Первенец (СИ) - Мор Дэлия (читать полную версию книги .TXT) 📗
Голос генерала постепенно затих, а потом Наилий пришел с Дарионом на руках. Положив пухлую щеку на плечо отца, сын дремал с приоткрытым ртом. Темные ресницы, длиннее, чем у Куны, веером закрывали нижнее веко. Не хватало только задорных веснушек на носу и шрама под бровью. Маленький генерал. Какое счастье, что командует пока только игрушками.
Наилий уложил его в кроватку и, беззвучно шепнув: «Пойдем», мотнул головой в сторону кухни. Куна едва дождалась, когда оба переступят порог и закроют все двери.
- Давно Аврелия пропала? Почему ты молчал? Что с ней случилось?
Спрашивала тихо, но голос вибрировал от беспокойства. Генерал замкнулся, превратившись в одну из тех статуй, которые Куна последнее время видела слишком часто. Холодный, вежливый, собранный. Так и хочется добавить: «Ваше Превосходство».
- Она пропала без вести, - глухо ответил Наилий, разливая по двум кружкам горячий отвар. - Три недели ищут и гражданские и военные. Поверь, мои бойцы всю Равэнну вверх дном перевернули, её нигде нет. Никаких изменений по счетам, круг общения молчит, движение Диан-Фор-Два-Грост по аптеками и пациентам отследили, но там пусто. Извини, я ждал новостей, потому молчал.
- Без лекарств Аврелия уже не может ходить, - пробормотала в пустоту Куна, не чувствуя, как кружка с отваром обжигает пальцы. - В стационар нужно вести сразу, как найдут. Болезнь запущена, времени мало, Наилий.
Говорила и понимала, что уже поздно. Сестра мучается, умирает, а она сидит в горах и штанишки Дариону стирает.
- Скажи, она жива? Есть хоть какой-то шанс? Только честно, пожалуйста.
Генерал закрыл глаза и качнул головой. Нет. Безразлично и неотвратимо, как маятник, запущенный чужой рукой.
- Рэм проверил подпольные бордели, притоны шуинистов, другие менее криминальные сборища гражданских - нет её там. Уехала на машине из города и пропала вместе с машиной и своим ухажером. Его тоже нигде нет. Я не хочу категоричных заявлений, но так бывает только, когда жертв убивают и уничтожают тела. Можно ждать и надеяться, я не сдался, бойцы ищут, но в живых Аврелии скорее всего нет.
Ладонь покраснела от жара кружки. Куна безразлично смотрела на алую кожу и удивлялась, почему ничего не чувствует? Глупый розыгрыш, злая шутка. Аврелия не могла умереть. Так не бывает. Она где-то там по уши в неприятностях, скоро доберется до планшета, позвонит и скажет, что нужно заплатить деньги, а её забрать домой. Деньги, деньги, деньги. Сколько стоит улыбка сестры? Её смех, бесконечная болтовня, щебетом птиц будившая по утрам. Сто тысяч «почему» маленькой девочки и взрослое: «я все сама». Кому нужны теперь платья, туфли, косметика? В комнате барака рабочего квартала навсегда станет тихо. Мать жила ради Аврелии, для кого теперь будет?
- Я звонила домой, - сказала Куна, не поднимая взгляда от своих пальцев. - Мать в истерике, она ничего не знает.
- Знает, но не верит. Муниципалитет прислал уведомление о включении твоей сестры в реестр пропавших без вести. Из общежития курсистов вернули вещи Аврелии в мешках, но они так и остались на пороге барака. Твоя мать не прикоснулась к ним. Она не ходит на работу, не общается с соседями. Муниципалитет отправил к ней психотерапевта, но результата от разговоров нет. Ты можешь поехать в Равэнну, если хочешь. Извини, но Дарион на это время останется со мной. Слишком мал что-то понимать, слезы и сильный испуг ему ни к чему.
Куна сначала кивнула, соглашаясь, а потом задумалась. Мать с её привычкой обвинять всех подряд, едва увидев старшую дочь, бросится с кулаками. Где была раньше? Почему не помогла? Не исчезни она с генералом, Аврелия сидела бы дома и не оказалась в той злополучной машине. Нашла все-таки ухажера, устроила себе сытую и счастливую жизнь. Будто жалования матери не хватало на наряды.
Не хватало. Куна больше не работала, и денег в семье стало меньше.
- Куда она поехала? Зачем?
