На осколках гордости (СИ) - Мечтательная Ксенольетта (серия книг TXT) 📗

— Простите, я… — все же всхлипнула, ощутив горько-соленый вкус слез. — Я всему научусь. Предупредите Вольного, а я пойду к себе и больше никогда… Я больше не хочу быть виноватой. Я сделаю все, что попросите, только предупредите его.

Рука не перестала болеть, но немного полегчало, когда Волтуар разжал пальцы. Он отступил, отвернувшись от меня. Выглядел растерянным.

— Прикосновения, Асфирель, — тихо заговорил. — К любовницам не прикасаются другие мужчины. Считается, из вежливости. Стражники знают, что это не так, но связаны клятвой верности и никому не рассказывают. Метка позволяет узнать о девушке многое. Например, хорошо ей с нами или нет. Я терпел и приходил к тебе как можно реже. Не надоедал.

Стало прохладнее. По ногам пробежалась легкая дрожь.

— А зелье желания… Вы сами приходите к нам во дворец, ищете выгод, притворяетесь.

Я вспомнила Волтуара в первые дни нашего знакомства. Он был другим: строгим, немногословным, высокомерным, даже хитрым. Когда он изменился? Кажется, после того, как вернулся с казни. Выходит, тоже обманывал и притворялся, что верит мне. Для чего?

— Асфирель, — тверже обратился и гордо прошел мимо меня к комоду, продолжая уверенно говорить: — Метка позволяет нам чувствовать, когда вам на самом деле хорошо и когда противно. Зелье помогает не только любовницам. Нам, правителям, тоже. Оно позволяет расслабиться и не чувствовать себя виноватыми. А когда его нет… — выдвинул верхнюю полку и вытащил знакомый золотой футляр.

Нет, я не готова принять ис’сиару.

Кто у тебя спрашивает, Аня? Это плата за просьбу. Ты же сама сказала, что сделаешь взамен все, что попросят.

Я бросила взгляд на дверь. И снова на Волтуара. Надеть ее, или позволить Вольному уехать в неведении?

Волтуар приблизился вплотную, нависнув надо мной и спросил:

— Кто из нас двоих насильник, Асфирель?

Я отвернулась, чтобы не видеть его глаз. Он склонился ко мне, обдавая висок горячим дыханием. Притронулся к руке, погладив метку, и она снова потеплела. Футляр с тихим стуком коснулся поверхности стола. Он был открыт, а внутри лежал широкий браслет тонкого плетения. Словно из золотой паутинки.

— Я все чувствовал.

Я зажмурилась, понимая, что не смогу надеть браслет. Сжала кулаки, осознавая, что принесла Волтуару страдания. Как выбрать, когда выбора нет?

— Я все прощу тебе. И я всегда буду тебя…

Порывистый выдох пошевелил волоски, пощекотал щеку. Мне казалось, что я ощущаю его губы возле своих. Однако Волтуар не поцеловал, я почувствовала, как он отступил. Все еще боялась открыть глаза. Услышала шаги, чуть поежилась от прохлады. Постояла немного неподвижно, а затем рискнула — осторожно подняла веки. Нахмурилась, глянув на плечо. Сердце забилось в бешеном ритме, дыхание сбилось. Метки не было. Я отскочила от стола, оборачиваясь и высматривая Волтуара.

Правитель с гордой осанкой стоял у окна. Я не видела его лица. Может, как и я секундами ранее, закрыл глаза, а может, смотрел на закат. С его крепко сцепленных рук за спиной стекала тонкая дорожка крови, собиралась на коготке и срывалась тяжелыми каплями на пол. Я глянула на ис’сиару и на негнущихся ногах шагнула назад. И еще… Понимала, что Волтуар сейчас надеется. Наверное, будет надеяться даже тогда, когда услышит, как закрылась дверь. Любовь шан’ниэрдов — проклятие для них. И для окружающих их существ тоже.

Взявшись за холодную ручку двери, я остановилась. Волтуар по-прежнему заслонял закатные лучи, словно окаменел и разучился дышать. Хотелось сказать ему спасибо за все, но его неподвижность, осанистость говорили лишь о нечеловеческом самоконтроле. Наверное, в нашем случае любая озвученная благодарность прилетит плевком в душу.

Я прикрывала дверь так тихо, как если бы от этого зависела чья-то жизнь. Пусть его надежда поживет еще немного. Пусть живет подольше. Быть может, и у нее бывает срок годности, тогда ее смерть принесет меньше боли.

