Дело о Невесте Снежного Беса (СИ) - Гусина Дарья (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
В блоке активировала выданный Вележем портал-«консерву» и чуть ли не пинками согнала Черри с дивана. Инструктаж был коротким, но емким:
— Так! В ванне по два часа не нежиться! Любую еду… короче, спрашивай у Ленни, прежде чем возьмешь что-либо из холодильника. В Сети не залипать…
— Там котики, — подала голос Черри.
— Все котики и собачки…
— … и мышки.
— И мышки… и кролики, и хомячки, я помню! Все мемчики только в свободное время! Не забывай, тебе тоже надо спать. У Вележа на тебя лишнего коловрата нет, а заправки дорогие. Помогай ему. Еду готовить Ленни тебе вряд ли доверит, но остальное вполне. Все, пошла!
Черри растворилась в портале, а я, переодевшись, посмотрев на себя в зеркало (ну и растрепа!) и ужаснувшись (и губы до сих пор припухшие от поцелуя Лексея), побежала НА РАБОТУ.
… Олевский ждал меня у машины. Открыл мне дверь и, пока я усаживалась, заговорил с кем-то по телефону, прохаживаясь по мостовой перед забором Академии.
— Добрый день, — робко обратилась я к кадавру. — Как поживаете?
— Продолжаю свое расследование, — отозвался джинн. — С каждым днем это становится все сложнее. Ай-сообщество загоняют под строгий контроль. В любой паутине есть паук, и тут тоже. Но кое-что у меня уже есть. Как только картина прояснится, поговорите с хозяином.
— Хорошо, — сказала я.
— Госпожа, на вас чужая магия. Подверглись воздействию?
— Ох, да, — я скривилась. — Пробегал тут один… саламандр… мимо.
— Позвольте мне убрать остатки вектора? Ваш коловрат и так слишком высок.
— Буду благодарна.
Джинн поглощал саламандрову магию, чуть ли не мурча от удовольствия. Мобиль слегка содрогнулся. Это дух икнул так, что ли?
— Магия огня, — прошептал кадавр. — Как же давно я ее не пробовал.
— Приятного аппетита.
— Мы всегда ладили с саламандрами. Мы одной крови, если так можно выразиться.
— Простите, а сколько вам… веков?
— Очень много, — в шепоте кадавра мне послышалась усмешка. — Но один из них я провел в рабстве.
— Вас заточил в металл злой колдун?
— Это была Древняя, — помедлив, уточнил джинн. — Одна из тех, что и ныне здравствует. И когда я выберусь отсюда…
Антон Макарович сел в машину и мы поехали.
— Я получил разрешение на повторный осмотр дома в районе Живописцев. В Агентство заезжать не будем, — сказал вендиго. — В силу сложившихся в день ареста Козински обстоятельств я так и не произвел реконструирование. Возможно, анализ темпоральной матрицы подскажет нам, где искать центр зла.
Я невольно поежилась. О бунгало над обрывом у меня сохранились самые неприятные воспоминания. В дороге мы молчали, а потом заговорили одновременно:
— … Почему вы передумали?
— … Вы не замерзли?
— Нет, мне тепло.
— Я… — Антон Макарович задумчиво смотрел вдаль.
От одного взгляда на его сильные руки на руле, аристократические длинные пальцы и точеные запястья, у меня трепетало внутри. Наверняка у него есть любимая женщина, не может не быть. Богдан Денисович на что-то там намекал. Она, должно быть, очень любит своего вендиго, холодного и немного занудливого. Может, даже боготворит: прячется в тени любимого мужчины, утром провожает в Академию, кормит ужином по вечерам, утешает его, свернувшись калачиком под мышкой, целует и… Мне вдруг стало жарко. Джинн отозвался легким беспокойством. Нет-нет, со мной все хорошо. Почему я ни разу не встречала в агентстве девушку Антона Олевского?
Я так увлеклась бесстыдным рассматриванием мысленной картинки, на которой мой преподаватель целовал некую абстрактную девушку, что на фразу Олевского «Приехали» ответила мрачным:
— Угу.
