Немая 2 (СИ) - Колч Агаша (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT, .FB2) 📗
— Можно я тебя обниму?
Глазищи на пол-лица. Волнуется.
Осторожно киваю — надеюсь, что «простит» мне такую вольность проклятье моё, — и первой делаю шаг навстречу.
Светлые боги, как же у него сердце-то бьётся. Выскочит ведь! Хотя моё в такт ему стучит. Руки нежные, теплые. Вот не отпускал бы никогда. Так и стояла бы…
— К-хе, к-хе!!! — за дверью.
— Да идём уже, идём!
Кажется, ничего не изменилось и всё идёт своим чередом, но краски ярче, ароматы острее, жизнь радостнее. Какая малость — знать, что любима, что Ерофея не отвратило от меня ни проклятие, ни признание его царевичем. Мы по-прежнему редко видимся, но раз в неделю дед с доброй улыбкой передаёт мне свитую в трубочку записку на бересте. Много на клочке, сорванным с полена, не напишешь, но слова «стрекозка моя», с которых начинается каждое послание, дают силы ждать и верить. Верить в то, что найдётся способ снять это про́клятое проклятие и мы сможем быть вместе.
Маскарад наделал много шума. Костюмы, придуманные и сшитые мной для семьи посла, поначалу шокировали всех, но когда разобрались, то долго удивлялись задумке.
Хоть было исполнено всё просто. Из ткани, присмотренной на складе Саввы Первушича, сшили простые платья для женщин. Прямой крой, длинный узкий рукав, скромнейший вырез под горло. И уже на эту целомудренную основу надели цветные эффектно задрапированные хитоны и яркие гематии, украшенные по краям вышивкой. Издали цвет нижних платьев сливался с цветом кожи, и казалось, что дамы, поправ приличия, облачились столь легко и откровенно.
— Слышала бы ты, Дашенька, как дорогая свекровь отчитывала одну из дам, которая пыталась что-то осуждающее сказать о нас. — Милослава очень точно повторила надменное выражение лица матушки Роднега и, чуть преувеличив акцент, сказала: — Удифляюс, сшколь порочшны фашси фантасзии, милейсшая. Не сшледует о подобном публичшно объявлят. Сштыдитесь!
По такому же принципу сшили и мужские костюмы. Прямые рубахи с узкими рукавами, портки, зауженные к низу. Золочёные сандалии с длинными ремешками, которые обматывали икры почти до колен. Конечно же, яркие хитоны и хламиды, скрепленные крупными фибулами. В руках Светлобожский Зевс держал изогнутый в виде молнии посох, а Зефир восхищал дам тонкой тростью с множеством невесомых прозрачных нитей, что развевались от малейшего движения, символизируя ветер.
Василия после праздника стали величать «Наше Солнце». Начали те, кто видел его костюм на балу, а следом подхватили все. Сначала царь сердился на такую приставку к своему титулу, а потом махнул рукой: «Надоест — забудут». Не забыли. Так и остался Василий Четвёртый в памяти народа южнорусского «нашим солнышком».
В суете подготовки к маскараду не забыли и о боярыне Луготинской.
— Вздорная баба, — начал свою речь Мезислав Жданович. — Приходится она нашему солнцу царю Василию не то семиюродной сестрой, не то девятиюродной племянницей. Сама толком не знает, но на каждом углу хвастается родством с венценосной особой. Тем и пользуется. Она и к Дарье ввалилась с требованием не просто обшивать её за три грошика, а ещё и гордиться этим. Когда же от ворот поворот получила, обиделась и поклялась отомстить. Поначалу были мелкие пакости, но Дарья их не замечала, чем злила эту сдёргоумку* до белого каления. Поэтому она и решилась на гулянии девок ряженых подослать. Не выгорело. А злость-то копится, гадюка собственным ядом травится. Послали кухарку. Спасибо, домовой у тебя, Даша, усердный. Ты бы ему молочка ставила каждый вечер и ватрушки клала. — Я покивала: и молоко ставлю, и ватрушку кладу. Как же без этого. — На допросе Цветава без кнута и дыбы рассказала всё, как есть. То, что сестру её, что боярыне служила, в поруб по навету посадили, а ей сказали, если не хочешь, чтобы сестрица сгинула, иди и делай. Вот и делала. Даже и не знаю, то ли жалеть глупую, то ли через задницу розгами учить. Не могла, что ли, к старшине пойти да пожаловаться?