Духи больше не останавливали. Я мчалась по коридору, разнося громкий стук подошвы по углам.

Освобождение от метки не принесло ожидаемого облегчения. Разговор с Волтуаром тяжело осел в памяти. Именно сейчас мне хотелось бы узнать правителя получше, но не для любви. Для дружбы. Иногда любовь лишняя нагрузка в жизни. Иногда? Наверное, всегда, если она неразделенная.

Я вырвалась из центральной двери, сбежала по ступеням дворца и решительно бросилась к воротам. Если немного опоздала, то найду Кейела именно там. А если опоздала надолго?..

Любовницы Акеона разошлись по разным сторонам дорожки, позволяя беспрепятственно пробежать мимо них. Я не проверяла, провожали ли они меня взглядами. Какая разница? Ворота были закрыты, а стража неизменно несла караул.

Я приблизилась к эльфу, стоявшему на небольшой мраморной возвышенности. В попытке отдышаться, дважды глотнула и спросила:

— Вольный покидал дворец?

Эльф дернул ухом, затем чуть повернул голову и опустил на меня взгляд. Открыл рот, явно желая ответить, дернул вторым ухом, рассмотрев метку на щеке, а затем скользнул взглядом по руке и, презрительно скривившись, вздернул подбородок.

Я отступила. Обида не потревожила чувства. Для нее не осталось места. Только опасения усилились, что могу не встретить Кейела по дороге к стойлам. Даже думала подождать возле ворот, но решила, что сделаю все, что в моих силах. Если начала, нужно довести до конца. Не встречу Кейела во дворце, значит, сразу же отправлюсь той дорогой, которой мы когда-то поднимались от священного кольца. Буду бежать так быстро и долго, как только смогу. Все в порядке, я справлюсь.

По дороге к стойлам попадались слуги, но они сворачивали до того, как я успевала добежать до них, или останавливались, опуская голову и тихо приветствуя. Не все замечали, что метки любовницы больше нет. Жасминовая аллея загораживала обзор на широкую дорогу, ведущую к складам и пролегающую рядом со стойлами. Прощальные лучи солнца не могли пробиться сквозь густую листву. Знакомые ступени придали надежду, и я остановилась испугавшись, что вот-вот надежда может погибнуть. На ватных ногах я спустилась по каменным ступенькам и с опаской посмотрела в сторону стойл. Обзор загороди два фангра, несущие на руках громоздкие, но, кажется, не слишком тяжелые мешки. Они не заметили меня, проходя мимо и открывая глазам крыльцо через дорогу. Сердце на миг остановилось, а дыхание оборвалось.

Закатный свет стелился по дороге, освещал крыльцо огромного здания. Проход внутрь зиял чернотой. На ручке тележки, нагруженной силосом, висели кожаные и тканевые ремни. Радужные перья Тоджа в солнечном свете переливались масляными разводами. Две дорожные сумки лежали прямо на земле. Кейел возился с седлом, стоя ко мне спиной. Я судорожно вздохнула, вытерла сухие щеки. На всякий случай.

Гомон и перекрикивания рабочих заглушили шаги, и я подошла к Кейелу незамеченной совсем близко. Тодж с любопытством поглядывал на меня, щуря красный глаз, но молчал.

Что говорить тому, кто отказался от моей помощи? Навязываюсь… Если прогонит, тогда уйду. Сказать, что ему грозит опасность и сразу уйти?

Мысли вертелись в голове, но я не могла определиться с верным решением. И не успела. Непроизвольно шагнула еще ближе, коснулась рубашки Вольного, прижала ладонь к его спине. Он вздрогнул и замер. Я едва чувствовала его сердцебиение. Мешает собственное? Скользнула руками по теплому телу, обняла, прижимаясь щекой к его плечу.

— Сумасшедшая, — недовольно произнес Кейел. — Что ты делаешь? Нас же видят.

Пусть видят. Пусть морщатся и отворачиваются. Пусть кривят лица и за глазами обсуждают. Мы всего лишь жалкие и непредсказуемые люди. Нас обвинили еще до того, как мы стали виновными. Будет ли кто-то выслушивать наши оправдания? Возможно. Но даже выслушав, не все попробуют понять.

Он накрыл мои руки ладонями и сжал их. Я почувствовала его глоток. Наверное, сейчас скажет, что ему пора.

— Кейел…