Лунная Заводь (ЛП) - Эндрюс Илона (книги полностью TXT) 📗
— Спасибо за нож. — Лицо Кальдара покраснело от напряжения. — Помоги мне избавиться от этой шлюхи.
По дому прокатилась дрожь. Она отдалась эхом в черепе Уильяма, сотрясая его зубы, как будто они еле держались на корнях.
— Я не отказался бы от помощи, — прохрипел Кальдар.
Дрожь снова запульсировала, как звон колоссального колокола, и Уильям пошатнулся от давления.
— Да что с тобой такое, черт возьми?
Внутри Уильяма дикий зверь насторожил уши. Кто-то звал его. Он повернулся к двери. Зов резонировал в его черепе, прямо в мозгу, минуя уши. Если это и была магия, то он никогда не встречал ее раньше.
— Сиди тихо и не шуми.
— Не уходи! Помоги мне, черт возьми! — Кальдар ударил свободной рукой по телу Эмбелис. — Сукин сын!
Крик, полный боли и тоски, эхом отозвался в голове Уильяма. Он выбежал в коридор, направляясь к источнику криков. Интенсивности мысленного вопля было достаточно, чтобы его сердце пропустило удар.
В конце коридора он увидел дверь — темный прямоугольник, дрожащий от крошечных магических толчков. Источник вызова находился за ней. Уильям бросился к ней.
Магия «Руки» танцевала на поверхности двери, распадаясь на тонкие, как дым, бледно-зеленые кольца. Он пнул дверь ногой. Она распахнулась настежь.
Сладкий запах наполнил его ноздри, пьянящий и густой, как запах старого гречишного меда. Что-то зашевелилось в комнате, вне поля его зрения. Уильям оскалил зубы, шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.
В углу комнаты распустился огромный цветок. Его корни, тонкие и усеянные коренастыми клубнеподобными пузырьками, расползлись по полу и стенам красноватой сеткой, оставив открытыми только окна. Корни сливались в толстый приземистый стебель, из которого торчали три широких листа. Красная жидкость текла по венам листьев, добавляя розовый оттенок к зеленым участкам.
Над листьями поднимались три массивных лепестка, серых с зелеными крапинками. Они были закрыты, скрывая центр цветка, как руки, сложенные в молитве.
По сети корней пробежала судорожная дрожь. Уильям отступил назад.
Корни ползли, разматываясь из дальнего угла, открывая стол и три длинных гибких щупальца, протянувшихся от цветка к четырехфутовому кокону.
С эластичной угрожающей силой щупальца оторвали кокон от стены и понесли его через комнату, разворачиваясь на ходу. Последние кольца скользнули, распрямились, и к ногам Уильяма с глухим стуком упало чье-то тело. Щупальца замерли в воздухе, твердые и неподвижные, как стебель кипариса.
Чтоб меня.
Гидравлическая тяга. Он узнал о ней, когда служил в Адрианглийском Легионе. Щупальца не могли пошевелиться, пока растение не пополнит свой запас жидкости.
Уильям опустился на колени рядом с телом. Труп лежал на спине. Мужчина. Возможно. Обнаженная плоть его лица и шеи была неестественно гладкой и распухшей, ее цвет напоминал глубокий вздутый пурпур свежего синяка. Рот трупа широко раскрылся. Опухшие веки лежали полузакрытыми на молочно-белых глазах.
Крошечный усик корня змеился по щеке трупа. Острый кончик корня, заключенный в шершавый, похожий на кору конус, пронзил мертвую плоть и пронзил ее насквозь. Кожа рвалась, как мокрая бумага. Густой поток вязкой кровавой жидкости выплеснулся наружу и потек по мертвой щеке на пол. Тошнотворный запах гниющего мяса вырвался из тела. Уильям отскочил назад.
Другие корни тянулись к трупу, пузырьки пульсировали, как крошечные сердечки. Растение пило жидкость трупа, поглощая ее, как воду.
Лепестки задрожали. Зеленые пятна, которыми они были испещрены, поползли прочь от краев лепестка, сливаясь в одно зеленое пятно у основания цветка. Корни продолжали качаться. Темно-красная жидкость растекалась по венам лепестков, превращая их серый цвет в красный.
Уильям поднял нож. Если растение попытается осушить его следующим, его ждет адский сюрприз.
Вены цветка сжались, раздвигая лепестки с мучительной медлительностью. Что-то шевельнулось внутри цветка.
