчался прочь из Северного Предела вечером того же дня, не объясняясь с Линн, даже не прощаясь с ней, только бросив напоследок: "У меня нет больше жены". Она ответила ему едва слышным: "Луна не успеет перемениться, у меня будет новый муж, добрее и заботливее тебя. Тот всадник будет мой, не будь я черная ведьма!" Удар пришелся не в бровь, а в глаз: больнее собственного несчастья Джанго могло стегнуть только счастье младшего брата, которого никто никогда и в грош не ставил и которому каприз судьбы бросил все то, что принадлежало ему, Джанго!… Ни разу боле его нога не ступила на земли Северного Предела, небеса которого помнили страшные проклятия, посылаемые к ним из самого темного уголка его души, истекающего завистью, ревностью и презрительностью.
Но если брошенные сгоряча слова даже не сотрясали понапрасну воздух, поскольку были произнесены про себя, то был один случай, за который Джанго казнил себя уже много лет. Он так и не наскреб в себе мужества открыть Кандору всю правду, хотя знал, что брат не будет держать зла на него. Ну, подумаешь, спустя пять лет после расставания с женой увидал Его Величество, как всегда в обносках, что под стать егерю, но никак не особе королевской крови, вместе с Линн, плывущими в лодке вниз по течению Вихры и воркующими, аки голубки, и, давясь собственным ядом, не преминул переспать с женщиной столь горячо "любимого" брата? Кандор… каким же светлым он был, таким, что аж от самого себя, на его фоне словно в золе испачканного, противно! Брат и помыслить не мог о том, чтобы предать кого-то, поэтому-то и не ждал предательств от близких. И одним из таких "недоглядов" был он, Джанго. Линн Его Светлость не брался осуждать, в конце концов нынешний кронгерцог понятия не имел о всех тонкостях отношений, связывающих её и Кандора. Долог ли был их роман? Чувствовал ли брат когда-то что-то к Линн? Или же она исполнила свое обещание и опоила его каки-то приворотом? Хотя последнее вряд ли, Кандор слишком силен, чтобы его голову мог затуманить приворот, разве что приворот на крови. В любом случае, отдалась она ему в тот же вечер, что и гуляла с Кандором, причем не банально в захолустном борделе на скрипучей узкой койке, коих они во времена своей страсти немало переломали в доходных домах Порсула. Линн завязала Джанго глаза и отвела в одной ей известное место, и грешное ложе им заменил холодный камень, который, чем дальше они заходили, горячел и горячел все больше, в конце концов раскалившись, словно они провалились в Хаос, и чуть не обжигая любовников искрящейся во вскипевшем воздухе магией… Это была их последняя ночь, последняя встреча и последняя измена в жизни блистательного лорда Джанговира.
Глава 1 (2)
— Право, я уж думал, что ты в кои то веки насмерть расшибся и все, с концами, а не как обычно, — протянул Гвейн, отстраняя горлышко бутыли, но вовсе не потому, что её содержимое было дрянное, а всего лишь чтобы новой фразой поддержать разговор, вялотекущий, в отличие от вина, хлещущего, словно кровь из артерии, через продырявленное кинжалом отверстие в пузатом, уже практически наполовину пустом бочонке. — Кстати, ты как догадался то, что я иду порешить тебя, и какого демона не наутек бросился, а со стены сиганул?
— Так до земли быстрее было, — напрочь проигнорировав первый вопрос, лаконично отозвался Лихой, примеряясь к бочке у противоположной стены трюма.
Спустя мгновение цель была поражена, как и всегда от руки бравого разбойничьего атамана, точно в яблочко, то есть в самый центр круглого дна. Лихой лениво поднялся и уверенной походкой заправского моряка, которого морской качкой не удивишь, подошел к добыче, вытащил всаженный в дерево на три четверти клинок и подставил кружку под маленький хмельной водопад.
— И ничего лучше ты не придумал, кроме как растрезвонить на всю округу, что это я тебя в полет отправил.
— Ну, тут я, конечно, твои способности преувеличил, навряд ли я тебе по зубами, — съязвил атаман, за что был тут же наказан пришпиленным к бочке рукавом — набитая рука Гвейна тоже метала ножи с ювелирной точностью, и сейчас лезвие вонзилось всего в паре миллиметров от руки брата.
