Доминика из Долины оборотней (СИ) - Чекменёва Оксана (бесплатные книги полный формат .txt, .fb2) 📗
– Кризис явно миновал, – дядя Джеффри вынул у меня изо рта термометр. – Температура заметно упала. Уже сто два, а ещё утром было сто десять. (* По Фаренгейту, а по Цельсию это 38,9° и 43,3° соответственно).
– Всё равно это слишком много, – папин голос. – У нас выше девяноста при перерождении не поднимается (* 32,2 °С).
– У нас-то поднимается, порой даже выше ста десяти, – голос Фрэнка. – Но у нас изначально человеческие девяносто восемь, в отличие от ваших семидесяти семи (* 25 °С).
– Тогда почему Ники так плохо? – мамин голос. Рука, гладящая мой лоб и волосы, впервые в жизни не казалась мне горячей. Она, наоборот, была прохладной.
– Потому что организм Ники был не готов к обращению, и теперь в нём идёт перестройка ускоренными темпами, – со вздохом объяснил дядя Джеффри. – Наши тела готовятся к этому событию десятилетиями, потом идёт сама перестройка, и уже потом появляется способность к превращению. А Ники две первые стадии перескочила, а теперь навёрстывает.
– Бедная моя девочка, – мамины пальцы гладили теперь висок и щёку – так приятно. – Ах, Синклер, ну, зачем было так набрасываться на мальчика? Ничего же страшного не произошло.
– Ничего страшного? – голос отца звучал не сердито, скорее... обиженно? – Я застал свою крошку обнажённой, в объятиях мужчины, который поклялся к ней не прикасаться. Что я должен был сделать?
– По крайней мере – не угрожать убить его прямо у неё на глазах, – ответил дядя Джеффри.
– Да что ему сделалось бы, он же бессмертный! – виновато пробормотал отец, явно давно понявший, что перегнул палку.
– Бессмертный до определённого предела, – возразил дядя Джеффри. – Он не обратился, а значит, перед пантерой был уязвим. И легко мог погибнуть, если бы ты этого захотел. И Ники это понимала. Кстати, Фрэнк, почему ты не обратился?
– Я мог его случайно поранить. Вы прекрасно знаете, насколько я сильнее. А Ники бы расстроилась, если бы её папочка пострадал.
– Зато когда Синклер превращал твоё лицо в котлету, она была просто вне себя от счастья? – ехидно поинтересовался дядя Джеффри. – Ты мог бы просто убежать.
– Я чувствовал свою вину. Мы, действительно, зашли слишком далеко...
– В отличие от Синклера я заметила, что Ники вовсе не была обнажена, – голос мамы. – На ней были брюки и бюстгальтер. Так что, не так уж и далеко вы зашли, Фрэнк. А Синклер, видимо, уже забыл то время, когда мы только встретились. И что мы сами тогда вытворяли.
– В том-то и беда, что я слишком хорошо это помню. Потому-то мне и снесло крышу. Но я бы не стал убивать его. Правда, не стал бы. Потрепал бы как следует – это да. Но не убил бы.
– Это уже не важно. Главное – Ники поверила, что ты можешь это сделать, и вот результат. Кстати, Фрэнк, если она хочет, уже можно дать ей ещё немного воды.
– Хочу, – едва слышно прошептала я. Шевелить губами становилось всё легче.
Тут же я ощутила уже привычную трубочку во рту, в этот раз я пила медленно, смакуя. Хотя родители, Фрэнк и дядя Джеффри замолчали, гул в голове тише не стал. Мне начало казаться, что сейчас моя голова лопнет. Выпустив трубочку из губ, я прошептала.
– Пусть... уйдут...
– Кто должен уйти? – переспросил Фрэнк.
– Все!.. И телевизоры выключат... пусть...
– Телевизоры? – удивилась мама. – Ники, здесь нет телевизора.
– Слышу... громко... пусть выключат... Голова болит... Жа-арко...
– Кажется, я понял, – голос Фрэнка. – На каком расстоянии вы можете слышать голоса?
– Мили две-три, – ответил отец.
– Можем и дальше, если громко крикнуть, – уточнил дядя Джеффри.
– Не удивительно, что у бедняжки гул стоит в голове. Сейчас, Солнышко, станет тихо и прохладно, обещаю.
– Что ты задумал, – раздался взволнованный голос отца, в то время как сильные руки подхватывали меня с кровати – или на чём я до этого лежала? – и вот я уже куда-то лечу, а гул голосов становится всё тише.