С шепотом лепестки раскрылись, ярко-красные и жесткие, как хвостовые перья позёрствующего павлина. Взрыв желтой пыльцы вырвался в воздух, разносясь на сквозняке, словно желтый снег. Медовый аромат заполнил комнату.
Уильям кашлянул. Его глаза наполнились слезами, и он вытер влагу рукой.
Внутри цветка лежало тело. Обнаженное и лысое, хрупкое до истощения, оно лежало на спине в нижнем колоколообразном лепестке. Его ноги исчезали в сердцевине цветка. Голубоватый оттенок бескровной плоти трупа резко контрастировал с ярко-алым цветом лепестка.
Еще один несчастный ублюдок, которого съели.
К этому времени хлысты цветка уже должны были вернуть себе жидкость. Если он хочет нанести удар, то сначала должен пройти мимо них.
Тело открыло глаза. Они смотрели на него с молчаливой мольбой, и на секунду ему показалось, что он смотрит на Серизу.
У Уильяма перехватило дыхание.
Корни расползлись по сторонам, открывая узкую тропинку к цветку.
Он согласился.
Руки тела раскрылись, открывая впалую грудь и тонкие мешки кожи там, где раньше были груди. Голубые глаза следили за его движениями. Если бы она была моложе, если бы на ее лице было немного жира, то кожа была бы более гладкой. Если бы у нее были светлые волосы…
— Женевьева, — прошептал он и закашлялся, выпуская изо рта пыльцу.
Она протянула ему руку. Он взял ее ледяные пальцы. Та же красноватая жидкость, что затопила вены лепестков и листьев, пробивалась сквозь ее торс, раздувая сосуды под почти прозрачной кожей.
Она открыла рот. Волна магии обрушилась на него. Уильям упал на колени, хватая ртом воздух. Перед ним мелькнуло видение Серизы. Ее меч разрезал вялое тело Эмбелис, вырезая Кальдара из ее объятий. Она была в доме. Он моргнул, и образ Серизы исчез.
Рот Женевьевы искривился, она пыталась произнести хоть слово. Глаза Уильяма горели от пыльцы, которая кружилась в воздухе вокруг них в снежном потоке крошечных звездочек. Она заполнила его рот и нос, обожгла горло.
— Раньше… — прошептала Женевьева. — Моя дочь…
Ее хлыст метнулся к столу и откатился назад, обернувшись вокруг его плеча с нежностью, эквивалентной ласке. Кожаный дневник упал к его ногам.
— Никакого выбора… не было…
— Она знает, — сказал он ей. — Сериза знает.
— Скажи Софи… так жаль…
— Скажу.
Она сжала его руку.
— Убей меня… пожалуйста… чтобы Сери… не пришлось…
Нож в его руках казался тяжелым, словно налитым свинцом. Он поднял его.
Она улыбнулась. Ее хрупкое лицо с острыми костями, впалые щеки, глаза, утопающие в боли — все это было освещено, объединено и преображено этой слабой улыбкой, ставшей сияющей и неподвластной времени. Уильям знал, что будет помнить ее до самой смерти.
Он замахнулся. Лезвие чисто рассекло ее плоть. Ее голова упала на пол и покатилась, выпустив поток крови из обрубка шеи. Она стала выплескиваться на половицы, и корни потянулись к ней. Пузырьки накачивались, всасывая жидкость в каннибальском цикле, в то время как кровь продолжала течь из раны.
Уильям поднял дневник с пола.
Ее голова лежала на боку. Она все еще улыбалась, и ее голубые глаза смотрели на него.
— Спасибо, — прошептали бескровные губы.
Пыльца забила его легкие, лишая сил. Уильям поднялся на ноги и поплелся к двери, полуслепой, спотыкающийся, измученный и слабый. Его рука нашла ручку, и он налег на нее всем своим весом. Она сдалась перед ним, и он рухнул в коридор. Прохладная гладкость деревянного пола ударила его по щеке.
Дверь.
Уильям с трудом поднялся, закрыл ее и привалился к ней спиной. Легкие горели огнем. Последние облачка пыльцы кружились вокруг него.
Уильям сосредоточился на том, как поднимается и опускается его грудь. Его руки сами раскрыли дневник. Длинные полосы рукописного шрифта выстроились вдоль страниц, размываясь перед глазами. Он вытер последние слезы с глаз и поднес дневник так близко, что страницы почти касались его носа.