Лихой на это только хмыкнул. Для них это была забава, игра на грани кровопролития, рискованная и от того более захватывающая. Сколько раз Жестокий король вещал своим детям, что нельзя целиться и тем более нападать без причины и не во время боя или тренировки. Но прошли годы, мудрые наставления как не соблюдались, так и не соблюдаются, и мальчишки, хоть и разменяли третий десяток, так мальчишками и остались. Поэтому то кинжал лихо вернулся Гвейну, с легкой руки атамана воткнувшийся слева от головы чернокнижника, да так, что тот ухом чувствовал холод стали. Стоило Гвейну достать его, как прямо в лицо ударило новое вино, но так как кружка была уже полна, пришлось ловить терпкий виноградный сок ртом.
Лихой не отвлекал Гвейна от спасения ценного пойла, так и норовившего расплескаться прямо из горла и самым бестолковым образом расходоваться, обмыв грубо отёсанный пол трюма. Атаман молча стоял у своей бочки и, заткнув отверстие кинжалом и на время позабыв о плескавшемся в кружке, словно море в берегах, вине, задумчиво взирал на брата. Он не столько рассматривал чернокнижника, сколько прислушивался к себе. К своим чувствам к этому человеку.
Лет пятнадцать назад Лихой, мрачно взирая на мир из-под насупленных бровей, плевался ядом в сторону всех и каждого, искренне полагая, что нет у него близких или дорогих людей. Мама все мечтала, что сынок назовет семьей Жестокого короля и его детишек. А ему никто был не нужен, даже материнская ласка опротивела после того, как он увидел её полный нежности взгляд, направленный не на него, а на чужого ребенка. Какой-то парень лет на пять старше него, а то и больше, принес Алис записку от отца, и мама, прочитав несколько начертанных рукой дорогого человека строк, расцвела и в порыве счастья расцеловала юного посланника, да еще и надавала ему сладостей! А ему, родному сыну, запретила после того, как он испортил три картины, над которыми она ночи напролет трудилась вот уже второй месяц! Видя, как загорелись глаза у того мальчишки, итак яркие, янтарные, словно у оборотня, Лихой впервые в жизни разозлился. В тот же вечер его и след простыл.
Поначалу он думал не возвращаться к маме и вовсе, но назад его тянула малышка Лотти, единственным другом которой он был. Потом мама все-таки уговорила его хотя бы попробовать сойтись с папой. О, как он попробовал! С огоньком, в прямом смысле слова. Лихой думал, ему дадут плетей за сожжённую королевскую конюшню или даже бросят на пару деньков за решетку. Каково же было его удивление, когда его препроводили в тронную залу, чтобы Его Величество, увидавший из окна кабинета ловкача, подпалившего сено, лично спросил о причинах. Что ж, Лихой пихнул королю в руку письмо мамы, ни секунды не сомневаясь, что венценосец не то что не признает сына, рожденного непонятно где, непонятно кем, непонятно когда, но, как гласило письмо, непременно от него. Мама даже не подписалась, а на обугленном с одной стороне листке было накарябано дешевым гусиным пером только: "Это твой сын, Кандор, великий король Веридора". Пф, как будто Его Величество по почерку помнит всех девок, которых он поимел лет пятнадцать назад! Да большинство из них, должно быть, и писать то не умели!
Жестокий король спалил письмо прямо в своей руке, но Лихой явственно увидел, что то была всего лишь визуальная иллюзия, но и не подумал разглядывать, что на самом деле монарх сделал с подпаленным посланием из прошлого. И вдруг Кандор Х подался к нему и… обнял! Крепко, как будто ждал его много лет после долгого плавания. Лихой понятия не имел, как это, когда любящие родители прижимают тебя прямо к сердцу, безмолвно рассказывая о том, как скучали и каждый день молились, чтобы ты сегодня переступил порог родного дома. В детстве мама, кажется, обнимала его и гладила по голове, он точно не помнил, а потом, когда чуть подрос, начал уклоняться от ее ласк. Что за телячьи нежности! Вон, Лотти — девчонка, пусть она к рукам ластится! Наверное, от неожиданности Лихой сразу и не отстранился от короля, а после — уже не мог.