Чародей, внимательно слушавший рассказ приятеля, иронично хмыкнул:
— Хорошо нам рассуждать, когда с царицей чаи распиваем, а царевич к внучке сватается, — помолчал, пожевал губы, покрутил пальцами мудры и продолжил. — А баба бедная, должно быть, верила, что никто против сродни царя-батюшки не пойдёт. Ещё и ей за наговор кнута всыплют.
Сотник почесал бровь и согласно кивнул.
— Так и думала.
— И что теперь? — перевёл мой вопрос дед.
— Боярыню вместе с мужем услали в дальнее поместье…
— Мужа-то за что? — вскинулся дед.
— За попустительство. Женился — воспитывай.
Я мысленно застонала и закатила очи долу. Средневековый мужской шовинизм. Но старички моего феминистского выступления не заметили, и сотник продолжил:
— Сестру Цветавы из поруба выпустили, допросили, отправили восвояси…
— А кухарка? — мы с дедом напряглись, ожидая ответа.
Никогда не знаешь, как поступишь, когда шантажируют жизнью, здоровьем или свободой близкого человека. Ну не травила же она нас, — подумалось мне.
— Всыпали тридцать розг, косы обстригли и отпустили.
И всё равно мне её жалко…
*Сдёргоумка — полудура (старорусский)
Глава 4
Уже отвыкла выходить из дому одна, но сегодня придётся — дед захворал. Кашлял всю ночь, нос заложен, голос пропал. Нет, не так, как у меня. Шипит нечто нечленораздельное и малопонятное. Злится, что плохо его понимаю. От этого сильнее кашляет. В Академию рвался. Насилу уговорила дома остаться, отлежаться пару дней, а не геройствовать. И без него Ёрш, не к ночи помянут будь, справится.
Уходя в мастерскую, наказала домовому и банному лечить чародея, не слушая ворчаний и не обращая внимание на угрозы, что изгонит всю нечисть со двора. Хорошенько прогреть в бане, попутно устроив ингаляцию из настойки эвкалипта, растереть ступни и ладони «вонючей мазью», после чего надеть тёплые носки, бельё и уложить в постель. Поить чаем с малиной и мёдом. Через час переодеть в сухое, постель тоже поменять. И потом, по необходимости, ещё раз. Бельё и постельное выварить, чтоб заразу истребить на корню.
— Потеть будешь, как мышь под метлой! С по́том болезнь выходить станет. Нельзя в мокром белье ни лежать, ни ходить. Ещё хуже заболеешь, — объяснила вытаращившему на меня глаза деду. Не умеет старик болеть.
Вдобавок шутливо пригрозила, что, если будет сопротивляться, то я лично займусь целительством. И тогда ему точно не поздоровится.
«Вонючую мазь» — от запаха её морщились все — я изобрела случайно, уронив как-то коробку с горшочками, в которых хранила разнообразные масла. Никак не могу смириться с мыслью, что парфюмерия — это не моё. Бывая на базаре и в лавках с редкостями, продолжаю скупать ароматные масла и настойки в надежде «а вдруг получится!»
Большинство сосудов или разбились, или треснули. Содержимое растеклось и смешалось. Ругая себя за криворукость, бросилась на ликвидацию последствий катастрофы. Вдохнула аромат нечаянно полученной смеси, и вспомнились ощущения жгучей прохлады на висках и между бровей, пощипывание крыльев носа и слезящиеся от резкого запаха глаза. А ещё неудобная миниатюрная коробочка, открывая которую умаешься.
Вдруг озарило, что смесь этих масел может стать основой замечательной мази, помогающей при простуде. Собрала всё до капельки, тщательно процедила от осколков и мусора, смешала с воском. Полученное разлила по малюсеньким горшочкам, заказанных для косметических притираний.
Дед, учуяв необычный аромат, обозвал бальзам «вонючей мазью», но пользу признал и при нужде пользовался, растирая на ночь грудь или натирая на теле точки, которые я ему показала.
Идя по улице, по сторонам головой не крутила — невместно это благовоспитанной барышне, да и задумалась о том, что надо мальчишку с запиской от деда в Академию отправить. Поэтому не заметила, как выбежала из приоткрытых ворот подворья Богдана Силыча Дуняша.
— Даша, постой же! — схватила меня за руку запыхавшаяся девочка. — О Ерофее замечталась? Не слышишь ничего.
