Хищное утро (СИ) - Тихая Юля (читаем полную версию книг бесплатно .txt, .fb2) 📗
И он отозвался в тон:
— Тихого утра.
День голосования настал неожиданно.
Я готовилась к нему, я ждала, переживала, взвешивала, и всё равно не верила до того самого момента, как не увидела перед дверями зала офицера Волчьей Службы.
Он был весь при параде: в тёмном мундире, с нашивками и орденом, с клинком в белых ножнах с золотом. Тележка с томами дела тоже была тут, а поверх папки с перечнем документов лежала ещё одна, красная, и из неё выглядывал бланк с водяными знаками.
Мигель сидел за столом, как будто всё это вовсе его не касалось. Жозефина накрасилась ярче обычного. Серхо пришёл с посохом: как председатель, он имел право не разоружаться при входе в Холл, но почти никогда этой привилегией не пользовался. Алико Пскери была бледна.
Я пересчитала ещё раз мысленно: пятнадцать Родов, шесть Северных, восемь Южных и Уарды. Только дурак станет искать в Конклаве истины: обычно все Южные, кроме Сендагилея, поддерживают Маркелава, а Сендагилея, в память о кровной вражде, голосуют против них; Северные держатся вместе.
Будет ли так же сегодня?
— Предлагается, — тихо зачитал Серхо, — признать Родена Маркелава нарушившим Кодекс, отлучить от Рода, изгнать с островов и передать представителям Волчьей Службы для установления справедливости. Прошу уважаемых Старших высказаться по существу предложения.
— Мой сын — достойнейший колдун, и всё его преступление — в неаккуратном выборе заказчиков. Он работал по найму, уважаемые Старшие, как делает всякий достойный колдун, когда желает поддержать Род. Неразборчивость при выборе заказа — дисциплинарный вопрос, который Род может и должен решить без участия третьих лиц. Из вопросов ясно, что артефакты — лишь повод для волков сунуть нос в колдовские дела. Я слышу так.
— Я слышу иное. Серьёзность преступления бесспорна и доказана, — скрипуче возразил мастер Жао. И, вопреки обычным воззрениям Южных, продолжил: — Я не вижу причин ссориться с Кланами, когда даже Кодекс предписывает не делает этого.
— Чернокнижие угрожает всем, — твёрдо сказала я, когда до меня дошла очередь. — Расследование преступлений в наших интересах так же, как и в волчьих. Если Служба сумеет установить истину и способствовать законности лучше наших внутренних сил, решение очевидно.
— Пенелопа права, — неожиданно поддержал обычно молчаливый Иов, — нам не нужны ни война, ни буйство Бездны.
— Коллеги, они получат бывшего сына Старшего Рода, — с сомнением протянула Жозефина. — Волки уже задавали плохие вопросы. Неужели остров Бишиг живёт так богато и привольно, что не имеет тайн, которые хотел бы сохранить?
— Это наш закон, — тихо, но горячечно говорила Варра Зене. Она наверняка знала о делах Тибора больше нашего и уже точно не хотела бы, чтобы их расследование зашло далеко. — Это наша земля! Они предали кровь, выгнали нас в нищету. Сколько ещё мы должны прогибаться?
Они заспорили, а я мысленно пересчитала говорящих. Иов, Жао и Юдифь — Южные, но говорят о законе; Жозефина и Варра — Северные, но говорят о чести. Интересны дела твои, Тьма.
Наконец, Серхо поднял раскрытую ладонь — и разговор стих.
— Прошу уважаемых Старших огласить своё решение.
— Против, — резко бросил Мигель Маркелава.
— За, — пожала плечами Мисурат Сендагилея.
— Против, — Варра Зене вся напряглась и сжала кулаки.
— За, — тихий голос Иова Аркеаца был едва различим за стуком чёток.
Они говорили, один за другим, и Серхо перекладывал чёрные и белые камушки из шкатулок в золотую чашу.
— Конклав принял решение.
lxxi
Я ждала чего-то большого, громкого, — но ничего этого было: только пустота и внутренняя царапающая, цепкая боль. С самого января я пыталась понять, как стану смотреть Лире в глаза, но так и не нашла решения.
Вдох — выдох. Я отстучала ритм по рулю и всё же вытащила зеркало, капнула на него кровью.
— Лира, Конклав…
— Я знаю, — сухо сказала она.
И потушила чары.