Наилий медленно цедил отвар из кружки и так же медленно рассказывал про кредиты в банке, оформленные на мать, несостоявшееся кафе ухажера Аврелии и ультиматум погасить долг немедленно. Таинственный дядя обещал помочь. Это все, что удалось узнать. Куна закрыла лицо ладонями и простонала.
- Бред. Несуществующие боги, какой бред! Что же ты натворила сестренка? Зачем?
Боль вскипала желчью и щипала за язык обидными словами. Куда смотрела мать? Как отпустила Аврелию не пойми с кем? Взрослая стала, как же, на курсы пошла. Выросла глупым ребенком и за цикл не изменилась.
- Я тоже виновата, - причитала Куна, - сидела здесь вместо того, чтобы...
- Нет, - резко ответил генерал, стукнув дном кружки по столу, - хватит принимать на себя чужие ошибки.
- Они - моя семья.
- Дарион - твоя семья.
Куна толкнула стол, резко поднимаясь. Кружки, звякнув, зашатались, выплескивая отвар. Генерал с упрямством ракеты, летящей к цели, не хотел принимать её семью. С самого начала, когда скрывал их отношения. Потом, когда приказал не пускать Аврелию на порог особняка и сейчас, спрятав Куну в горах. Стыдился женщин из рабочего квартала или боялся навредить репутации полководца? Как же, тридцать три легиона подчиняются, не прекословя, а тут не только Куна будет спорить, но и мать с сестрой.
- Уж не ты ли все подстроил, Наилий? Нет Аврелии - нет проблем.
- Думай, что говоришь, - прошипел генерал, тоже поднимаясь на ноги, - я не воюю с женщинами. Тем более с больными детьми. Жалеешь, что не дала семье присосаться к генеральскому пайку на Дариона? Что ж, у тебя еще осталась возможность. Ты распоряжаешься пайком, не я. Хочешь - гаси кредит, хочешь, содержи мать, я не стану вмешиваться.
- Так и сделаю, - твердо пообещала Куна, - близко не подойду, чтобы помощи попросить. И сестру сама найду.
- Не найдешь, - грубо ответил Наилий и замолчал. Хлесткий ответ будто по щекам Куну ударил. Да так. что слезы чуть не брызнули. Не найдет ведь, прав генерал. Что она может, сидя в горах, привязанная к детской кроватке? Куда бежать? Кого спрашивать?
Газовая лампа над головой зашипела, моргая темнотой. Старая, как дом и эта кухня с чуть обшарпанной мебелью. Генерал сказал Куне тогда ночью в воздушном катере: «Я слишком стар для тебя», зря не послушала. Из ста пятидесяти циклов жизни, сорок - очень мало, но Наилий считал иначе. Слишком рано стал генералом, очерствел, закостенел в привычках. Даже ради сына менял расписание учений и командировок с большой неохотой. Командир, полководец, хозяин пятого сектора. Что толку говорить: «мой мужчина», когда это давно не так?
- Тебе ведь совсем меня не жалко, правда? - осторожно спросила Куна, не глядя генералу в глаза. - Я знаю, как ты любишь сына и никогда не закрою перед тобой дверь, запретив с ним видеться, но мы чужие с тобой, Наилий.
- Это не так.
Куна подняла руки, умоляя дать ей закончить, и говорила все быстрее и быстрее:
- Ты бываешь здесь раз в месяц и то, если нет срочных дел. Приезжаешь к Дариону, а со мной разве что ужинаешь вместе. Наилий, у нас не было близости половину цикла, я больше не нужна тебе, как женщина. Мне все равно, есть ли у тебя кто-то в Равэнне, но я знаю, что редкий мужчина продержится без женской ласки так долго.
Не репетировала разговор заранее, как-то само вырвалось и теперь, ужаснувшись собственной смелости, Куна ждала ответа. Надеялась с детской наивностью, что Наилий начнет переубеждать, уговаривать. Пообещает, что кончится напряженный период на службе, и он будет приезжать чаще, но генерал молчал. Еще тяжелее, чем перед новостями об Аврелии.
- Я не могу держать тебя рядом насильно, - пробормотала Куна, от слабости едва чувствуя ноги. - Ты мой первый и единственный мужчина, но жизни нельзя приказать идти так, как тебе хочется. Дарион навсегда твой сын и это не изменится, когда мы станем свободными.
До последних слов в отношения не хватало одного вдоха. Формула, такая же древняя и важная, как: «Я хочу назвать тебя своей женщиной», уже каталась на языке. Куна могла сказать сама, но ждала её от генерала.