И уже через несколько секунд моё тело охватила божественная прохлада. Я осознала, что практически вся, целиком, погружена в воду, лишь голова покоится на плече Фрэнка. Моё тело, слегка поддерживаемое под плечи, словно бы парило в невесомости так, что боль в нём понемногу отступала вслед за жаром. Я почувствовала, как Фрэнк из пригоршни поливает прохладной водой моё лицо. Как хорошо! Мои губы сумели изогнуться в лёгкой улыбке. Я попыталась открыть глаза. Веки всё ещё были тяжёлыми и опухшими, но всё же мне удалось их слегка приподнять. Но то, что я увидела, заставило меня нахмуриться. Ну, попытаться нахмуриться.
– Кровь! – испуганно прошептала я.
– Ой, извини, Солнышко! – Фрэнк быстро смыл с лица запёкшуюся кровь, и теперь я вновь увидела его прекрасное лицо, целое и невредимое, покрытое чёрной щетиной. Сколько же я пробыла без сознания?
– Он всё время сидел возле тебя, на предложение умыться только отмахивался, – услышала я голос дяди Джеффри. – Равно как и на предложение поесть и поспать.
Я скосила глаза и увидела в нескольких десятках футов от нас, на берегу пруда, небольшую толпу. На том самом берегу, где недавно разыгралась трагедия. Я даже видела то самое дерево, в которое врезался Фрэнк – оно раскололось надвое, как от удара молнии, но удержалось на месте. Тут до меня дошли слова, сказанные дядей Джеффри. Я снова взглянула на Фрэнка.
– Ты голодный... – расстроенно прошептала я.
– Я не мог есть, когда тебе было так плохо, – ответил он, поливая с ладони мою макушку.
– Рэнди уже греет свои фирменные котлеты. – Вновь взглянув на группу, стоящую на берегу, я увидела, что это сказал отец Рэнди – он тоже присутствовал здесь, вместе с моими родителями.
А так же ещё несколько моих родственников. Но смотреть на них было неинтересно, к тому же даже такое небольшое усилие, как скашивание глаз вбок, добавляло головной боли. Поэтому я вновь стала рассматривать лицо Фрэнка – вот уж на что мне никогда не надоест любоваться. Даже головная боль словно бы стихала при этом. Лучше любого обезболивающего. Кстати, про обезболивающее…
– А можно мне что-нибудь... от головы... – с надеждой прошептала я.
– Топор! – послышалось щедрое предложение с берега.
– Уже не поможет, – другой голос. – Её шею топором уже не взять. Как насчёт бензопилы?
– Стивен, Морган, не смешно, – осадил шутников дядя Джеффри. – Извини, Ники, но никакое человеческое лекарство тебе уже не поможет.
– И нечеловеческое – тоже, – Фрэнк явно был очень расстроен. – Я бы отдал тебе всю свою кровь, до последней капли, но здесь бессильна даже она.
– Ничего, – утешила я его. Говорить становилось всё легче, хотя пока получалось только шептать. – Я потерплю... С ногой было... больнее.
– Если бы это была болезнь, – покачал головой Фрэнк. – Но это совсем другое.
– Твоё тело меняется, – снова подал голос дядя Джеффри. – Каждая клеточка. Отсюда и боль, и невозможность пошевелить руками-ногами. К счастью, те два дня, что были самыми болезненными, ты пролежала без сознания. Сейчас тебе в разы легче, поверь, уж я-то знаю.
– Жаль, что ты не очнулась уже после того, как всё было бы позади, – вздохнул Фрэнк. – С нами обычно так и бывает.
– Твоё перерождение затянулось, – вновь дядя Джеффри. – И когда опасность обезвоживания перевесила – твой организм сделал выбор. Вот почему тебе всё ещё так плохо.
Прохладные губы Фрэнка коснулись моего лба.
– Мне кажется, температура ещё немного упала.
– Сейчас проверим, – дядя Джеффри тут же оказался рядом с нами, не обращая внимания на свою одежду, и снова засунул мне в рот термометр.
Какое-то время все молчали и не двигались, насколько я могла слышать, лишь Фрэнк продолжал поливать мою голову водой. Наконец дядя Джеффри забрал у меня термометр и, взглянув на него, расплылся в улыбке.
– Девяносто шесть! (* 35,5 °С). Ники, такими темпами ты к вечеру уже плясать будешь. Уж не знаю, сама ли ты остываешь, или купание в прохладной воде помогло – но улучшения налицо.