Домой я приехала в дурном, похоронном настроении, — и почти не удивилась, когда меня с порога встретила новая проблема. Весть о ней принёс Ларион: он выглядел взбудораженным и озадаченным.
— Мастер Пенелопа! Там… это…
— Где — там? Что — это?
— В склепе. Странное.
Из предков меня сегодня сопровождала только Урсула, и она ни слова мне не сказала: то есть, по крайней мере, ничего не рухнуло и ничего не затопило, что уже можно было воспринимать как хорошие новости. Я не стала глушить двигатель и кивнула Лариону на автомобиль, — он доведёт его до гаража и потушит чары, — а сама широким рубленым шагом двинулась к крыльцу.
— Безобразие, — ворчала Керенберга, медленно, по одной ступеньке, заползая наверх, — возмутительно! И именно в моём саркофаге!..
— Бабушка? Что случилось?
— Сама полюбуйся, — буркнула она, властно ткнув пальцем куда-то вниз. — И муженёк твой уже там, может хоть придумает, что с этим делать! А если он мне понадобится? И чем теперь обрабатывать? И если пойдёт коррозия, то…
Заинтригованная и сбитая с толку, я сбежала по лестнице, перешагивая через ступеньку, и поклонилась ритуальным зеркалам.
На островах склепы строят с чувством, с размахом: лабиринтом из длинных широких коридоров, часто расходящихся от парадного входа множеством ветвей. Саркофаги ставят по-разному, в старых частях иногда даже друг над другом, но чаще всего предков разворачивают к проходу ступнями, а между саркофагами размещают то статуи, то фонари, то огромные вазы со сшитыми из шёлка цветами. На острове Бишиг есть даже отдельная карта города, на которой размечены границы разных склепов: иногда они уходят далеко за границы участков и под присутственные здания.
На материке, конечно, склепы закладывают иначе. Здесь узкий коридор с саркофагами, установленными боком вдоль стены, заворачивает широкой спиралью и уходит вглубь.
Когда-нибудь, пугают консерваторы, мы прокопаем так дорогу до самой Бездны.
У первых, самых старых, саркофагов не было ничего необычного: лампады горели ровно, на посмертных масках — ни следа пыли, а почищенные недавно банки с ушами были все развёрнуты именами в проход. Редкие фонари делили коридор на отдельные островки света, а немногочисленные украшения разбрасывали гротескные мутные тени.
Я шла быстро, по привычке здороваясь с предками по имени, — и в самом конце коридора увидела странный, ни на что не похожий свет.
Ёши был там же, стоял задумчиво над пустым богатым саркофагом, который бабушка давным-давно заготовила для себя. А в меди и золоте внутренней чаши, куда когда-то погрузят её бренное тело и где его зальют бальзамом и закроют навсегда, было… что-то.
Больше всего это было похоже на клочок тумана, вытянутый и заполнивший собой весь саркофаг. У краёв он плескался, полупрозрачный и мягкий, точно шёлковый, в центре — был плотным и холодным на вид; он светился весь ровным молочным сиянием. Это было совсем не похоже на то, что в тумане была какая-то лампа, скорее — что каждая капелька, составляющая его, была крошечной искрой.
Странно, но этот свет совсем не бил в глаза. Он казался ласковым, нежным; на него хотелось смотреть вечно, как в волнующееся море; он звучал колыбельной, и вместе с тем — торжественным гимном.
— Не трогай руками, — предупредил Ёши. — Они этого не любят.
Он сказал это вовремя. Свет манил и звал к себе, и я, убаюканная, могла бы забыться совсем и коснуться его, утонуть в нём.
— Они?.. Что это такое?
— Точно не знаю, — задумчиво проговорил он.
— А если примерно?
Ёши посмотрел на меня с сомнением, будто не знал, может ли он сказать — или как я отреагирую. Я нахмурилась: мне казалось, что тайны о магии остались для нас в прошлом.
Наконец, он определился и сказал невозможное:
— Примерно так рождаются лунные.
Я вытаращила глаза и закашлялась.
Лунные — не от мира сего; это все знают. Ещё все знают, что среди лунных нельзя встретить детей. В книгах объясняют по-разному: где-то авторы осторожно пишут, что культура Луны закрыта, и о воспитании юных лунных нам попросту ничего неизвестно; где-то уверенно заявляют, что сами они бессмертны, а детей у них вовсе не рождается; где-то и вовсе тиражируют всякую немыслимую отсебятину вроде того, что лунные подкидывают своих младенцев людям и забирают их уже взрослыми.