Антон Макарович посмотрел на меня несколько удивленно. Он так и не договорил. Не объяснил до конца, почему передумал и вернул меня в агентство, да еще и на танец намекнул. Я, вообще-то, должна была бурно радоваться (мечты сбылись!) или на худой конец бояться (мы вернулись в бунгало с развороченным «злыми костями» полом), а я рефлексировала по поводу личной жизни куратора. Куратора. Все же я с немалым удовольствием произнесла это слово про себя несколько раз. Вот Ксеня и Марьяша удивятся!
В доме Антон Макарович ушел в ванную, чтобы переодеться, и вышел из нее в синей футболке и джинсах. Кажется, я раскрыла рот: Олевский в виде почти домашнем был за пределами моих самых откровенных фантазий.
— В костюме неудобно, — несколько смущенно объяснил вендиго.
На груди у Олевского висел странный кулон – суровая серебряная снежинка из переплетенных побегов колючего кустарника. Казалось бы, несерьезный предмет, снежинка, но на Антоне Макаровиче подвеска смотрелась сногсшибательно брутально, наверное, за счет шипов, которые и создавали снежные лучики.
— Это… символ, — задумчиво сказал Антон Макарович, проследив за моим взглядом и взяв кулон в пальцы. — Единство родов моего отца и матери. На гербе моей мамы – колючий утесник, а снег – это от отца. Мы, вендиго, всегда носим что-нибудь, символизирующее снег и холод.
— Надо же! — радостно воскликнула я. — А у меня тоже… вот!
Выудила снеговика из-под свитера. Застеснялась – уж очень он был облупленный, да и петельку Милли уже не раз чинил.
— Он у меня с детства. Заговоренный против… ну… всяких… Сама-то я холод не люблю, хотя… смотря какой… — я окончательно стушевалась: Антон Макарович смотрел на мой кулон с непонятным выражением.
Мы стояли и глядели друг на друга в неловкой тишине. Олевский кашлянул и сказал:
— Приступим.
Я впервые участвовала в полевом, не учебном реконструировании. Все оказалось сложнее, чем в теории.
Антон Макарович оживлял... тени, сначала наугад, из коротких векторов тут и там, потом по гаснущим отблескам. Комната наполнялась золотистыми силуэтами: агенты службы защиты от паранормального, люди из Управления, я, Вележ, Райяр, Олевский – все те, кто был в тот день в бунгало. Даже тень «злых костей» мелькнула – негатив на светлом. Но не Козински и не тот, второй. Словно их стерли. Чем глубже вторгался Олевский, тем размытее становились контуры, тем сложнее вектора.
— Мне понадобится подпитка, — сказал Антон Макарович, присаживаясь на одно колено возле особенно мутного отпечатка. — Сможете влить коловрат здесь и вон там, на большом узле?
Я с радостью поделилась энергией. Стало легче терпеть давление коловрата. Но какое же оно сложное, это реконструирование: узлы, вектора разной глубины, соединительные элементы. Одна ошибка – и вся с трудом вычерченная картина превращается в рисунок шизофреника! Смогу ли я всему этому научиться?
— Я передумал потому, — словно услышав мои мысли, сказал Антон Макарович, продолжая неоконченный разговор в машине, — что вы очень талантливый медиум и сильная магисса. В Академии вам подходит именно факультет Криминалистики. Да-да, я не пропустил ни одного слова из мнения Ленни, вернее, его дифирамбов. Вы настойчивы, смелы, изобретательны и… великодушны, но…
— …неблагоразумна? — усмехнулась я.
Я тоже иногда могу читать мысли.
— … слишком полагаетесь на интуицию. Интуиция без твердых знаний – это оружие без предохранителя.
— Мой коловрат… — начала я. Если уж признаваться, то во всем.
— Иван Дмитриевич мне рассказывал… в общих чертах. Еще годик-другой оттачивания техники грамотного слива, и никто уже не сможет отслеживать вашу аномалию, Лучезара, а на рынке магических услуг такого специалиста оторвут с руками, — Антон Макарович встал, отряхнул брюки, вздохнул и устало сказал: — Хватит. Это бесполезно.
… — Он хорош, — пробормотал Антон Макарович в машине. — Слишком хорош, чтобы быть магом-человеком. Однако маги с кровью Других Рас всегда оставляют следы, действуют согласно своей специализации, а этот… Словно он одновременно создающий холод и ледяной стазис вендиго, легко управляющийся с нечистью и посмертиями фавн или стирающий следы сильвин.
